полные едва сдерживаемого гнева. — Кто дал тебе право определять, по какому пути я должен следовать? Откуда ты знаешь, что верно для меня, а что нет? Этот необоснованный бред живёт в лишь твоём искажённом сознании, Маркус.
Северянин долгое время стоял неподвижно, не зная, что ответить на оправданное замечание Яна, хоть неосторожно брошенные слова и были сказаны сгоряча. Умом мечник понимал, что наримец прав, но желание отгородить ставшего не чужим для него человека от угроз ослепляло разум.
— Мы обязательно обсудим это, когда представится время и место получше. Тем более, ты же не будешь проводить допрос любимого приятеля, когда он находится в таком состоянии, правда? — тень смутной улыбки пробежала по уставшему лицу мечника.
Сейчас был не лучший момент для разговора по душам, когда свершённые ошибки трупами валялись под ногами.
— Маркус, ты когда-нибудь доверял мне? Хоть немного. Был уверен, что можешь положиться на меня? Ты вечно что-то утаиваешь, не договариваешь. От кого, по-твоему, я должен был узнать о положении в твоей семье? О том, что ты в бегах уже несколько лет и, вообще, не хотел возвращаться домой. Почему я должен был узнать это при таких абсурдных обстоятельствах? Вы оба обманывали меня.
События недельной давности вспыли в голове. Ян старался не поднимать данную тему, так как по поведению Маркуса было видно, что он не был в настроении с кем-либо её обсуждать. Но сейчас, когда долгому терпению пришёл конец, и слова сами собой вылетали из уст, юноша почувствовал облегчение.
— Разве мы не друзья? Ты сам это говорил, — взывал к его разуму Ян, как вдруг болезненная вспышка озарила сознание. Невесело усмехнувшись, Ян взялся за голову, слегка пошатнувшись. — Верно, ты этого не говорил. К чему тогда я, вообще, распинаюсь перед человеком, который не известно, будет ли дальше продолжать со мной путь. Тебе самому есть, что сказать?
Мечник не откликался, неподвижно стоя на одном месте на недоступном для Яна расстоянии. Не предпринимал никаких попыток разрядить быстро накаляющуюся обстановку. Маркус был готов проститься с Яном, но не подозревал, что причиной расставания станет не безразличие Маркуса, а его трепетная забота о наримце.
Если О Де Фоль желал уберечь Яна от таких опасных столкновений, то должен убрать саму причину — себя.
— Отлично. Я буду с тобой ровно до того момента, пока тебе окончательно не станет лучше. В кои-то веки с меня всё и началось. Мной и закончится. Если к тому времени тебе всё так же нечего будет мне сказать, мы вынуждены будет пойти разными путями, — на смену гневу пришло холодное спокойствие. Если худшее должно было свершиться, то оно уже произошло. — Я не умею читать мысли, Маркус, но и у меня есть глаза. Мне не нужно быть ясновидцем, чтобы увидеть, что с тобой не всё в порядке. Вне зависимости, услышал я это от Сони или нет.
— Спасибо за помощь, — прошептал Маркус с глубокой печалью. — Дальше в Ассаад я направлюсь самостоятельно.
— Это ты сделал выбор, не вини меня в будущем, — бросил Ян, прежде чем окончательно скрыться из вида мечника.
* * *
Хоть Ян и бросил гневные слова Маркусу напоследок в Липовом острове, судьба распорядилась иначе. Путешествие в одиночку закончилось, так и не начавшись.
Не стесняясь в выражениях, Ян более точно начал выказывать своё недовольство, выкрикивая неприличны слова, накопленные за последние пару дней. Кто бы ни был заказчиком, Ян уже всем сердцем его ненавидел. Пока его вещички нежились на остывающей кровати одной деревеньки, названия которой он уже не помнил, Ян наслаждался красотами Панпуга с высоты тридцати метров над уровнем озера, будучи привязанным к свисающему над этим самым озером дереву.
Великолепно.
Вломившись ночью к человеку, нашедшему, наконец, пристанище и кровать после недельного путешествия в одиночку, без нормального отдыха, сна и еды, эти крети… крайне невежливые люди вырубили несчастного наримца, находившегося в сонном состоянии, после чего, связав и подвесив на дереве, бросили одного. Не оставив при этом на нём ни царапинки.
— Это что, новый вид издевательств или люди в Панпуге настолько сумасшедшие, что одной смертельной охоты им не хватает, так что и издевательств обыкновенных не ждите? Будь прокляты все северяне… Будьте вы прокляты!
Спустя недолгое перечисление нелестных высказываний в сторону похитителей, что иссякли после трёх слов, Ян с особой любовью вспомнил одного «обожаемого» северянина, что умудрился разозлить его больше, чем похитители, лишившие его хорошего сна. А это было преступлением.
Ещё в далеком Знакае Маркус прилип к нему как банный лист, а, не желая расставаться ни при каких обстоятельствах, и после, казалось бы, возникших вспышек понимания, покинул, пренебрегая чувствами Яна. И не только это раздражало наримца, нет. Последней каплей стало то, что этот самый представитель Панпуга не смог в достаточной мере довериться ему, хотя сам не раз не раздумывая подставлялся вместо Яна. Разве это было разумно? Логично? Защищать и оберегать только ради того, чтобы отпустить?
Ян чувствовал себя странно обманутым.
— Маркус, ты!..
Ян злостно взревел, вскипая пуще прежнего. Вынужденное путешествие в Панпуг, что, наивно, когда-то будоражило Яна, явно проверяло его на стойкость. Сначала он на свою голову «приютил» Маркуса с Соней, добравшись до Зильбера получил наставления отправиться уже в Пантон, по той же причине его «особенности», расстался с Соней, а потом и с Маркусом. Причём в обоих случаях Ян страдал больше, чем те люди, которые покинули его. А тут ещё вишенка на торте — похищение.
Панпуг не прощал слабости своим, чужим — подавно.
— Я… что?..
Голова опустела. Ян ошарашено посмотрел в сторону нетвёрдого голоса. Маркус, полулежащий на дереве, левой рукой вцепился в наримца, а правой — медленно разрезал плетёную верёвку.
— А ты здесь что делаешь? — спросил Ян.
— Да так, тоже решил полюбоваться этим прекрасным видом, как вдруг тебя увидел. Подумал, дай — ка поздороваюсь! — Ян раздражённо закатил глаза, фыркнув так, чтобы «любитель» пейзажей это услышал. Мечник тихо улыбнулся, соскучившись по такому Яну. Недовольному, озлобленному и живому. — Держись крепче.
Натяжение верёвки на животе ослабло, и Башазаг на миг представил, как падает вниз, но мёртвая хватка крепких рук рывком потянула
