— Здесь сто пятьдесят килограммов. Распишись. Джанго, подув на руки, быстро поставила такую же быструю подпись.
— Когда тебя ждать-то?
— Как сожрут, — коротко ответила девушка. — Может, в конце следующей недели.
— На следующей неделе говядина будет. Новозеландская. Я тебе оставлю…
— Сделай одолжение…
Замерзнуть окончательно Никита так и не успел. Второй мужик покатил тележку к выходу из ангара, за ним потянулась Джанго. Никита замыкал шествие.
На то, чтобы перегрузить ящики в багажник, и минуты не ушло. Джанго попрощалась с грузчиком как со старым знакомым и забралась в «восьмерку».
— В Коломяги, — улыбнулся Никита, заводя мотор.
— Не забыли… — Джанго улыбнулась ему в ответ.
Улыбка у нее была потрясающая. Она сразу же примирила Никиту и с наугад выбранным Юрием Юрьевичем, на лету переквалифицировавшимся из боевика-шестерки в звукооператоры, и с кольцом Мариночки, надежно спрятанным под футболкой. Нет, такая улыбка легко справится с желтоватым и немного пугающим светом в глазах. От такой улыбки не приходится ждать вероломства, такая улыбка может пообещать лишь долгую счастливую жизнь.
Безмятежную жизнь на островах, под ласковыми лучами заходящего солнца.
Даже у Инги не было такой обезоруживающей, такой детской улыбки.
— Что за груз? — спросил Никита. — Надеюсь, ничего криминального?
— Мясо, — просто ответила Джанго.
— Мясо?
— Для собак.
Ну да, для собак, для кого же еще! Эта тема уже всплывала в их первом разговоре. И это несложно было понять, стоило только вспомнить, как легко Джанго справилась с кавказцем в особняке Корабельникоffа. Тогда Никита ляпнул что-то о дрессуре. И она не стала это опровергать.
— У вас питомник?
— Я бы не сказала. Просто я люблю собак.
— Гораздо больше, чем людей? — Никита и сам не знал, как из него вывалилась подобная банальность.
Наверняка подслушанная в его любимом, нежнейшем, черно-белом кино. Вспомнить бы только название… Но название на ум не приходило.
— Почему вы так думаете? Совсем напротив… Людей я тоже люблю. Когда они не достают.
— А часто достают?
— Случается…
Пожалуй, тему о людях лучше закрыть. Собаки безопаснее. Во всяком случае, когда не смотрят на тебя в упор, обнажив клыки и вывалив язык.
— И много у вас собак?
— Не много… Но жрут за троих.
…Собак и правда было немного, хотя… Как посмотреть, с другой стороны: два кавказца, смахивающих на пропавшего из особняка Джека, два питбуля, восточноевропейская овчарка и один, совершенно устрашающего вида, черный, как ночь, кобель.
Ротвейлер по кличке Рико.
С доблестной пятеркой четвероногих Никита познакомился чуть позже, а Рико встретил их на ближних подступах к дому Джанго. Улица, на которой был расположен дом, носила странное название Пятая Продольная, хотя предыдущих четырех в округе явно не просматривалось. Так же, как и Поперечных. Улица была надежно укрыта от посторонних глаз небольшим лесопарком, она терялась в его глубине. И заметить ее с шоссе было практически невозможно.
Никита едва не проскочил небольшой поворот, небольшое ответвление от шоссе в лесопарк. Поворот был не очень и ровной дороги не обещал: так, дорожка, покрытая вздыбившимся асфальтом, тут зевать не приходится, того и гляди подвеской долбанешься.
Интересно, что будет дальше?
Но дальше, вопреки ожиданиям Никиты, ситуация заметно выправилась. Вздыбившийся асфальт сменил такой же, — только недавно уложенный. Именно по этому хорошо и недавно уложенному асфальту они и вкатили на Пятую Продольную. С обеих сторон улицу подпирали внушительного вида особняки, утыканные спутниковыми антеннами и табличками «Дом охраняется вневедомственной охраной». Почти к каждому забору прилагался комплект видеокамер, в глубине дворов поблескивали ондулиновые и черепичные крыши, английские газоны с идеально постриженной травой, детские качели и альпийские горки. Еще один заповедник непуганых новых русских.
Вот только что тут делает Джанго?
Никита бросил быстрый взгляд на спутницу: футболка и куртка оставались такими же вытерто-черными, джинсы — такими же недорогими, а если принять во внимание не первой молодости кроссовки… Нет, в черепичные крыши и спутниковые антенны она явно не вписывается.
Так же, как и в сегодняшнее кладбище.
— Куда теперь? — спросил "Никита.
— В самый конец. Номер тридцать шесть…
Дом под номером тридцать шесть выглядел не в пример скромнее. Но и для того, чтобы с гиком вселиться в него, Никите пришлось бы горбатиться всю оставшуюся жизнь без выходных и праздников. И то — при условии, что Корабельникоff резко поднимет ему жалованье.
— Неплохо устроились, — не выдержав, заметил Никита.
— Ничего особенного, поверьте, — ответила Джанго. — Подождите, сейчас я открою ворота…
Но прежде, чем открыть ворота, она несколько довольно томительных минут провела с псом, который появился невесть откуда и теперь в нетерпении бросался на железные столбики ворот. Никите хорошо была видна встреча: оставив столбики, пес переключился на Джанго, он едва не сбил девушку с ног, он норовил положить лапы ей на плечи, лизнуть в нос, он прыгал как щенок, закусанный надоедливыми слепнями.
— Рико… Малыш… Ну, пожалуйста, — смеясь, отбивалась Джанго.
Ничего себе малыш! Встреча с таким малышом не сулит ничего хорошего. Такому малышу только в фильмах ужасов сниматься — с мордой, перепачканной кровью и остатками сожранной селезенки. Такого малыша и любить опасно — того и гляди раздавит, кадык вырвет ненароком…
Успокоив пса, Джанго наконец-то открыла ворота. Она открыла ворота, хотя могла попросить Никиту припарковаться и выгрузить ящики на улице. И это было приглашение.
Это было приглашение, вот только неизвестно, что последует за этим приглашением…
Никита въехал во двор, замощенный ровной, по-летнему теплой плиткой. Никаких особых изысков в окружающем ландшафте не было, никаких клумб с меланхоличными кокетливыми цветами. Большую часть занимали заросли можжевельника, растущего, казалось, прямо из плитки. Тут же, во дворе, под навесом, стояла машина.
Вполне приличная машина, куда приличнее, чем его собственная потрепанная «девятка». Хотя слово «приличная» ей не совсем подходило. Скорее, она была экзотичной, киношной — пусть и заметно моложе киношной, чем его нежные, черно-белые воспоминания, но все равно — киношной.
Открытый «Форд» с надраенными до блеска хромированными частями и аккуратным, чисто вылизанным капотом. Из своих, пристыженно-стандартных «Жигулей» Никита вылез не сразу. Пес не дал ему вылезти сразу: он приблизился к «девятке», тихонько зарычал и уставился на Никиту блеклыми, пергаментно-желтыми глазами.
Выдержать этот взгляд не представлялось никакой возможности, и Никита отвел глаза.
— Выходите, — бросила Джанго.
— Вы издеваетесь.. А собака?
— Выходите, он вас не тронет. — Она положила руку псу на загривок, и он перестал рычать Нехотя, но все же перестал.
— Не бойтесь, — издевательски подбодрила его Джанго. — Рико — хороший мальчик. Дурных поступков он не совершает.
Н-да… Дурных, может, и не совершает, а вот очень дурных, отдающих вырванными из анатомического контекста кусками человечинки… Такой сожрет и не поморщится.
Вздохнув, Никита вылез из-за руля. А пес, выпроставшись из-под хозяйской руки, медленно подошел к нему и принялся обнюхивать джинсы.
— Свои, Рико, свои… — успокоила его девушка. — Это Никита.
— Вот и познакомились, — вяло сострил Никита. — Ваша машина?
— Моя. Только ездить я не люблю.
— Хорошая тачка…
— Наверное. Не знаю…
— И кто же на ней ездит?
— Никто.
Отлепившись от машины, Никита перевел взгляд на дом. Ничего особенного, два этажа, обложенные мрачноватым, темно-коричневым сайдингом; окна в голландском стиле, чуть более высокие и чуть более узкие, чем обычно, никаких штор, никаких жалюзи. Низкое пологое крыльцо, приоткрытая дверь.
Интересно, распахнет ли перед ним Джанго эту дверь? Или все ограничится вытаскиванием ящиков из багажника, под присмотром Рико?
Она распахнула.
Но сначала до Никиты донесся коротенький саксофонный пассаж, идущий из глубины дома. Это был довольно искусный пассаж, легкая, как морской бриз, и такая же рассеянная импровизация. Чтобы так — легко и рассеянно — бросить пальцы на саксофон, нужно быть большим мастером.
Пассаж повторился, оброс новыми подробностями, и Никита наконец-то узнал его. Хотя звучал он чуть иначе, чем на старых, потрескивающих пластинках его отца, всю жизнь проболевшего джазом. И, кажется, умершего именно от этой неизлечимой, экзотической, непонятно каким образом въевшейся в русскую кожу болезни.
— Джек Тигарден, — медленно произнес Никита. — Хорошая вещь.
Джанго бросила на него быстрый взгляд. Быстрый и совершенно новый. До этого в их подобии отношений царила снисходительная необязательность, и Никита, несмотря на все усилия, так и оставался для нее личным шофером Корабельникoffa, не мытьем, так катаньем сумевшим навязать свои мелкие и такие же необязательные услуги.