-Желающих подвергнуться гипнозу прошу на сцену!
И вот из первого ряда поднялся низенький старичок в байковой куртке и рыжих валяных сапогах.
-Мы жалаем подвергнуться! Действуй на нас! Валяй!- сказал он и поднялся на сцену.
-Вы знаете, кто это? - забеспокоился Дражжинский, - Это же сторож с нашей птицефермы! Как бы он под гипнозом чего не ляпнул про нас!
-Да, ну! Он про нас и думать забыл!-успокоил его Велепетуев.
Гипнотизёр усадил старичка в кресло, спросил его имя, фамилию и занимаемую должность.
-Сторожем я служу на птицеферме! А зовут мене Никита Борщёв! Так и пиши!
Гипнотизёр записал и приступил к сеансу. Магическим голосом он стал отдавать Никите команды:
- Вы-ы должны- ы мне-е подчиняться!!! Вы-ы должны-ы меня-а-а-а слушаться!!! Вы-ы должны-ы спа-а-ать!!! Вы уже-е спи-ите! Вы спи-и-те! Спите!… Вот вы приходите на работу…. Что вы видите? Говорите! Я вам приказываю! Говорите!
И Никита проникновенно заговорил:
-Десять часов, а в конторе никого нету! Эх, и распустил же службу товарищ Велепетуев! А ему бы что? Только по кабинетах штаны просиживать, да по командировках раскатывать! – Велепетуева передёрнуло, Дражжинский, не выдержав хихикнул.
-А заместитель его по индюкам – Дражжинский!- продолжал Никита,- Да он же, слободное дело, вутку с вороной перепутает! Ведь он же корму-то индюкам не запас – они и подохли!
Дражжинский испуганно вскочил с места и обратился к гипнотизёру:
-Товарищ гипнотизёр! Товарищ гипнотизёр!Это не правильно! Я писал в трест! У меня есть бумажка! Разбудите же его!
Вокруг закричали:
-Не будить! Не будить! Пусть выскажется!
А Никита продолжал:
-Не надо меня будить! Когда надо будет, я и сам проснусь! А кому, намедни, двух пекинских уток упёрли? Велепетуеву! А почему сторожам до сих пор полушубки не выдают? Зима на носу!
Велепетуев и Дражжинский красные, растерянные торопливо пробирались к выходу, а вслед им нёсся голос Никиты Борщова! Какая-то женщина в цветистом платке из заднего ряда тянула руку:(дальше я уже пропарадировал голосом под женщину)
-Товарищ гипнотизёр! Товарищ гипнотизёр! Как Никита выспится, дай мне поспать! Я как засну – я за курей! За курей! Я всё скажу, что у меня на душе накипело! Всё!
Цирк бушевал!»
Я своим выступлением прямо-таки сорвал аплодисменты с овациями… Все хохотали, а режиссёр – до слёз,
-Хорошо! - отдышавшись сказал он, - Без сомнения вы нам подходите!
Он предложил мне попробовать роль в спектакле, который был на подходе. Взял я роль, но задача моя заключалась не только выучить слова и отрепетировать мизансцены, то есть согласованные действия с другими действующими лицами, но даже отдельно расписать своё отношение к этим действующим лицам, то есть, как я их ощущаю, как будто бы знал их давно, чуть ли ни с детства, и это описание представить ему – режиссеру. Если он будет не согласен с моим восприятием того или иного лица, то он меня поправит и готов поспорить! А, если я буду не согласен, то я должен иметь в виду, что последнее слово за ним! Я согласился, написал, примерно за неделю всё, что о ком я думаю. Я думал, что все артисты так же описывали, как и я, а, оказывается, у других с этим были проблемы. Могли рассказать на словах, что они думают о других ролях действующих лиц, но описать не могли, либо описывали очень скудно, неверно выражая даже собственное ощущение этой роли. Режиссёр собрал нас и попросил меня зачитать при всех.
Я очень волновался, стеснялся, ещё не зная коллектив, думал, что меня сейчас будут критиковать, но режиссёр меня ставил в пример и мне было неудобно перед артистами, которые уже знали, что такое сцена и по возрасту я был пожалуй самый молодой. Мне казалось, что я выгляжу выскочкой, но режиссёр так активно приводил в пример моё восприятие, что я бы даже сказал – агрессивно, диктаторски настаивал, что бы было именно так, потому что он сам имел в виду именно это, что, вроде бы как, я изложил то, что он мне поручил для всех, хотя таких подробностей он со мной не обсуждал. Я только зачитал ему наедине свою писанину, а он собрал весь коллектив и заставил читать для всех. Мне эта позиция понравилась, потому что на самом деле меня могли посчитать выскочкой и соответствующе ко мне отнестись. А так – вроде бы я выполнил его поручение. Чуть попозже режиссёр дал мне ещё одну роль для страховки ненадёжного артиста, который иногда уезжал в командировки. Наконец-то , премьера! Как я волновался! Я не был прирождённым артистом. На меня зал действовал очень отрицательно. Мне приходилось включать даже мужество и голос у меня почему-то звенел совершенно не естественно, и лицо было напряжённым, хотя говорил и делал всё правильно. Это было заметно только тем, кто знал меня раньше. А мне пришлось пригласить на спектакль своих «зэков» с которыми я жил в своей комнате в общежитии. Татьяну я с ними уже познакомил заочно.
Был такой «зигзаг» Партии и Правительства – условно освобождать осужденных с направлением «на стройки народного хозяйства». Потом, наученные горьким опытом , стали делать «Спецкомендатуры» для проживания такого контингента, а сначала было вот так: расселяли их по молодёжным общежитиям и для надзора и воспитания поселяли в каждую комнату по коммунисту. На нашу комнату коммуниста не хватило и поселили меня – 17-летнего «кандидата в члены КПСС» -комсомольца. Мои «зэки» восприняли это с сарказмом, сказали, что дают мне кличку, т.е. «погоняло» - « коммунист» и тем самым исправят дискриминацию населения нашей комнаты. Они ко мне относились с уважением, потому что ещё ранее, за время проживания в «общаге» я кое-что научился готовить, а мы решили кормиться «общаком». Я говорил, что нужно купить и сколько, а они шли и закупали. В виду того, что я взялся готовить, меня освободили от финансирования закупок продуктов и предоставили мне право привлекать их для помощи в кухонных делах, а особенно в мытье посуды. Мытьё посуды было делом дежурного по графику. Очень подкупало моих сокамерников то, что у меня был мощный фотоаппарат «Киев-4» с фотоэкспонометром, все фотопринадлежности и фотограф я был с большим стажем с девятилетнего возраста. А фотографироваться мои «сокамерники любили» и с удовольствием посылали домой и друзьям свои фотографии «со свободы»!
Ну, и был ещё очень важный элемент, который добавлял уважение ко мне, это то, что у меня был классный магнитофон «Астра-2» двухскоростной и проигрыватель для пластинок. А среди пластинок у меня было много «на костях», т.е. самопального производства роки и джазы, а ещё на плёнках у меня уже тогда был Владимир Высоцкий с блатными и тюремными песнями его первой поры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
