у Артема. Римма Марковна милостиво приняла данное объяснение. Они сбежали, как школьники с урока, и чувствовали себя счастливыми и свободными под дождем, который снова начал лить. А до машины надо было еще добраться. Добрались мокрые и смеющиеся, вспоминающие сканирующий взгляд тетушки и ее слова: «Очень неплохо», когда она принимала пейзаж.
Артем отвез Аню в мастерскую согреться и выпить кофе. Аня не была там с лета. Все казалось знакомым и немного другим. За окном темно и стучит дождь, в мастерской горит свет, актриса с картины кажется старой знакомой, а на мольбертах стоят другие работы. Новые. Аня неспешно их обходила, рассматривала. Там была его жизнь после нее. Леса, озера, римские пейзажи. Ни одного женского портрета. И без того замечательный день стал во много раз лучше. После нее Артем не писал женщин. Аня повесила мокрый плащ на вешалку при входе, оставшись в платье, и все никак почему-то не могла согреться, бродила по мастерской, обнимала себя руками.
– Все-таки хит этого лета – самовар, – вынесла она вердикт.
– Я делал ставку именно на него. Замерзла?
– Немного.
– У меня где-то здесь был свитер.
Пока Артем искал свитер, кофе сбежал, и варить второй показалось лишним. Свитер он тоже не нашел, решил обнять, и все сразу стало ясно и понятно.
За окном темно и дождь, в мастерской холодно и запах убежавшего кофе, а двое, обнявшись, стоят и не хотят расставаться.
– Свитера здесь нет.
– Досадно.
И тогда он повел ее за собой. Оказалось, что в конце мастерской, около импровизированной кухни, есть дверь, которая ведет наверх. Аня эту дверь видела, но всегда думала, что за ней другая комната, а не лестница. Так Аня узнала о существовании квартиры, но разглядела ее гораздо позже. Потому что в тот момент было не до того. Играть казалось бессмысленным, отказываться от желаемого – глупостью. И впереди был целый вечер и целая ночь. И кофе после. Которое они пили в полночь. Ане казалось, что так и должно быть.
Все время хотелось целоваться, словно наверстывать пропущенные летние дни в разлуке, все время хотелось друг друга касаться, переплетать руки и почему-то смеяться.
В любви Артем был абсолютно раскрепощенным, свободным и внимательным, она полностью доверилась ему, и это было прекрасно.
Да, все именно так и должно быть. Аню не покидало чувство… уюта. Они сидели вдвоем на кровати, между ними поднос с чашками кофе и коробка марципанов.
– Откуда у тебя марципаны?
– В Италии купил. Настоящие, сицилийские.
Они были в виде маленьких раскрашенных фруктов – яблок, груш, апельсинов.
Артем и марципаны почему-то никак не вязались вместе. Но сидеть с ним на кровати и пить кофе в полночь казалось чудесным. Аня делала маленькие глотки и разглядывала Артема – его плечи, ключицы, руки. Хотелось снова все это целовать, как полчаса назад, хотелось чувствовать его прикосновения и слышать шепот у самого уха. Шепот, от которого мурашки разбегались по всему телу.
– Я буду называть тебя лисицей.
– Потому что рыжая?
– Потому что хитрая.
И ей хотелось быть хитрой, хотелось закружить – задурить ему голову так, чтобы насовсем. Но разве так бывает?
Казалось, что после кофе в полночь уснуть невозможно, а они уснули, удобно устроившись рядом. Она проснулась утром первой и лежала, боясь пошевелиться. Лежала на спине, прислонив голову к его плечу, разглядывая потолок и слушая тихое размеренное дыхание Артема. Она хотела сказать ему: «Спасибо». За то, что вот так, а не в мастерской. Если бы все случилось в мастерской, Аня потом обязательно бы думала о том, сколько женщин у него там было до нее, со сколькими он… и она – всего лишь одна из…
А здесь была очень личная территория. Это она поняла еще вчера, когда ходила в душ и сидела на кухне, перед тем как унести поднос в спальню. Здесь она не была одной из…
– О чем думаешь?
Оказывается, Артем уже проснулся.
– О завтраке. У нас же будет завтрак?
У них был завтрак. Первый из череды других, не менее прекрасных. У них были пятницы и субботы, и даже порой среды. Очень многое зависело от его расписания жизни. Больше всего Аня любила субботы. Потому что по субботам он всегда готовил кофе, а она бегала на улицу во французскую пекарню за булочками. Там же она покупала малиновый и абрикосовый джемы в маленьких пузатых баночках и, довольная, возвращалась с холодной улицы в теплую уютную квартиру.
Квартира Артема была небольшой, и в ней отсутствовали лишние предметы, пространство было максимально расчищено. Превалировала песочно-коричневая гамма. Светлые стены, бежевые шторы, кофейные кресла и диван, мягкий светлый ковер в центре гостиной. Личное пространство, куда забралась хитрая лисица по имени Аня.
«Я влюблена в тебя по уши, – думала она. – И не знаю, что с этим делать».
Оставалось сидеть на широком подоконнике, пить чай и смотреть на город. Она пока не думала о будущем, она жила настоящим. Будущее так туманно и непонятно. А настоящее похоже на сказку. Сказку о любви. Где есть вечера с бокалом красного вина, виноградом, сыром и обсуждением новых картин и обложек. Ей были интересны его новые работы, ему – ее новые заказы и идеи оформления книг.
Однажды ночью, отвечая на поцелуй и уже смело зарываясь пальцами в его густые, чуть вьющиеся волосы, она прошептала:
– Тёма…
Вырвалось само. И сердце затопила нежность.
– Что?
– Ничего…
А потом стало совсем не до разговоров.
Наверное, она и вправду лисица. А он ее поймал и приручил. И что будет дальше, Аня не знала.
Знала только, что это ее самая счастливая осень.
3
Вика действительно серьезно думала о том, чтобы перейти на работу в караоке-бар. Он закрывается раньше, а Вика больше не боялась засыпать. Теперь не надо было работать так, чтобы ближе к утру устало падать в кровать, теперь рядом был Егор, который после каждого кошмара крепко прижимал Вику к себе и рассказывал, как на следующий год они обязательно рванут на море, снимут угол у толстой, шумной хозяйки и будут пробираться в свою комнату после ночного купания, оставляя на полу лужи.
– Тогда дом должен быть на самом берегу.
– Мы такой найдем.
Вика слушала рассказы Егора и верила в них. Ждала будущего года и море. Очень любила слово «мы». Вика больше не хотела проводить ночи в «Роки» за барной стойкой, но и поменять кардинально жизнь пока не была готова. Жизнь менялась сама, плавно и неторопливо. Куда она выведет дальше?