революцию», взорвут этот памятник, а сам Пушкин будет объявлен в Китае зловредным буржуазным писателем? Наши хозяева обещают показать мне завтра утром крупную фабрику, которая вчера еще была частной, а теперь стала смешанным государственно-капиталистическим предприятием. Меня познакомят с рабочими — ветеранами революционной борьбы. Мне покажут Дворец культуры, детский сад, новые жилые кварталы Шанхая...
После неизбежного чаепития мы расстаемся с нашими гостеприимными хозяевами. Время уже позднее, но как-то не спится на новом месте. В черном, густо забрызганном ослепительно яркими звездами небе висит рогатый ледяной месяц. Порывы горячего влажного ветра треплют широкие мохнатые ветви вековых кедров...
Знакомство с Шанхаем мы начали с путешествия по городу. Прежде всего знакомимся с уголками древней старины: это — старый торговый центр с тесными живописными улочками, сходящимися к древнему храму Хранителя города; перед золоченой статуей Хранителя курятся благовония и чадят восковые свечи. Здесь царит неописуемое смешение экзотики и обыденного. И очень явственно дает о себе знать влияние тысячелетней старины на образ мышления современного жителя «Поднебесной», как любят здесь именовать Китай.
Древний храм с его ажурной резьбой, с тончайшими изображениями сказочных драконов и птиц, с глубокомысленными золочеными и пурпурными надписями, с гирляндами сделанных из бумаги условных «денег», которые полагается покупать здесь и класть на могилы ваших усопших родственников, чтобы им было чем расплатиться с требовательными богами на том свете.
Храм утопает в водовороте кипучего, шумного рынка. У входа в него висит далекий от экзотики, вполне современный плакат, разъясняющий, что шпионам и диверсантам, прибывающим от Чан Кай-ши, разумнее всего явиться к властям с повинной, тогда их никто не тронет; наоборот, им предоставят работу. Но если они не придут вовремя в полицию, им может быть худо. Здесь же — стенные газеты торговцев, в которых мирно обсуждаются их текущие дела. Слева под навесом харчевня, где вы можете купить пампушки, рис, вареное мясо, молодые побеги бамбука, трепангов и любое другое лакомство по вашему выбору. Справа торговля курительными свечами — их обычно жгут перед изваянием бога, но можно использовать и для того, чтобы отгонять ночью дымом надоедливых москитов.
Отсюда во все стороны расходятся узкие улочки, в которых теснятся специализированные лавки и лавочки. Вот улочка аптекарей. Один из них вынес на тротуар стеклянный ящик с живыми, очень мелкими и весьма бойкими на вид ярко-зелеными лягушками и объясняет интересующимся покупателям их целебные качества; рядом торгуют корнем женьшень, тибетскими травами, препаратами из жженой кости. Соседнюю улочку заняли игрушечных дел мастера. Они сами лепят из глины, сушат на солнце и красят головки своих кукол, мастерят заводные игрушки. Третья улочка захлестнута полотнищами хлопчатобумажной материи, четвертая занята ларьками торговцев, продающих бронзовые, каменные и деревянные статуэтки.
Из этого старинного квартала мы проехали на набережную могучей реки Хуанпу — туда, где в ее желто-серые воды врезается клином иссиня-черный поток Сучжоу. У берегов этого грязного потока недвижно дремлют на приколе тысячи лодок, перекрытых соломенными циновками; это плавучие жилища «водяных людей», как зовут здесь тех, кто постоянно живет на воде. Мой друг «капитан Ван Си» рассказывал мне девятнадцать лет тому назад, как «водяные люди» спрятали на одной из лодок летчика, выпрыгнувшего с парашютом после того, как японские зенитчики подожгли его самолет. Летчик был ранен. «Водяные люди» связались с врачом и тот, рискуя жизнью, лечил вот здесь же, на лодке, своего необычного пациента. Потом, когда летчик выздоровел, «водяные люди», связавшиеся с партизанами, помогли ему бежать... В то далекое время этот рассказ воспринимался как своеобразная легенда, окутанная дымкой романтики; Шанхай, находившийся в руках японской армии, казался бесконечно далеким, и трудно было вообразить, что когда-нибудь я буду сам стоять на берегу иссиня-черной Сучжоу и глядеть своими глазами на плавучие жилища людей, проживших десятки лет на воде...
Вокруг нас кипел, шумел, грохотал огромный город. Мчались автомобили, гремели трамваи, густая толпа заполняла тротуары набережной. Пейзаж шанхайских набережных уже много раз был описан людьми, побывавшими здесь, и все же, когда поднимаешься на вершину одного из небоскребов и окидываешь взором уходящее во все стороны до самого горизонта каменными волнами хаотичное море разнокалиберных домов, фабрик, портовых сооружений, невольно захватывает дух.
Ну, а Чапэй, легендарный Чапэй, неукротимый рабочий район старого Шанхая, сыгравший такую большую роль в революционном движении, в антияпонской национальной войне, в борьбе за освобождение Китая?.. Мы едем туда по новой широкой улице, рассекающей путаницу старых кварталов с их узкими, извилистыми переулочками, похожими на щели.
В новом двухэтажном здании народного комитета Чапэя нас радушно встречает его председатель товарищ Чжоу Шао-жен — высокий худощавый человек в очках, в белой рубахе навыпуск, в синих брюках и легких сандалиях; точно так же одеты миллионы шанхайцев. Чжоу Шао-жен здесь старожил: до освобождения он работал в подполье — был членом нелегального райкома партии. История Чапэя для него — открытая книга, и он охотно рассказывает о том, что пережил этот район.
Да, Чапэй дважды превращался в поле боя — в 1932 году, когда японцы в первый раз осадили Шанхай, и в 1937 году, когда они вторично атаковали его. И всякий раз трудовой люд Чапэя вставал стеной на пути врага. Жители Чапэя всегда жили в ужасающей нищете. Жалкие лачуги, в которых они ютились, рушились, когда налетал тайфун, столь частый гость Шанхая. Не было чистой воды — приходилось черпать и потом процеживать зловонную черно-бурую жидкость из отравленной фабричными стоками реки Сучжоу. Во время больших океанских приливов и тропических ливней низменная часть района затапливалась, и в некоторых хижинах неделями стояла по колено грязная взбаламученная вода — было невозможно в них жить. И все же, несмотря на все лишения, рабочие, жившие в Чапэе, наотрез отказались открыть двери в Шанхай японским интервентам, хотя те и сулили им более легкую жизнь. Речь идет о судьбах родины, и перед лицом врага китайцы должны быть едины, говорили они.
В 1937 году Шанхай обороняла 19‑я армия гоминдановцев. В рядах этой армии было немало честных патриотов, и они храбро дрались против японских войск, отстаивая каждый квартал и каждый дом. Бои в Шанхае длились около трех месяцев. В Чапэе уцелел лишь один трехэтажный каменный дом, все остальные превратились в груды щебня и мусора. Чжоу Шао-жен показал нам на берегу Сучжоу огромное закопченное здание — какой-то склад, с виду ничем не примечательный, но тем не менее вошедший в историю города. Чем же он стал знаменит?
— Это был последний оплот защитников Чапэя, — сказал нам товарищ Чжоу Шао-жен. — Гоминдановские
