— Солен, ты идиот! — вкрадчиво сообщила я.
— Сама ты дура! Шла бы в «Три зайца» сразу. Что под дверью сидеть? Я думал, околею, пока ждал, когда ты на крыльце напрыгаешься!
— Иди ты. Никто тебя не просил. Вот они, «Три зайца», можешь быть свободен.
— Ага, так я тебе и поверил, ты сейчас пустишься на поиски своего дружка.
— Брата, — поправила я уже спокойнее.
Парень явно не был таким простаком, за коего я его сначала приняла.
— Кто же тебе поверит. Какой он тебе брат?!
— Сводный! — Я продолжала упрямо лгать, просто из вредности.
— Тоже чушь. Кто он тебе, Айрин? — Он начинал меня раздражать своей прозорливостью и вопросами, которые я сама себе задавала, никогда не находя ответа.
— Может, пойдем к Ловше, если сдашь меня из рук в руки, успокоишься?
— Успокоюсь, — кивнул Солен.
До корчмы мы не дошли меньше квартала, я проигнорировала предложенный локоть и поплелась за дворянином, то и дело спотыкаясь. Куда же делся колдун?
У Ловши горел свет, хоть питейное заведение и было закрыто на ремонт. Я отметила, что вывеску корчмарь снял: либо зайцев решил подновить, либо сменить на новых. Хотя трое косоглазых длинноухих давно стали символом заведения, да и всего района. Зайцы были до того кривые и пьяненькие, с обвислыми ушами и морковью в когтистых, как у порядочного медведя, лапах, что фраза «Напиться до зайцев у Ловши Левши» стала нарицательной.
Солен забарабанил в дверь, вот как бедному неймется от меня избавиться.
— Кто там? — Голос был женский.
— Ивушка! Это я, открой, пожалуйста.
Дверь неохотно распахнулась, простоволосая девушка в проеме недовольно сказала:
— Что стряслось?
— Отец твой дома?
— Дома.
— Позови его, пожалуйста.
Однако звать она его не стала. А провела нас на просторную кухню, где за столом чинно восседало все семейство, довершавшее поздний ужин.
— Айрин? Какими судьбами?
— Где колдун?
Семейство подняло на меня тяжелые взгляды, особенно недоброжелательно на меня косилась старшая дочь корчмаря. Жена его, напротив, добродушно захлопотала, заставила стащить мокрые куртки, усадила за стол, плеснула в кружки горячего отвара смородины. Винко (так, как выяснилось, звали жену) сообщила, что ужин окончен, и вышла из кухни, прихватив с собой все семейство. Ловша, все это время сидевший во главе стола, наконец заговорил.
— В чем дело?
Я описала ситуацию.
— Может, у бабы? — с надеждой в голосе протянул корчмарь.
Видимо, ждал, что я с ним соглашусь, и ущерб снизится только до выдачи мне одеяла и отправки в свободную комнату.
— Тогда он бы оставил мне ключ.
— Забыл? — Надежда таяла.
— Майорин?
— М-да.
— Он собирался во дворец к Орнику Мадере, — добавила я.
Ловша повертел в руках кружку.
— И что ты предлагаешь?
— Пойду к нему. — Я отставила свою кружку.
— Ты собираешься вломиться ночью к Верховному архимагу?
— А что?
— А кто тебя к нему пустит?!
— А кто помешает?
— Ладно, горе, проведу я тебя, а то засадят тебя в темницу.
— За что? — опешила я.
— За нарушение общественного покоя. — Ловша, кряхтя, поднялся.
— А вас не засадят?
— А я не буду покой нарушать!
— Я с вами, — встрял Солен.
Мы с Ловшей удивленно уставились на дворянина. Но возражать не стали. Бесполезно, с дураками не спорят.
Дождь зарядил снова, центр Вирицы щедро освещался фонарями, в которых старательные фонарщики ежедневно подновляли заклинания. У Майорина световые сгустки всегда выходили белесоватые — холодные, а в Инессе просто каждый вывешивал перед своим домом излюбленное освещение (или то, на которое дара хватило, и вокруг некоторых домов будто шаталось пьяное привидение, неспособное удержать отчетливую форму), Вирица же пестрела уютным желтоватым светом. Облетевшие деревья, казалось, тянули к фонарям голые ветви, образуя фантазийные тоннели, со светом в конце. Будто кто-то старательный специально оплетает фонари ветвями, чтобы было чем любоваться прогуливающимся в ночи прохожим. Вот только прохожих не было. Все нормальные люди уже устроились в теплых постелях, набираясь сил для следующего дня или щедро тратя накопленные за предыдущий.
Дворцовая ограда могла соперничать с крепостной стеной. А закрытые ворота, выведенные из скрывавших их днем пазов, явно превосходили въездные. Но мы и не к ним направлялись. Ловша свернул к левому крылу и, подойдя к неприметной дверце, которая в тяжелые времена наверняка легко заваливалась булыжником покрупнее, дернул за шнур колокольчика. При ближайшем рассмотрении тот оказался толстенькой цепью причудливого плетения. Ждать долго не пришлось. Нам открыла суховатая немолодая женщина, в застегнутом наглухо платье и накидке с капюшоном — жена архимага. Моя знакомая, работавшая кухаркой на дворцовой кухне, иначе как старой грымзой или зловредной мегерой ее не называла. Так что я представляла Регину Мадера несколько иначе. Ее седеющие волосы не стояли дыбом, периодически шипя, а были уложены в сложную и аккуратную прическу, на пальцах (вовсе и не скрюченных «аки куриные лапы», а вполне себе изящных) таинственно сверкали драгоценные камни. Сверкали глубоко и будто бы сами по себе, не стесняясь отсутствия света. Амулеты. Зачаровать можно любой камень или металл, в принципе можно зачаровать и кожу или ткань. Просто каждый из этих материалов имеет свои свойства. Драгоценные камни в этом плане были более универсальны, но и по карману были немногим. Майорин носил только пару кожаных браслетов на левой руке, кольца он терпеть не мог. Однажды я сунулась и их рассмотрела. В толстой коже явно был наполнитель, похожий на крупную каменную крошку. К несчастью, когда я уже занесла нож, чтобы подпороть это безобразие в уголочке, дабы узнать о содержимом, Майорин выхватил амулет из моих рук. Больше он их никогда не снимал, в отместку за проступок выдав мне толстенный фолиант, посвященный амулетам и накопителям. К своему стыду, я добралась только до конца введения, которое растянулось страниц эдак на двадцать. Проблема была в том, что, прочитав страницу этого бесценного труда, я сладко засыпала, нежно прижимая его к груди.
— Ловша? — удивленно узнала корчмаря дама. — Ты сегодня поздно, да и не ждали мы тебя.
— Регина, мне нужно поговорить с магистром Мадерой.
Жена Мадеры холодно оглядела нашу подмокшую компанию, скривила рот в недовольной гримасе и отодвинулась, пропуская нас внутрь. Леший его знает, может, и мегера или грымза, вон как глаза сверкают, глядишь, кинется, взглядом испепелит. И испепелила бы, вот только промокшая одежка плохо поддавалась возгоранию. Мы гуськом пересекли двор и ввалились в просторный холл, где самовольно, под неодобрительные вздохи хозяйки, шумно разделись и, оставив на идеально чистом мраморном полу отпечатки грязных сапог, прошли за Ловшей, уверенно ведущим нас по длинному залу. Я чувствовала себя нищенкой, по ошибке забредшей вместо паперти во дворец и уже не ждущей подаяния, дай боги живой выбраться. Зато Солен явно был в своей тарелке и по розовому мраморному полу ступал как у себя дома, с достоинством оставляя коричнево-серые следы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
