Можно ли верить тому, что Петр передавал речения и деяния Иисуса в форме хрий? С хриями жители античного мира сталкивались на любой стадии классического греческого образования начиная с начальной школы, когда с помощью хрий детей учили читать и писать[548]. Поскольку Папий, очевидно, полагал, что для перевода с арамейского на приличный греческий Петру требовалась помощь Марка — едва ли он мог считать, что Петр получил начальное греческое образование. Однако необходимо помнить, что грамматические определения и классификации, как у Теона, не только предписывали, но и описывали. По сути, в первую очередь они описывали биографические анекдоты, рассказываемые разными людьми, образованными и не очень. В преимущественно устной культуре каждый был знаком с различными формами коротких рассказов или изречений, передаваемых из уст в уста, и мог понять и принять эти литературные формы без необходимости в какой–то специальной рефлексии. В сущности, вообще сложно рассказать краткий анекдот, который не подходил бы ни под одну из разновидностей хрии у Теона. Образование просто повышало уровень рефлексии над анекдотами, рассказываемыми повсеместно в быту, и учило людей эффективно использовать анекдоты для аргументации и убеждения оппонентов[549].
В школах риторов люди учились использовать анекдоты в аргументации, в целях убеждения. Теон предписывает ученикам восемь упражнений с хриями: заучивание наизусть, различные грамматические упражнения, комментирование, подтверждение и опровержение — все с конечной целью использования хрий в речах, направленных на убеждение аудитории[550]. Для того чтобы передавать речения и деяния Иисуса в форме кратких анекдотов, Петру, разумеется, не нужно было учиться риторике. Мы попросту не знаем, как Петр использовал эти анекдоты в своей проповеди (если верно, что именно это подразумевает Папий). Критики форм полагают, что евангельские предания функционировали в гомилетическом контексте, причем содержание их менялось в зависимости от потребностей аудитории; однако, судя по всему, что нам известно, Петр вполне мог просто воспроизводить имеющиеся предания. В Евангелии от Марка эти предания, безусловно, являются частью повествования, а не ораторского выступления. Разумеется, Евангелие ставит своей целью убедить — однако так, как убеждает рассказчик, а не оратор. Таким образом, на мой взгляд, было бы ошибкой применять упражнения с хриями, принятые в риторических школах, к анализу хрий в Евангелиях[551]. Нет причин полагать, что многие хрии у Марка не могут восходить к устным преданиям о речениях и делах Иисуса, сохраненным и переданным Петром.
«Неупорядоченность» Евангелия от Марка
Согласно Папию, Петр рассказывал свои хрии об Иисусе по отдельности и в случайном порядке. Он не составлял из них упорядоченное целое (syntaxis). Следовательно, и Марк, переводя и записывая эти истории (по–видимому, в ходе нескольких рабочих встреч с Петром), сохранял их в точности, но без какого–либо упорядочивания (taxis). Будучи простым переводчиком, он ничего не добавлял к материалу — ни содержательно, ни композиционно. По мнению Папия, Марк поступил совершенно правильно: ценность его работы именно в том, что он записал учение Петра точно так, как Петр преподавал его устно. Однако, очевидно, Папий считает также, что композиционная беспорядочность может рассматриваться как серьезный недостаток с историографической точки зрения. Сравним его слова о Марке с тем, что он пишет в Прологе о собственной книге:
Не поколеблюсь изложить для тебя в должном порядке (synkatataxai tais hermeneiais) все, что в прошлом старательно разузнал от старцев, что тщательно записал (emnëmoneusa), за достоверность чего ручаюсь
(Евсевий,
Церковная история, 3.39.3)[552].
Как мы уже отмечали в главе 2, Папий демонстрирует следование классической историографической практике. Хорошее историческое сочинение должно было обладать двумя важнейшими чертами — верностью истине и литературной композицией: Папий претендует на то и другое. Вначале он собрал устные сообщения тех, кто разговаривал с очевидцами. Затем тщательно их записал. На следующей стадии работы — придал им правильную литературную форму. Сравнивая этот отрывок с замечаниями Папия о Марке, мы видим, что, по мнению Папия, Марк прекрасно выполнил первую часть работы — верно записал все, что рассказывал Петр. Однако больше он ничего не сделал — и в результате Евангелие осталось беспорядочным собранием хрий. С точки зрения Папия, это не настоящее историческое сочинение, а, скорее, черновые заметки, какими пользуются историки в работе над книгой.
Taxis и syntaxis — еще один пример часто употребляемых Папием риторических терминов. Какой «порядок» мог бы придать Марк своему труду, если бы работал как настоящий историк? Греческие и римские биографии достаточно часто представляют собой собрания хрий. Некоторые даже представляются столь же композиционно беспорядочными, каково, по мнению Папия, Евангелие от Марка. Так, Лукианов «Демонакс», «жизнь» (bios) философа–киника, имеет начало и конец, составляющие хронологическую рамку содержания книги. (Впрочем, даже Папий согласился бы, что такая минимальная хронологическая структура имеется и у Марка.) Но в остальном книга Лукиана, по всей видимости, представляет собой случайное собрание хрий и более обширных рассказов о Демонаксе[553]. Эти рассказы просто располагаются бок о бок, без малейших попыток хотя бы имитировать какую–то связь между ними. Поскольку другие биографии, принадлежащие Лукиану (как биографии Перегрина и Александра из Абонотиха) написаны совершенно иначе и имеют связную и последовательную хронологическую структуру, принято считать, что в «Демонаксе» Лукиан сознательно выбрал литературный метод, соответствующий киническому содержанию книги[554]. Стоит отметить еще одну черту этого труда, параллельную замечанию Папия о Марке. В конце своего сочинения Лукиан приносит обычные извинения за его краткость: «Это очень немногое из того, что я мог бы извлечь из памяти (apemnëmoneusa)» (Демонакс, 67). Папий также отмечает, что Евангелие от Марка невелико. Оно состоит не просто из разрозненных, но и из очень немногих анекдотов: «Марк записал некоторые отдельные рассказы в точности так, как Петр извлекал их из памяти (enia grapsa hôs apemnëmoneusen)»[555]. Очевидно, здесь подразумевается противопоставление другим, более полным Евангелиям; однако Папий не ставит неполноту компиляции Марку в вину, поскольку тот «не упустил ничего, что слышал» от Петра. И снова то, что могло бы выглядеть недостатком, оправдывается тем фактом, что Марк всего лишь перевел и записал поучения Петра, существовавшие в форме хрий. (Возможно, неполнота Евангелия от Марка в глазах Папия — не отдельный недостаток наряду с отсутствием литературной композиции, но лишь один из аспектов этого отсутствия[556].)
Сам Лукиан, по–видимому, не считал своего «Демонакса» историческим сочинением — не из–за несоответствия реальности, а из–за недостатка литературной композиции (taxis). В своих советах по написанию истории последней стадией работы историка он называет придание собранному материалу эстетически приятной формы (Как надо писать историю, 48, 51). Он решительно осуждает отсутствие композиционной целостности и стройности — например, собрание разрозненных анекдотов, какое представляют собой Евангелие от Марка и его собственный «Демонакс»:
История — это, по существу, просто долгий рассказ. Так пусть будет она украшена всеми добродетелями рассказа: пусть движется плавно, связно и последовательно, без провалов и скачков. Пусть кристальная ясность ее достигается, как я уже сказал, и выбором слов, и сопряжением тем. У хорошего историка все определено и закончено: покончив с одной темой, он вводит следующую, прилепляется к ней и как бы приковывает себя к ней цепью, дабы избежать разрывов и распада книги на несколько не связанных друг с другом повествований; нет, первая и вторая тема не должны просто соседствовать в книге — они должны пересекаться и иметь друг с другом нечто общее
(Как надо писать историю, 55)[557].
Очевидно, Лукиан говорит здесь о тематическом, а не о хронологическом порядке. Другие полагали, что историю лучше всего составлять в строгом соответствии с хронологией событий, как пишет Дионисий Галикарнасский в своей критической заметке о Фукидиде: «История должна представлять собой непрерывную последовательность событий» (De Veterum Censura, 9).
