— Власти слишком глупы, чтобы понять простую истину. Карабкаться вверх по ступеням на такую высоту оказалось для него непосильным напряжением — ведь его организм был совершенно для этого не подготовлен. Мышцы сердца ослаблены, артерии забиты холестерином. Если уж ему так приспичило взобраться на эту башню — следовало по крайней мере принять восемьдесят пять граммов протеина и один грамм кальция. Но, конечно же, он об этом даже не подумал.
Она перелила смесь в стакан и поставила на подоконник, чтобы дать ей отстояться. В непрозрачной серой массе миссис Хейвуд видела свою молодость, здоровье, энергию, волю, счастье, светлый разум, артерии, по которым свободно бежит кровь, крепкие брюшные мышцы и светлое будущее, воплощенное в недвижимом имуществе и вечной жизни.
Она отхлебнула глоток своего коктейля счастья.
— Если бы Джордж начинал каждый свой день с этого, он был бы сейчас жив. И никогда не страдал бы головокружениями.
Первый глоток показался ей слишком горьким. В смеси явно было что-то не то. Она отхлебнула снова. То же самое — горько. К тому же слишком жидко, чтобы есть, и слишком густо, чтобы пить.
— Что-то придется отсюда исключить. Что же именно?
* * *
Наступил сентябрь. Дети О'Гормана снова пошли в школу, и каждый вечер Марта помогала им делать домашние задания. На сей раз Ричард, написавший сочинение на тему «Как я провел мои летние каникулы», попросил ее проверить, не слишком ли много он налепил ошибок.
— Почерк — ужасный, — первым делом отметила Марта. — Разве в школах больше не учат чистописанию?
— Конечно, учат, — весело ухмыльнулся Ричард. — Просто я, наверное, неспособный.
— Как-то я не уверена, что смогу это прочесть.
— Попытайся, ма.
— Да я-то попытаюсь. А как быть с учителем?
Марта обратилась к тексту. Если верить Ричарду, за лето он успел проделать работу большую, чем компания «Морские пчелы» в полном составе.
— Ты уверен, что написал о себе?
— Конечно. Вот же заголовок, видишь? «Как я провел свое лето». Послушай, ма. Знаешь, чем занимаются весь год большинство детей?
— Думаю, да, — сухо кивнула Марта. — Ты мне об этом достаточно часто рассказывал. Одни ездят на собственных «кадиллаках». Другие получили от родителей полную свободу и не являются домой до полуночи…
— Да нет, ма, я серьезно. Многие дети… ну, во всяком случае некоторые… делают домашние задания на пишущей машинке.
— Дети твоего возраста?
— Конечно. Почему бы и нет?
— Если ты сейчас получишь пишущую машинку, то ко времени поступления в колледж вообще забудешь, как пишут рукой.
— Ты же говоришь, что у меня это и так не получается.
— Так я не говорила, — холодно произнесла Марта. — Но вот что я тебе теперь скажу, умник. Будет куда лучше, если ты обратишь самое пристальное внимание на свой почерк. Ясно?
Ричард демонстративно застонал, задергал головой, завращал глазами, но покорно сказал:
— Да, ма.
— Начать можешь прямо сейчас. Тебе придется переписать это сочинение, если хочешь получить за него хотя бы мало-мальски приличную отметку.
— Но разве у нас не было раньше пишущей машинки?
— Была.
— А что с ней случилось?
Марта заколебалась.
— Ей-Богу, не знаю, — сказала она наконец.
— Черт побери, так, может быть, она и сейчас где-нибудь валяется? В кладовке или в гараже… Я поищу ее, можно?
— Нет. Да ты и не найдешь.
— Почему?
— Я точно знаю, что ее уже нет. Совершенно ни к чему переворачивать вверх дном гараж и кладовку, разыскивая вещь, которой там нет. И прекрати, пожалуйста, рассказывать мне, что позволяют делать другим детям. Просто прими к сведению, что ты — невоспитанный и небрежный мальчишка, злоупотребляющий моим хорошим отношением, и попытайся исправиться. Договорились?
— Ну, черт побери!
— Вот и прекрасно, дружок. Черт побери!
Ей удалось сохранить легкость тона, поэтому мальчик не заподозрил, как потрясло ее внезапное упоминание о пишущей машинке. Это была машинка Патрика — древняя портативка, которую он купил с рук и которая никогда не работала, как следует. Клавиши западали, ограничители полей не опускались, а звонок звенел, когда ему заблагорассудится. Она помнила, как серьезно и терпеливо сидел за машинкой Патрик, пытаясь научиться печатать вслепую и преуспев в этом не больше, чем во всех других делах, за которые он брался. «Я слишком его поддерживала, — подумала она. — Позволяла ему забираться в мечтах слишком высоко, а когда он падал, подкладывала слишком мягкую подстилку. Поэтому он никогда не ломал костей и так и не научился определять границы своих возможностей».
Когда Ричард недовольно удалился в свою комнату, чтобы переписать сочинение, Марта подняла телефонную трубку и заказала разговор с Сан-Феличе.
— Алло, — послышался голос Куинна.
— Это Марта, Джо.
— А я как раз сижу и размышляю, не слишком ли буду надоедлив, если еще раз тебе позвоню. Есть кое-какие новости. Один из членов секты, брат Терновый Венец, пристроился в Сан-Диего. Работает в одном гараже. Мы с Лэсситером туда вчера съездили, попытались его расспросить, да все без толку. Молчит, как пришибленный, или несет какую-то ахинею. Так что, похоже, еще один дохлый номер, но я решил, что тебе в любом случае стоит об этом узнать.
— Спасибо. Как новая работа?
— Прекрасно. Я, правда, ни единой лодки еще не продал, но само по себе занятие довольно забавное.
— Появишься в конце недели?
— Трудно обещать. Надо бы смотаться в Лос-Анджелес, попробовать еще разок познакомиться с миссис Хэдли Бакстер Вуд.
— С тетей Кармы?
— Да.
— Ты же сказал, что ее дом был заперт.
— Думаю, она уже вернулась. Занятия в школе начались, а у нее двое детишек — вряд ли она позволит им прогуливать.
— Как думаешь, почему она уехала?
— Мне кажется, Карма все-таки удрала к ней, вот тетушка и решила увезти ее подальше, чтобы мамаша снова не утащила ее в секту.
Воцарилось неловкое молчание — так бывает между людьми, которые разговаривают об одном, а думают совершенно о другом.
— Джо…
— Ты скучаешь обо мне, Марта?
— Ты же знаешь, что да… Слушай, Джо, мне тоже есть о чем тебе рассказать. Хотя я и не уверена, что это важно. Однако в деле Патрика об этом ни слова, тогда я об этом просто забыла, а позже мне факт показался слишком незначительным. Я и сейчас-то вспомнила о нем только потому, что Ричард напомнил буквально несколько минут тому назад.
— О чем ты?
— Да о пишущей машинке Патрика. Понимаешь, он за неделю до несчастья положил ее в машину, собирался отдать в ремонт. И забыл. Думаю, она так и лежала на заднем сиденье, когда он той ночью взял попутчика.
Глава двадцать вторая
Куинн уже с полчаса сидел в машине возле дома миссис Вуд. Когда он нажал кнопку звонка, никто не отозвался, но тем не менее внутри кто-то был. Куинн это чувствовал. К тому же окна в доме были открыты, шторы раздвинуты, включенный радиоприемник исправно выдавал какую-то легкомысленную музычку.
Он посмотрел на часы. Десять. Засаженная деревьями улица была девственно пуста — за все полчаса проехал лишь какой-то случайный автомобиль да откуда-то издалека донесся звон церковного колокола. Внезапно Куинн увидел, как в одном из окон второго этажа шевельнулась розовая тюлевая занавеска, и ощутил на себе чей-то взгляд.
Он снова поднялся на крыльцо и нажал кнопку звонка, но в ответ услышал лишь ленивое мяуканье кошки.
— Миссис Вуд! — воззвал он. — Миссис Вуд!
— Ее нет дома, — послышался из-за двери девичий голосок. — И она не разрешает мне открывать дверь, когда ее нет.
— Карма, это ты?
— Вам лучше уйти. А то моя тетя вызовет полицию.
— Слушай, Карма, это Джо Куинн.
— Да знаю я. Что у меня, глаз нет?
— Мне надо с тобой поговорить. Обижать тебя я не собираюсь. Вспомни, я ведь всегда был на твоей стороне.
— Вроде да.
— Тогда выйди сюда, на крыльцо, и поговори со мной. Мне хочется тебя увидеть. Ты ведь, наверное, изменилась, а?
— Вы бы в жизни меня не узнали, — хихикнула она.
— Может, я все-таки попытаюсь?
— А тете вы не скажете?
— Конечно, нет.
Дверь открылась, и Куинн увидел, что его маленькая приятельница не солгала: встретив на улице, он бы ее попросту не узнал. Ее темные волосы были подстрижены коротко, под эльфа; остатки прыщей скрывал сильный загар. Она была в шелковом платье в обтяжку и туфельках на высоченных шпильках; на губах громоздилось не меньше фунта помады, а на ресницах — столько краски, что Куинн удивился, как ей удается держать глаза открытыми. Да, она изо всех сил старалась выглядеть знойной женщиной!
— Боже мой!.. — простонал он.
— Удивлены?
