Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В те дни взошел Он на гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу.
Когда же настал день, призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами» (Лука, 6, 12–13).
И не является ли этот мартовский Спаситель тем самым Господом, имя которого выгравировано у каждого немецкого солдата на бляхе ремня (от Мааса до Мемеля, от Этча до Белта) во всем нибелунговом рейхе, заново объединенном рейхсканцлером, и за его пределами, далеко за его пределами, — и разве не значится над орлом, держащим в когтях свастику, — С НАМИ БОГ?
Когда постаревшая меж тем няня, а впоследствии — гувернантка, на смену которой пришел домашний наставник, наносит прощальный визит на виллу в Пётцляйнсдорфе и Матросик стоит с ней на выходящем в сад балконе, и оба смотрят поверх елей, растущих в саду, на Каленбсрг и Леопольдсберг, ее былой воспитанник поневоле вспоминает безукоризненный порядок в узких, как клетки попугаев ара, шкафах стиля бидермайер, порядок, который однако же при известном прилежании нетрудно было поддерживать, и свежий воздух, который няня, отворяя окна, впускала в детскую к спящему Матросику, но мысль о том, как, собственно, она проголосовала десятого апреля, — мысль эта занимает его куда сильнее.
— Знаешь, — заговаривает она вдруг по собственной инициативе, — на моей улочке в Оттакринге я могу назвать тебе человек двадцать, которые проголосовали «против», а не одни только мы с братом!
Так неужели у нее и ее брата, неужели еще у двадцати жителей однокомнатных пригородных квартирок в Оттакринге теперь отсохли руки? Ведь значится же в предвыборных призывах: «Да отсохнет рука, обведшая слово, нет»!
Арийский ангел-хранитель Францль, жена Капитана, Сосед с женою, борец за свободу Испании дядюшка Руди, вся родня с Новейшей Звезды, — все они разгуливают по городу нибелунгов с неотсохшими руками: они просто-напросто отправились вместе с жилищными коллективами, компаниями фабричных рабочих и конторских служащих, отправились сомкнутыми рядами на избирательные участки с открытыми и никем не используемыми кабинками для голосования, — да и что им было делать, как не отправиться вместе с ордами орущих «ДА! Зиг Хайль! ДА! Зиг! ДА! ДА!» в надежде смыть свое политически или расово сомнительное прошлое, подобно арийской родне Матросика с ее крестным знаменьем — ДА! ДА! — и, не исключено, в надежде тем самым хотя бы ненадолго отсрочить приуготованное самому Матросику будущее? Не правда ли?
Что же касается группки отщепенцев, проголосовавших «против», то им, если верить предвыборным призывам, придется теперь разгуливать по городу с отсохшими руками и в своей вынужденной беспомощности призывать на подмогу тех рукастых, которые проголосовали «за».
Взовьется ли теперь или нет над золотым шпилем собора святого Стефана флаг со свастикой, — вопреки протестам господина кардинала, утверждающего, будто при этом какой-нибудь штурмовик может сорваться и разбиться насмерть, или же будет поврежден громоотвод (а именно таковы вздорные отговорки церковников), смехотворная кучка отщепенцев, проголосовавших «против», окажется неспособной на какую бы то ни было символическую жестикуляцию, — ни вскинуть руку в нацистском приветствии, ни перекреститься.
Из несуществующего фотоальбома
Трюковая съемка:
Агасфер, или Вечный Жид, на Магдаленином лугу в окрестностях Вены; Матросик ходит вокруг да около, а затем ошарашивает его вопросом!
Агасфер, или Вечный Жид, как известно, однажды побывал в Вене. Этот высоченный старик в черной шляпе, в пальто, превратившемся в лохмотья, с развевающимися на ветру длинными седыми волосами и бородой, сидел на Магдаленином лугу, набираясь сил. На Агасфере зеленый передник, он говорит на иврите и с недоумением взирает на абстрактную, однако же весьма красноречивую картинку, которую держит в руках. Это словесный коллаж под названием «Вена, март 1938 года».
Эту картину следовало бы послать на мюнхенскую, 1937 года, выставку «Вырожденческое искусство», даже если открытие выставки пришлось бы из-за этого отложить на целый год. Так или иначе, здесь применена уникальная техника: слова, парящие в воздухе, слова, кружащиеся возле афишных тумб, слова, рекламными воздушными змеями сопровождающие городские трамваи, слова, в листовках сваливающиеся с небес, слова, которых вчера еще не было, но которые сегодня являются уже завтрашними словами, клочья слов, каллиграфически выписанные на холсте художником, имя которого неизвестно, тогда как вырожденческая природа творчества не вызывает сомнений:
Орудие Провидения / Любишь ребенка, своди его в магазин игрушек Френкеля / Да отсохнет рука, обведшая слово «нет» / Покупайте без опаски наши лаки, наши краски, только в магазине Фритце краска каждая искрится / Братство по крови / Кровосмешение / Клятва на крови / Закон о чистоте расы / Соображения отца гимнастики Яна о франкмасонах / Молоко-продукты Миаг-Майера / Клетки души и предательство рода / Весь народ проголосует десятого апреля «за» / Чему радуется житель Вены, воротясь в родной город: родниковой воде и хлебу «Анкер» / Глас народа — глас Божий / 1935 год: возвращена Саарская область, 1936 год: освобождена Рейнская область, 1937 год: торжественно перечеркнута ложь о военной контрибуции, 1938 год: Немецкая Австрия вошла в состав рейха.
Шуберт, Шуберт, отчего тыПерелистываешь ноты:Столько песен написалИ ни капли не устал!
Браунау-на-Инне: малая родина фюрера / Цель паломничества для немецкой молодежи / Альтеттинг: цель паломничества для тевтонской старины / «Пудреница маркизы-отравительницы» / «Жена в шкафу» / «Кровавая гибель венгерского Паяца» / «Уроженец Вены — крупье в бразильском казино» / Хватит печатать романы-фельетоны / Венская пресса становится немецкой / Зачем мне корни, если есть крылья / Наглые высказывания еврейского писаки / Вино выйдет отменное / В Каноссу мы не пойдем, разве что — всем певческим союзом / Политика не есть научная дисциплина.
Вверх и вниз! Вверх и вниз!Вот забава для девиц!На волшебном колесеЗавизжат мгновенно все!
Вальдфиртель, один из административно-географических районов Нижней Австрии, расположен на плато между возвышенностью и низиной и представляет собой гармонический переход между ними. Здесь процветает высокоразвитое земледелие и виноградарство, плато является также европейским водоразделом между бассейнами Эльбы и Дуная. Здесь родились неутомимый воитель рыцарь фон Шенерер, романтический сочинитель Хамерлинг, творец нежной народной музыки Йоханн Шраммель: такова малая родина фюрера, вот откуда родом Гитлерова семейка.
«Рыть в хорошем темпе» — наказ лагерного старосты / «Окучивать кузов» — производить погрузку в ударном темпе / Катехизис концентрационного лагеря / Имя? / Кем был раньше? / Ответ: драматургом / Лагерный староста с отвращением: похоже на то / Сколько зарабатывал в месяц? /И за такие-то деньги высмеивал национал-социализм? — Пощечина / Что? / Что ты сказал? / Почтительнейше просит простить его / Ради победы покатятся головы.
Искусство вырожденцев и впрямь способно сбить с толку, а ведь Агасфера с Матросиком и без того разделяют многие века, — попытка преодолеть это расстояние предпринята здесь в виде смехотворной трюковой съемки. Прямое взаимопонимание невозможно, а только опосредованное, оракулообразное, лишенное временной перспективы.
Матросику не остается ничего другого, кроме как, вспомнив старинную шутку о Хансле в соборе святого Стефана (трижды обойди амвон, на котором установлен мраморный бюст зодчего собора, и каждый раз спрашивай у него «Хансль, что ты тут делаешь?» — и два раза он не удостоит тебя ответом, а на третий скажет: «Ничего!»), начать расхаживать кругами возле восседающего на Магдаленином лугу Агасфера, каждый раз задавая ему вопрос: «Агасфер, что останется от моего города?» Два раза Агасфер не удостаивает его ответом, а на третий говорит:
— Ничего!
Капитан Своей Судьбы вновь пытается открыть окно в купе, сквозняки и отвратительную угольную пыль он игнорирует, ему хочется высунуть голову из окна, чтобы воочию убедиться в том, что, наконец, после Пунтигама, Эбтиссендорфа, Карлсдорфа, Верндорфа и Вильдона поезд подъезжает к Лебрингу и хотя не делает там остановки, оттуда уже рукой подать до Лейбница, потом только Эренхаузен, а дальше сразу же Шпильфельд-Штрас и государственная граница. Но оконная механика теперь даже в относительно привилегированных поездах функционирует далеко не безупречно, что, впрочем, общеизвестно, и Капитану удается приоткрыть окно всего на десяток сантиметров, что, правда, не позволяет увидеть воочию долгожданную государственную границу, зато обеспечивает все купе пренеприятнейшим сквозняком и свистом. Тряся окно и приникая к нему всем телом, Капитан пытается расширить образовавшуюся щель, однако раму заклинило; кровь меж тем ударяет ему в голову, опустить окно ему на такой лад, правда, не удается, зато прилив крови гарантирует мозгу такой калейдоскоп воспоминаний, что хотелось бы подчеркнуть: теперь Капитан Своей Судьбы, похоже, окончательно спятил! Я не подчеркиваю, я просто протоколирую: таким образом ему удастся вызвать целый калейдоскоп воспоминаний о венском Пратере, вообразить ярмарку, сказочный край с автоматами, продающими сласти и предсказания счастливой любви, с блошиным цирком и мчащимся по пещерам Призрачным поездом, сувенирный калейдоскоп фирмы Калафатти из мира волшебных фонарей, диарам и панорам, из мира, в котором женщин распиливают пополам, в котором функционируют стрелковые тиры и силомеры, в котором наличествует музей восковых фигур и собрание неаппетитных анатомических уродцев, именуемое паноптикумом, — все это он вызывает к жизни, насилуя заклинившую механику окна, а результат получается столь же непредсказуемым, как при внезапных приступах головокружения, охватывающих тебя во время или после катанья на американских горках, и весь мир переворачивается вверх ногами, и звезды почему-то оказываются внизу. И ключевой персонаж прославленного аттракциона Калафатти претерпевает удивительную метаморфозу. И перед тобой отныне не безупречно величественный китаец с длинной, до полу, косой, покачивающийся, как стрелка метронома, под воздействием спрятанного от глаз публики механизма, не его китайский палец, указующий вверх, едва карусель приходит в движение, — одним словом, это больше никакой не китаец из книжки с картинками, под механическую музыку вращающийся вокруг собственной оси, а сам Адольф Гитлер с железным крестом первой степени и золотым партийным значком. Рейхсфюрер вращается вокруг своей оси в коричневой, как человеческий кал, униформе СА под музыку Баденвейлерского марша. Рука китайца превратилась в руку фюрера, которая вновь и вновь вскидывается в новомодном приветствии: Хайль!
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Восток есть Восток - Том Бойл - Современная проза
- 13 причин почему - Джей Эшер - Современная проза
- Лисы Аляски - Вольфганг Шрайер - Современная проза
- Старая девочка - Владимир Шаров - Современная проза
- Вопрос Финклера - Говард Джейкобсон - Современная проза
- Другое тело - Милорад Павич - Современная проза
- Коллекционная вещь - Тибор Фишер - Современная проза
- Против часовой стрелки - Елена Катишонок - Современная проза
- Конченые - Катя Гордон - Современная проза