успехе.
Ещё бы! Двенадцать кораблей против четырёх! Более чем достаточно, чтобы показать гайдзинам, что Ниппон не позволит творить безобразия близ её берегов и тем более военных баз.
Разведчики правильно опознали характерно высокий в средней части борт «Осляби» – недоброненосец шёл концевым.
«Россия» и «Громобой» равноценны «эльсвикским» одноклассникам, за мелкими различиями. Снарядов «крейсерского калибра» японский адмирал опасался адекватно – не больше, не меньше, чем оно того стоило! «Паллада» априори выступала самым уязвимым звеном в русской колонне.
Несмотря на некоторые оговорки технического характера, Камимура считал боевой потенциал даже шести своих броненосных крейсеров выше, чем у сборной набэ русских[61].
Ещё издалека вниманием сигнальщиков и флагманских офицеров было сделано замечание о боевом камуфляже врага. Кто-то метко подметил, что раскраска нанесена по одному лекалу:
– С шестидесяти кабельтовых они, как и все длинноносые обезьяны, казались на одно лицо.
На мостике флагманского «Идзумо» дружно рассмеялись.
И всё же спешный ремонт машин вкупе с низкими мореходными качествами на высокой волне дали о себе знать – японская броненосная колонна развивала ход лишь ненамного больший, нежели противник.
Начали сдавать «Якумо» и «Ивате». Остальным пришлось равняться на них.
Если бы не пересекающийся (режущий) под острым углом курс, то намерение Камимуры встать в линию и обрушить на врага бортовые залпы оказалось бы под вопросом. А так – это было только делом времени.
Камимура шёпотом молил богов унять волны, впрочем, прекрасно понимая, что утихни ветер, само море успокоится не скоро. И не успокоится оно – барометр редко врал. Как бы не было хуже…
Что же касается низкого расположения артиллерии среднего калибра на японских крейсерах – это принималось как неизбежная неприятная данность. С этим ничего нельзя было поделать, через это надо пройти, пропустив через себя и вовне себя.
Атаковать, невзирая на все технические или же природные препоны, пронести все эти тяготы на своих плечах… и победить!
«И тогда… И может быть, тогда на земле предков в нашу честь воздвигнут храмы!»
Пока же с дальней дистанции начали взаимную пристрелку – «головной» флагман с вражеским «концевым».
Затем подключились остальные.
Появились первые накрытия и попадания. Обоюдные.
Воздух наполнился грохотом пальбы, воем снарядов, запахом кордита.
«Ослябя» неожиданно клал снаряды очень метко – ещё с дистанции пятьдесят кабельтовых поразил «Идзумо», бронебойный снаряд нанёс серьёзные разрушения, образовав пробоину в борту. Выше ватерлинии, но крутой волной воду неизменно захлёстывало, что вынудило на время даже прекратить преследование, сбавив ход, устраняя поступление забортной воды. Эта пробоина ещё даст о себе знать.
Поступил доклад от внимательных, ведущих учёт офицеров – «Россия» в весе залпа имеет бо́льшие калибры, чем заявлено в справочниках. Та же картина подмечалась за стрельбой «Громобоя».
Вице-адмирал отмахнулся, посчитав ошибкой наблюдателей. Да и что это может в корне изменить?
«Кассаги», «Такасаго» паспортные двадцать два узла не набирали, зарываясь носами во встречную волну, но всё же обошли вражеский кильватер, начиная пристреливаться к головной «Палладе».
Русские, стараясь нивелировать острое курсовое схождение, весьма сомнительно отжимались к Цусиме… что начинало нравиться Камимуре всё больше и больше. Плотоядно облизнув пересохшие губы, он радостно ощерился:
– А мы вполне сможем прижать этих трусливых зайцев к суше!
На мостике снова послышался смех, потонувший в рёве ударившего в воду снаряда.
– Накрытие, – с деланым равнодушием констатировал вице-адмирал, стряхивая с мундира морские капли.
Лаконичное донесение, полученное беспроводным телеграфом от коменданта порта Такесики с Цусимы, прозвучало, как гром среди ясного неба: «Южный пост наблюдения заметил два корабля с зюйд-вест. По всем признакам военные! Камуфлированные!»
Камимура уже ненавидел это слово – «камуфлированные»… только прочитав. Потребовал срочный запрос уточнения, вдруг вспотев от напряжения, подумав о чём угодно, вплоть до «Суворова» в паре с любым броненосцем, включая заявленно ремонтирующийся «Александр»: «Неужели этот демон Рожественский снова нас переиграл, подстроив западню?!»
Два полновесных броненосца совершенно меняли расклад сил, внося в ход сражения неоправданные риски. И более того, результаты могли обернуться провалом, который постиг главнокомандующего.
Запрос-ответ прошёл быстро! Немногословный комендант, озабоченный собственными проблемами (очередной подрыв на мине уже на рейде Озаки), дал очевидные в его понятии детали.
Эта новая телеграмма только разозлила – злостью, клацая зубами, вице-адмирал пытался скрыть вдруг нахлынувшую тревогу:
– «Три-пять труб – уверенности нет»! Демоны им на макушки! Пересчёт труб в бинокль на пределе видимости не даёт полной убеждённости! Русские и до этого показали себя мастерами лепить фальшивые дымоходы! Быстро мне – карандаш и бумагу!
И подложив под руку поданную флаг-офицером планшетку, нетерпеливо нацарапал иероглифы срочного сообщения командующему – Камимура был готов пересмотреть планы… вплоть до того, чтобы вообще выйти из боя!
И здесь не было места позорной трусости. Как восточный человек, для которого обмануть врага не меньшая доблесть, Камимура законно считал, что избежать хитро подстроенной ловушки – такая же заслуга, как биться в равной или неравной схватке. Особенно и учитывая тот ореол непредсказуемости, что тянулся за «Адмиралом Арктики».
В этот момент Рожественский чуть не переиграл сам себя.
* * *
Мощная станция Сасебо исправно принимала телеграммы – и от коменданта Такесики, и от командующего эскадрой.
Того перечитал их не единожды. Он был абсолютно уверен в донесениях разведки – бесспорно, броненосцы Тихоокеанской эскадры находятся в «глубоком» ремонте!
И держал в подозрении только флагман «Адмирала Арктики» – «Суворов»…
Однако несбалансированное включение одиночки броненосца в крейсерский строй расценивалось Хэйхатиро точно так, как если бы в отряде Камимуры тяжёлой гирей висел «Фудзи».
Принявшись писать обстоятельную, с соблюдением всяческого такта распорядительную шифровку вице-адмиралу, Того вдруг вспылил, всё вымарал, коротким почти брезгливым росчерком начертав: «Разделаться с русскими!», обозвав всяческое подозрение на появление броненосцев Рожественского «выдумкой потерявшего лицо самурая»!
Конечно же не вслух – в дверях, ожидая ответа, вытянулся офицер связи.
* * *
Камимура и сам себя уже корил и ругал за поспешность. К сожалению, посланные в эфир «точки-тире» назад не вернёшь!
Зато высланные на разведку миноносцы примчались назад, усиленно моргая ратьерами, сообщая о двух вражеских крейсерах с юго-запада. Всего лишь крейсерах! Какой позор!
И всё же задача усложнялась. Ненамного, хотя и к общей досаде.
«Лёгкой победы не будет. Не будет!!! И тогда на земле предков…»
* * *
На мостике «Суворова» сохранялось выхолощенное рабочее напряжение.
Рожественскому подали очередную шифротелеграмму – лишь мельком пробежав короткий текст, он отдал помощнику, ссутулившись, чиркал спичкой, раскуривая, щуря глаз, косясь на выстеленную штурманом карту.
Очевидно, что Камимура втянулся в преследование – вектор движения боя окончательно утвердился в западном направлении.
Иессен не стал убегать, огибая Цусиму по северному траверзу,
