Томмот вместо ответа сплюнул накопившуюся кровь:
— Айыы-айа! Всё отшибли… Хвастал — встретят чуть ли не с музыкой…
— Ничего, это ещё не всё. Лишь бы узнал генерал!
— «Генерал, генерал!..»
— А вот посмотрим!
Судя по задору в голосе, Валерию досталось не так тяжко, как Томмоту. «Дёшево отделался байский сынок! — подумал Томмот. — Нюхом чуют, кого в смерть вогнать, а кого пощадить…» Стараясь унять головокружение, он закрыл глаза.
— Эти псы ещё смеют подозревать меня в предательстве, — негодовал за стенкой Валерий. — Собаки… А что у тебя выпытывали?
— Не подослан ли красными…
— Ну, ничего! Подождём, что скажет генерал. Он мне давал задание, и я должен доложить ему, как выполнил…
— Выполнил!.. Лёжа в тюрьме Чека?
— Не мели пустое!
— Мели не мели, они не верят нам.
— Ах, псы проклятые!
«Почему они не верят? — размышлял Томмот. — Есть другие сведения? Или вправду в контрразведке их допрашивали без ведома генерала? Ах, жаль, если не поверят, очень жаль! Погибнуть, так хоть с пользой бы, а так, ни за понюшку табаку… Надежда только на него, на Валерия: учуя конец, он наизнанку вывернется…»
— Чычахов, — после долгой паузы заискивающе шепнул Валерий в щель перегородки. — Что ты рассказал обо мне?
— Как уговорились…
— Томмот, ты отличный парень! И впредь помни об уговоре. Не горюй, утром я опять потребую встречи с генералом.
Чычахов промолчал. Избитое тело его болело всё разом, каждой клеткой. Ещё одного такого допроса он, видимо, не выдержит, но как быть, если обязан выдержать! Он не имел права сейчас умереть, он обязательно должен остаться в живых, и не просто выжить, но выйти отсюда свободным от подозрений, с полным к себе доверием! Ах, насколько же труднее было Томмоту, чем его соседу через стену, чёрт бы его побрал! Его, кажется, и вовсе не били. Вон он вскочил и пошёл кружить, как зверь в клетке. Держись, говорит, и впредь уговора. А сам был бы не прочь, если б меня тут прикончили, тогда бы он избавился от опасного свидетеля…
— Валерий!
— Чего?
— Если останемся живы, то оба.
— Как понять?
— А если умрём, то и умрём оба…
— Это что, угроза?
Томмот опять промолчал: говорить для него было страданием.
Видимо, утро уже наступило, снаружи стали слышны голоса. Чычахов с трудом встал, держась за стену, и сделал шаг, потом ещё и еше, оказалось, он способен ходить, сломанных костей вроде бы нет. Превозмогая боль, Томмот принялся двигать руками-ногами, сначала медленно, затем всё быстрее.
— Вставай! Двигайся, ходи! — заметно взбодрившись, приказал он соседу.
За стеной послышался скрип половиц: Валерий послушно встал.
— Я тебе говорил: поедем сначала к твоим, переночуем, а сюда заявимся утром.
— При чём тут утро — не утро? Нас задержали дозорные! А их и днём и ночью хватает! — Половицы под Аргыловым сердито заскрипели.
— Умён, так понял бы суть! Пепеляев изо всех сил тщится показать себя милостивым. Если бы люди нас тут увидели утром, разве с нами обошлись бы так зверски? А ночь всё прикрывает! Ты жив ещё там? Запомни: благодаря мне жив!
— Ладно, ладно, Чычахов, не будем сердиться друг на друга. Ведь под одним богом ходим.
Томмот не ответил.
Громыхнула дверь за перегородкой, и к Валерию кто-то вошёл.
— Поручик Малышев, это вы? — снизил тон Валерий.
— Валерий Дмитрич…
— Поручик, идите к командующему! Я прошу вас, поручик… Скажите ему…
— Не волнуйтесь! Всё скажете ему сами, — поручик усмехнулся. — Когда приехали?
— Ещё вчера…
— Мы этого не знали. О вашем приезде генерал-лейтенант узнал только что. Захотел увидеть вас, пожалуйста, идёмте. Как тут холодно! Б-р-р! Вас заставили здесь ночевать?
— Я готов!
Уже открывалась наружная дверь, когда Томмот закашлял, давая знать о себе, да пожалел, от шальной радости Валерий вряд ли на это обратил внимание.
Не заявит ли он сейчас своим: попутчика моего надо расстрелять, поскольку я его использовал из крайней необходимости, чтобы он помог мне доставить добытые сведения. Худшее в том, что ему поверят, а мне — нет. Но если он будет уверен, что тень на него не падёт, обязательно постарается от меня избавиться! Хотя всё-таки он трус… Так думал Томмот, прислонившись плечом к дощатой перегородке, по одну сторону которой была удача, а по другую — крах.
Прошли прихожую. Поручик без стука распахнул дверь в смежную комнату:
— Пожалуйста!
За столом, низко склонившись, сидел над бумагами человек в чёрном вязаном свитере. Заробевший Валерий бросил руки по швам: Пепеляев!
— Брат генерал! По вашему заданию…
— А-а, Аргылов! С возвращением! — Пепеляев, выйдя из-за стола, пошёл ему навстречу. — Господь милосердный внял нашим молитвам. Пожалуйста, проходите.
Генерал взял Валерия под руку и, подведя к столу, усадил.
— Только что узнал… Приехали прошлой ночью? Следует поругать кое-кого: герой прибывает к своим, а мне не докладывают!
Валерий открыл было рот, чтобы пожаловаться генералу на Топоркова, но вовремя спохватился: неловко было бы, возвратясь из стана врага к своим, начинать свой доклад с жалобы. Потом… Потом пожалуется.
— Брат генерал!
— Рассказывайте, я слушаю.
Странно осевшим голосом Валерий начал рассказывать, как на пути к Якутску нарвался на красных и после перестрелки едва ушёл от погони, с кем в городе установил связь, как был схвачен по доносу штабс-капитана Соболева чекистами, как уговорил Чычахова и убежал с ним, будучи уже выведен на расстрел. Дальше он рассказал, как с великими трудностями перед арестом добыл копию оперативного плана действия красных войск и что этот документ он при задержании чекистами сумел уничтожить, но главное успел вызубрить наизусть. И без запинки, как стихи, отбарабанил сочинённый им текст.
Генерал с него не сводил глаз, но особенного воодушевления не проявлял.
— Да… Вы доставили сведения большой ценности. — Генерал поднёс ко рту кулак, как заметил Валерий, чтобы скрыть зевок. — Спасибо.
Этот зевок озадачил Валерия, и он заметно сник. Не знал он, что равнодушие генерала вызвано тем, что сообщение Валерия — не новость для генерала. В действительности Пепеляев был немало обрадован: агентурное сообщение, поступившее час назад, подтверждало сведения, добытые Аргыловым. Судя по всему, красные действительно решили стянуть войска к Якутску в надежде на длительную оборону. Эту на редкость благоприятную ситуацию красные прямо-таки преподносили Пепеляеву, как хлеб-соль. К дальнейшему походу можно было подготовиться без спешки, основательно. Что же касается плана красных превратить Якутск в «мощный боевой кулак», то это не более как благое желание.
Если отряд Строда подстережёт в засаде и уничтожит Артемьев, а дорогу из Чурапчи в Якутск, по которой движется отряд Курашова, перережет генерал Ракитин, то из чего составят красные свой «мощный кулак»? Всё-таки что оно такое — этот план красных? Ограниченность стратегического мышления? Трусливое прятание в нору? Но пусть то, пусть другое, а ещё лучше — то и другое вместе, в любом случае это подарок судьбы! Пепеляев встал.
— Брат Аргылов, за отличное выполнение задания от лица командования дружины объявляю вам благодарность. Родина не забудет вас.
— Спасибо, брат генерал!
В знак окончания разговора генерал наклонил голову, но Аргылов всё ещё стоял, разочарованный таким исходом. Сколько раз в мечтах своих рисовал он себе эту встречу! Нет, не такой была эта встреча в мечтах! Под гром оркестра… Пусть оркестра и не будет, пожалуй, но под восторженные крики всей дружины — это уж обязательно — он строевым шагом подходил к генералу и докладывал: задание выполнено. А генерал при всех говорил, держа его за руку: «Подлинный герой! Вручаю в ваши руки судьбу якутской земли!»
В действительности сложилось наоборот: началось с побоев… И хотя всё пришло к благополучному концу, Валерий не мог да и не хотел, пожалуй, скрыть своё разочарование: в штабе, как на грех, кроме адъютанта, о его встрече с генералом никто, пожалуй, и знать не будет. Ах, в каком разительном несоответствии с действительностью обнаружили себя его мечты! С тяжкой повседневностью эти мечты до жестокости оказались не в ладах. Валерий стоял растерянный, словно человек, наблюдающий, как долгожданное вкусное варево нечаянно опрокидывается на шесток камелька. Мстительно вспомнив о Топоркове, Валерий, сам того не заметив, перенёс это чувство на генерала: не может быть, чтобы ему не доложили о задержанных прошлой ночью! Врёт генерал… От этой неожиданной мысли у Валерия исчезло желание жаловаться на Топоркова. Да ещё пришла на память скрытая угроза Чычахова: «Останемся живы, так вместе. А умрём, так и умрём вместе». Расстреляют ли Чычахова как шпиона Чека, или он расстанется с жизнью по-другому, всё равно подозрение упадёт и на него, на Валерия.
