18
Лодка отошла от пирса и потянулась к фарватеру. Уже улеглась обычная суета, на мостике остались только командир, старпом и сигнальщик, и Букреев был доволен, что командующий сидит внизу, не стесняя своим присутствием его командирских действий.
С ними собралась идти в море и Мария Викторовна, но Букреев, хорошо представляя себе удивление и старпома, и других офицеров, знающих железное его правило никогда не брать в море посторонних, если это только в его власти — а сейчас это было в его власти, — отказал ей. Чувствуя почему-то необходимость хоть немного смягчить свой отказ, Букреев шутливо сказал ей, что он, разумеется, не может серьезно относиться к старинной морской примете насчет женщины на корабле, но торпедные стрельбы на приз главкома настолько ответственное дело, что поневоле становишься суеверным, да и выходят-то они всего на два дня...
Лучше бы она настаивала, пусть бы даже обиделась — ему, возмущенному ее непониманием, что им всем не до науки сейчас, было бы легче чувствовать свою правоту, — но Мария Викторовна, вежливо улыбнувшись и его шутке, и его отказу, молча отошла от Букреева, не подозревая, как близок он был к тому, чтобы остановить ее, изменить решение, не заботясь уже, что подумают об этом его подчиненные. Для этого ей надо было хотя бы обернуться...
— Старпом, вы это серьезно мне доложили? — спросил Букреев, не сомневаясь, что несерьезно такое никто никогда не докладывает.
— О чем, товарищ командир?
— Ну, что неисправность она помогла найти...
— Так точно.
— Бедный Сартания... И как он только перенес это?! Жаль парня.
— Да... А интересная женщина, — сказал Варламов.
— Интересная? — Букреев в принципе был с этим согласен, но мало быть интересной, чтобы станцию исправить. Вот толковая — другое дело. Они-то хоть понимают это? Или только и заметили, что смазливая?.. — Как там Володин?
— В каком смысле, товарищ командир?
— Как бы у нас и другие станции не повыходили из строя, — добродушно сказал Букреев. — Дурной пример Сартании...
Варламов понял и улыбнулся:
— Нет, товарищ командир, штурман пока сигналов бедствия не подает.
— Значит, будем надеяться, у него все в порядке.
— Не думаю, — по-своему истолковал Варламов слова командира. — Мне кажется, даже у штурмана ничего не выйдет.
Букреев вопросительно взглянул на него.
— Не из тех она, — пояснил Варламов.
— Не из тех?.. — Букрееву приятно было, что вот и старпом так считает, хотя возможности штурмана Варламов мог и недооценить. — В своих офицеров верить надо, — сказал Букреев. — Не из тех!..
Снизу начал кто-то подниматься на мостик, и по медленной, спокойной манере — у них на лодке никто так не позволил бы себе тянуться по трапу — Букреев с досадой понял, что командующий все-таки не усидел внизу.
Варламов сразу же уступил свое место на мостике, командующий поблагодарил, что очень удивило старпома, потому что у них на лодке не было принято, чтобы командир, скажем, благодарил за что-то своего старпома. Букреев тоже услышал эту благодарность, и ему подумалось вдруг о возрасте командующего, о неизбежной, видимо, доброжелательности, которая приходит с этим возрастом, даже о некоторой, что ли, сентиментальности. Хотя тут же Букреев должен был признаться, вспомнив некоторые встречи с командующим, что тот бывал совсем не таким уж добрым и при случае так умел отчитать провинившегося, вроде бы и не повысив ни разу голоса, что из его кабинета вылетали, как из парилки.
— А как второй корабля начальник — сдал на самостоятельное управление лодкой? — спросил командующий.
— Так точно, — ответил Букреев, поняв, что речь идет о старпоме.
Командующий уловил в тоне Букреева даже некоторое недоумение: мол, как же на моем корабле старпом мог бы до сих пор не сдать на самостоятельное управление. И понял еще, что то была не только обида за себя, но и за свой корабль, а командующему нравились командиры, которые умели обижаться за свой корабль, за экипаж, за своих подчиненных.
— Понятно, — кивнул командующий. — Старпом, замените командира.
— Есть, товарищ командующий.
Они проходили сейчас как раз самое трудное место фарватера, и тут бы, конечно, по мнению Букреева, не стоило отдавать управление кораблем в другие руки, но командующий есть командующий, и не соглашаться с его указанием можно было разве что в мыслях, да и то ненадолго.
Букреев неохотно посторонился, пропуская старпома на свое место, но все же остался за его спиной, чтобы можно было успеть вовремя вмешаться.
— По причине крепкого ветра или других обстоятельств? — даже не оборачиваясь, но все же заметив эту предосторожность командира, насмешливо поинтересовался командующий.
— Исключительно из-за крепкого ветра, товарищ командующий, — невозмутимо сказал Букреев.
«Ну да, — усмехнулся про себя командующий. — Разве имеет право старпом — твой старпом! — хоть в чем-то ошибаться при мне? Разве ты можешь допустить такое?»
Но Букреев как раз меньше всего заботился уже о том впечатлении, которое может сложиться у командующего и о старпоме, и о нем самом. С первой же команды, когда Варламов передал на машинные телеграфы «левый средний вперед», Букреев не удержался: не мог он не вмешаться в действия своего старпома, раз эти действия, по его мнению, вызваны были не спокойным расчетом, а желанием — как бы специально для чужого глаза — совершить маневр покрасивее.
— Отставить, старпом, — негромко сказал он. — Не на извозчике катаетесь.
— Есть отставить... Внизу!
— Есть внизу!.. — отозвались из центрального.
— Стоп, «левый...» — Варламов, прикусив губу, ждал дальнейших указаний.
— Достаточно «левый малый вперед», — уже спокойнее сказал Букреев, — а то потом трудно одерживать лодку.
— Есть «левый малый вперед»...
Командующий молчал. В действиях старпома он не усматривал особой ошибки и был недоволен вмешательством командира.
Но, даже чувствуя это молчаливое неодобрение, Букреев все-таки продолжал, по сути, управлять лодкой, с той лишь разницей, что передавал свои приказания на
