Гоймир вдруг взмыл в воздух — и Олега шмякнуло в стену, удар ногой пришелся в лоб. Он устоял на ногах, но кулаки опустились сами собой, ноги стали ватными…
— Х-ха! — выдохнул Гоймир, ударяя ногой в колено.
Он поспешил — Олег подсек его бьющую ногу зацепом вверх, и Гоймир вынужден был отскочить, чтобы удержаться на ногах, а Олег выиграл время для того, чтобы прийти в себя.
Если бы мальчишки приглядывались, то заметили бы, что Бранка давно сбросила маску скучающей королевы. Она следила за схваткой с неподдельной, все возрастающей тревогой. И как раз когда противники изготовились ко встречному броску, прозвенел ее голос:
— Будет! Довольно!
Ребята опустили руки, все еще по-боевому дыша. Гоймир поморщился:
— Не ко времени крикнула. Я едва разнесся…
Олег подставил ладонь и засмеялся, когда Гоймир неумело хлопнул по ней.
— Красивая схватка, — оценил Олег. — Давай одеваться. И… — он украдкой взглянул на Бранку, — …я все-таки пойду по своим делам. А вы сходите посмотреть на картину Одрина.
* * *
Уже со следующего утра Олег окунулся в донельзя привычный ритм спортивного лагеря — могло показаться, что он все-таки очутился там, куда не мог попасть на Земле из-за переезда. Три десятка подростков постарше все свое время посвящали теперь практически исключительно военной подготовке — от пробежек с камнем на плечах до боевых стрельб. Племя Рыси начало всерьез" готовиться к мести за предательски убитых в Зеленых Садах.
До начала этих тренировок Олег самонадеянно считал, что его классное умение спортивного фехтования даст ему преимущество перед местными. Так было во всех книжках, которые он читал — в «Дипломированном чародее» Спрэг деКампа, в «Дороге Славы» Хайнлайна, у того же пресветлой памяти Крапивина… Но тут с первых же секунд первой же учебной схватки он пожалел о том, что не записался в клуб, когда Юрка звал. Мечом — на треть короче и в два с лишним раза тяжелее спортивной шпаги — фехтовать в привычном смысле слова было нельзя, невозможно. Кроме того, у него просто отсутствовало острие — он предназначался только для мощных рубящих ударов. Плюс к этому, дрались обеими руками, держа в левой камас и используя щит на левом локте… Короче говоря, Олег попал в аутсайдеры, что больно ударило по самолюбию — и в любую свободную минуту он занимался с Гоймиром или с Йериккой. Со вторым это получалось лучше — Гоймир был никуда не годным учителем и быстро начинал горячиться.
Реванш взять удавалось по стрельбе — тут уже Олег выступал в роли инструктора. Жаль только, что патронов было очень мало и на тренировки их выделяли более чем скупо…
…В этот раз Олег сражался с Йериккой. Тот был, пожалуй, лучшим бойцом на мечах во всем племени, что в немалой степени воодушевляло Олега — ведь и Йерикка родился и рос в городе. Кроме того, рыжий горец обладал непробиваемым терпением и вкусом к обучению — умел повторять без срывов снова и снова одно и то же, никогда не ленился показать подробно любое, пусть и самое сложное, движение. Кроме того, он еще и ухитрялся разговаривать во время схватки.
— Запомни, — Йерикка наступал, парируя встречные удары Олега щитом, — то, чему я тебя учу, это не данванский гессадрер, не искусство. Наша цель — за минимальное количество времени максимально изрубить как можно больше противников с наименьшими потерями. Что угодно для того, чтобы вывести врага из строя! Даже не убить — главное, чтобы он перестал сражаться. Ты его обезвредил — и сразу к другому! Вот так!
Меч вырвался из руки Олега и с длинным гулким лязгом ударился о стену дома, за которым они фехтовали. Клинок Йерикки, свистнув, оставил на шее Олега угольную отметку от обматывавшей его тряпки — землянин схватился за чувствительно ушибленное место.
— Ладно, пока хватит. — Йерикка прокрутил в воздухе свое оружие. Олег, ворочая шеей, пошел за мечом; Йерикка уселся у стены и хлопнул рядом по вереску, доставая из сумки на поясе пару яблок. — Посидим немного.
— А что такое гессадрер? — спросил Олег, опускаясь рядом. Йерикка протянул ему яблоко, хрустнул своим, прожевал кусок и только тогда ответил:
— Данванское развлечение. Похоже на твое фехтование. У них многие этим увлекаются.
Подушка вереска приятно пружинила. Тут, за домом, не было здешнего постоянного ветра, пригревало спокойное солнце, и Олег, щурясь на него, глубоко вздохнул, расслабляясь. Йерикка искоса посматривал, поглаживая лезвие меча. Оба мальчика молчали, постепенно задремывая.
— Так мы уснем. — Йерикка зевнул, лязгнул зубами. — Пошли, вставай. — Он ткнул локтем Олега в бок. — И помни, что человеку боги дали две руки, одну — чтобы нападать, другую — чтобы защищаться! Это не бог моей матери Дьяус Однорукий.
— Почему он однорукий? — осведомился Олег, становясь перед Йериккой.
— Вторую руку ему оторвал Астовидату Расчленитель, когда они боролись. Правда, Дьяус все равно связал его и посадил на цепь…
— Оторвал этот… Астовидату? — поинтересовался Олег. — А не волшебный волк откусил? — ему вспомнились скандинавские саги.
— Нет, при чем тут волк, — пожал плечами Йерикка.
— А народ твоей матери, анласы — они какие? — спросил Олег.
— Я же их редко видел, да и не жил с ними никогда… — признался Йерикка. — Дикие даже по сравнению со здешними горцами… Вот, может, когда поедем на ярмарку — увидишь их. Они иногда добираются в эти места. Последнее время — чаще, потому что со своих земель за проливами начали уходить… Готов?
— Готов, — кивнул Олег, но тут же спросил: — Йерикка, а почему у вас нет волхвов?
Йерикка посмотрел на Олега расширившимися глазами, словно очень и очень удивился вопросу. Потом дернул плечо, отвернулся и несколько раз воткнул кончик меча в землю, как будто очищал его от чего-то.
— Почему ты спросил об этом? — Голос Йерикки был безмятежен и равнодушен.
— Ну… мне всегда казалось, что, если есть боги, то должны быть и эти… — Олег взялся за камень в кладке фундамента, покачал. — Служители культа.
— Кто?! — на этот раз Йерикка на самом деле изумился и не пытался этого скрыть. — Какие служители?!
— Культа, — растерянно промямлил Олег. — Это…
— Не, я понял, — поспешил Йерикка. — Я только не понял, волхвы-то тут при чем?
— Ну, разве не они типа там с богами говорят? — у Олега внезапно возникло ощущение, что они с Йериккой внезапно переключились на разные языки; он говорит по-португальски, а Йерикка отвечает ему на кечуа.
— Каждый может сам говорить с богами, если захочет, — покачал головой Йерикка. — Мы не христиане, нам не нужны посредники и специальные места для беседы со своими родичами… Так в вашем мире волхвы говорили с богами? Не может быть.
— Так в истории сказано, — возразил Олег.
Йерикка засмеялся:
— А я читал историю, где сказано, что до прихода всех благ с Невзгляда в Мире процветали скотоложество, кровосмешение и людоедство. Ее написали для нас верные слуги данванов… А кто писал историю для ваших школ?
— Фонд Сороса, — буркнул Олег. Он чувствовал себя глупо. — Ладно. Ты смешал меня с грязью. Но кто же тогда волхвы?
— Любой наш воин способен на многое в бою, — сказал Йерикка и замолк, уставившись куда-то мимо Олега. На фоне неба его профиль казался отчеканенным из вороненой стали, а волосы вспыхивали, как медная проволока. Казалось, он превратился в памятник. — Но волхв — это… — Ладони Йерикки сделали жест, словно в них лег какой-то хрупкий шар. — Это все. Начало и конец. Свет и тьма. Вопрос и ответ. Жизнь и смерть. Да и нет. Я не видел ни одного волхва. Их и во все-то времена было немного. А последние, наверное, погибли во время восстания. Понимаешь, Вольг, волхв может НИЧЕГО НЕ ХОТЕТЬ. Есть, пить, спать. Он может сутками лежать на льду или раскаленном песке. Может остановить кровь из любой раны… кроме самых уж страшных. Может не ощущать боли. Проходить сквозь крепостные стены, превращаться в волка или орла, читать мысли врагов на расстоянии. И многое, многое другое. Волхв — совершенный воин, лекарь, ученый. Он воплощенная справедливость, которая не осознает факта своей воплощенности, не задумывается над своим воплощением, потому что оно — часть сущности. Волхв ближе к богам, чем остальные люди. Говорят, до Беды волхвов было относительно немало. И становилось с каждым поколением все больше. Они боролись с междуусобицами, учили детей, изгоняли болезни. Так было, пока не пришли данваны. И теперь есть только мы… — Йерикка посмотрел наконец на Олега и печально продолжал: — Да ты ведь, наверное, заметил, что мы, молодые, живем как бы одни? Старики устали. Они смелые, гордые, но… утомленные и больше ни во что не верящие. Они проиграли свою войну. А наш проигрыш еще впереди.
— Проигрыш впереди… — повторил Олег и передернул плечами. — Я бы не смог рассуждать с таким спокойствием о том, что меня наверняка убьют. Понимаю, воплощение, Верья и все такое… но жить-то все равно очень хочется.
