– Как! – воскликнула Лизетта. – И больше ничего?
– Этого довольно, Лизетта, ибо, если я выпью это, мне не понадобится ничего другого.
И действительно, графиня поднесла флакон ко рту и осушила его одним глотком. Затем она сказала:
– Ты видела мужчину, который поджидал нас на дороге, Лизетта. Сегодня у меня с ним свидание, с девяти до десяти часов вечера. Ты подождешь его в известном вам месте и приведешь в мою комнату… Я вовсе не хочу, – добавила она шепотом, – чтобы говорили, будто я не верна слову, пусть даже после смерти.
Тибо нечего было возразить: все намеченное было исполнено.
Вот только месть графиня взяла на себя.
Как стало известно, обеспокоенный молчанием хозяина камердинер приоткрыл дверь спальни, вошел туда на цыпочках и увидел графа, лежащего на спине с кинжалом в сердце. Тогда он поспешил к госпоже, чтобы сообщить печальную новость, но и ее тоже нашли мертвой.
Слух о двойной смерти быстро распространился по дому, и слуги разбежались, говоря, что в замок влетел ангел-губитель. Осталась только горничная, чтобы исполнить последнюю волю хозяйки.
Тибо больше нечего было делать в этом доме. Он оставил графиню лежащей на кровати, Лизетту возле нее и спустился вниз.
Как сказала горничная, ему нечего было бояться встречи с хозяином и слугами. Слуги разбежались, хозяева были мертвы.
Тибо пошел к пролому. Небо было хмурым, и если бы на дворе стоял не январь, то можно было бы сказать, что оно было грозовым.
Дорожка в парке едва угадывалась.
Дважды или трижды Тибо останавливался и прислушивался; ему казалось, что он слышит, как справа и слева хрустят ветки под ногами кого-то, кто хочет попасть с ним в шаг.
Подойдя к пролому, Тибо отчетливо услышал, как чей-то голос произнес:
– Это он!
И в тот же миг два жандарма, сидевшие в засаде позади пролома, прыгнули спереди на Тибо, а два других напали на него сзади. Ревнивец Крамуази, бодрствуя по ночам, бродил вокруг замка и накануне увидел, как по окольным дорожкам пришел и ушел неизвестный человек. Он донес об этом бригадиру жандармов. К доносу отнеслись еще серьезнее, когда узнали о новых злоключениях, случившихся в замке. Бригадир отправил четырех человек с приказом арестовать любого подозрительного бродягу. Двое из них в сопровождении Крамуази засели в засаде за проломом в стене, двое других шли след в след за Тибо по парку.
Мы видели, как по сигналу Крамуази все четверо бросились на него.
Борьба была долгой и упорной. Тибо был не тем человеком, которого четверо жандармов могли свалить запросто, без труда.
Но у него не было оружия, и его сопротивление оказалось бесполезным.
Жандармы делали все тем усерднее, что они узнали Тибо, а Тибо, ставший известным по происходившим рядом с ним несчастьям, уже снискал в округе отвратительную славу. Его повалили на землю, крепко связали и поставили между двумя лошадьми. Два жандарма шли один спереди, другой сзади.
Сопротивлялся Тибо скорее из самолюбия, а не по какой-то иной причине. Он знал, что его власть делать зло безгранична. Стоило ему лишь пожелать смерти этим четырем, и они упадут замертво.
Но это он всегда успеет сделать. Окажись он у подножия эшафота, останься ему одно-единственное желание, он был уверен, что избежит человеческого правосудия.
Связанный по рукам и ногам, Тибо шел в окружении четырех жандармов с показным смирением.
Один из жандармов держал конец веревки, опутавшей башмачника. Они шутили и смеялись, спрашивая у колдуна Тибо, как, обладая такой властью, он позволил себя схватить.
Тибо же отвечал на их насмешки широко известной поговоркой: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Жандармы очень надеялись, что последними будут смеяться они.
Они миновали Пюизе и вошли в лес.
Становилось все темнее. Казалось, тучи огромным черным покрывалом лежат на кронах деревьев. В четырех шагах ничего не было видно.
Но Тибо видел.
Он видел, как со всех сторон мелькали и пересекались огоньки. Они приближались, сопровождаемые шорохом сухих листьев.
Встревоженные лошади пятились, втягивая ночной воздух и дрожа под всадниками.
Громко смеявшиеся жандармы мало-помалу затихли.
Тогда начал смеяться Тибо.
– Над чем ты смеешься? – спросил его один из жандармов.
– Над тем, что вам уже не до смеха, – ответил Тибо.
При звуке голоса Тибо огоньки стали ближе, шорох отчетливее.
Затем послышался зловещий звук – звук челюстей, зубы которых стучат друг о друга.
– Да-да, мои друзья волки, – сказал Тибо, – вы уже отведали человеческого мяса, и оно показалось вам вкусным!
Ему ответило негромкое одобрительное ворчание, напоминавшее одновременно и лай собаки, и вой гиены.
– Да-да, понимаю, – сказал Тибо, – съев сторожа, вы не против отведать и жандарма.
– Послушай, – спросили всадники, начиная дрожать, – с кем ты разговариваешь?
– С теми, кто мне отвечает, – сказал Тибо.
И он завыл. Ему ответили двадцать голосов. Одни были в десяти шагах, другие довольно далеко.
– Уф! – выдохнул один из жандармов. – Что это за звери идут за нами по пятам, с которыми, похоже, это ничтожество говорит на их языке?
– Вот как! – воскликнул башмачник. – Вы схватили Тибо – предводителя волков, вы ведете его по лесу ночью и спрашиваете, что за огоньки и что за вой его сопровождает? Друзья, слышите? – вскричал Тибо. – Эти господа интересуются, кто вы такие. Ответьте им хором, чтобы у них не осталось никаких сомнений!
Волки, повинуясь приказу хозяина, завыли дружно и протяжно. Лошади захрапели, две или три стали на дыбы. Жандармы делали, что могли, чтобы успокоить животных, поглаживая их и обращаясь к ним.
– О, это еще ничего! – сказал Тибо. – А вот что будет совсем скоро, когда у каждой лошади на крупе окажется по два волка, а еще один вцепится ей в горло!
Волки пробегали между ногами лошадей и ласкались к Тибо. Один из них, поднявшись на задние лапы, поставил передние ему на грудь, словно спрашивая, какие будут повеления.
– Сейчас, сейчас, – сказал Тибо, – у нас еще есть время. Не будем эгоистами и позволим товарищам подойти.
Жандармы уже не могли управлять лошадьми, которые вставали на дыбы, шарахались из стороны в сторону, покрывались потом и пеной.
– Не правда ли, теперь мы можем уладить мое дело? Вы даете мне свободу, и при этом условии каждый из вас уснет сегодня ночью в своей постели.
– Шагом, – сказал один из жандармов, – пока мы идем шагом, бояться нечего.
Другой вынул из ножен саблю. Через несколько секунд послышался жалобный вой.
Один из волков впился жандарму в сапог, и тот проткнул его саблей насквозь.
– А это, – сказал Тибо, – я называю неосмотрительностью, жандарм. Вопреки поговорке, волки едят друг друга, но не знаю, смогу ли я удержать их, если они отведают крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
