передвигаться с помощью колёс на новое место, а слой глубиной 2-3 сантиметра сниматься, высушиваться и перемалываться. Таким образом у нас появится замечательное концентрированное сухое удобрение.
Поскольку использовать такое большое количество удобрения двумя посёлками нереально, мы решили излишки продавать. Маринка сразу же засела за рисование картинки для упаковки продукта, а Глафира стала сочинять рекламный текст туда же. Дополнительно я её озадачил сочинением статьи для газеты и объявлений.
Из одной строительной артели я сформировал четыре. Опытных тукшумских рабочих поставил бригадирами и привлёк в артели татар. Мужики оказались смышлёными и рукастыми. Распределил между бригадами фронт работ. Первая строила дом на Береговом, вторая – баню, третья – школу, а четвёртая – магазин. Попозже решу, кого назначить директором сельпо.
Перед обедом я перебрал архивы – свои и оставшиеся от Плещеева. Старые газеты, письма и заметки, домовую книгу учёта расходов мы решили переслать Анне в будущее. Нам весь этот хлам без надобности, а в там эти документы будут стоит больших денег. Посоветовали ей купить домишко в Тукшуме или на Береговом для отдыха летом. Отдавая исторические документы в музей, она может сказать, что нашла их, разбирая в доме чердак.
Анна, Светочка, Верочка и Николай
Вечером мы уселись с девушками продолжать читать дневник Анны Верещагиной, бывшей графини Анны Ивановны Орловой.
«От девочек я узнала, что мой якобы муж, а их отец, скончался во время аварии. Простите меня, но я вздохнула с облегчением. Я была не готова ложиться в постель с чужим для меня мужчиной, поскольку любовь к Грише (моему Григорию, которого я знала когда-то) в моей душе всё ещё была жива.
Светочка с Верочкой быстро поправлялись. Веру уже можно было выписывать, но я объяснила (с трудом, конечно, поскольку люди плохо понимали, что я говорю, но списывали мою такую «особенность» травмой после аварии), что у нас нет никого, кто мог бы присмотреть за девочкой. Её решили оставить в больнице до моего выздоровления.
Выписали нас ещё в гипсе, но уже вполне здоровых. Я могла передвигаться с помощью костылей. Не стану здесь описывать свои потрясения от жизни в будущем. Было страшно пользоваться электричеством, газовой плитой. Да и сама необходимость вести домашний быт для меня было большим испытанием. Мне очень помогали дочки. Это они научили пользоваться стиральной машиной, холодильником. Самыми удивительными для меня были телефоны и телевизоры. Первое время я не отрывалась от экрана, смотрела всё подряд, начиная от новостей и заканчивая мультфильмами. Благодаря своей способности к обучению, я довольно быстро освоилась в этом мире.
Работу в школе пришлось оставить. И это понятно. Устроиться мне удалось только уборщицей. Но и сидеть дома без работы я не могла: нужны были деньги на проживание, да и неработающих здесь считали тунеядцами. Хотя матерям, имеющим детей в возрасте до 12 лет, можно было не работать.
Из газет я узнала, что в 1974 году в СССР было установлено пособие для малоимущих семей, имеющих иждивенцев. Я собрала необходимые справки, и мне стали ежемесячно выплачивать дополнительно к зарплате по 12 рублей на каждую дочь. Оклад уборщицы был 70 рублей. Итого у нас выходило 94 рубля на всё про всё. Шиковать не получалось, но жить было можно.
Летом девочкам дали на все три месяца бесплатные путёвки в пионерский лагерь. Они уже однажды были там, поэтому очень обрадовались возможности отдохнуть. Я, если честно, не очень разделяла их радость. Понимала, как мне будет трудно без их поддержки. Да и привыкла я к ним, можно сказать, полюбила…
Дорогие мои, какое же вам спасибо за то, что вы дали мне возможность почувствовать себя матерью! Уже через полгода после того, как я сюда попала, я не перестаю благодарить вас и молиться за ваше здоровье! Хотя делать это приходится скрытно – сейчас, как вам известно, вера в Бога не приветствуется.
И вот наступило лето 1977 года. Я отправила моих птенчиков в лагерь и осталась одна в пустой квартире… Мне было очень тоскливо – я так привыкла к веселому щебетанию дочек, их звонкому смеху, смешным рассказам о школе и подругах, учителях и одноклассниках. И вот однажды ко мне постучалась молодая женщина моих лет соседка Наташа. Она предложила мне сходить с ней в кино, так как у её молодого человека появились срочные дела на работе, и он не мог составить ей компанию. В кинотеатре за этот год я ещё ни разу не была. Мне было интересно, и я согласилась.
Фильм был… про моё время до того, как я перенеслась сюда! Я наслаждалась и отдыхала душой. Правда, некоторые моменты меня просто покоробили. Режиссёр пытался воссоздать быт, речь персонажей, события, моду тех времён, но иногда попадал пальцем в небо.
После просмотра фильма я долго думала. Писать грамотно я быстро научилась, это оказалось много проще, чем в прошлые годы. Словарный запас мой активно пополнялся из-за того, что я много читала, смотрела фильмы и новостные передачи. И я решилась написать письмо режиссёру.
В нём я указала на те недочёты, которые успела заметить в фильме. Пришлось объяснить мои столь глубокие знания тем, что наша семья свято хранила документы, картины и фотографии своих предков, а сама я увлекалась историей и всей страны, и своего рода в отдельности. Правда, называть свою истинную фамилию (Салтыкова-Орлова) я не рискнула, придумала другую.
Пока я ждала ответа, мне вспомнилось, как Глафира указывала на дупло, из которого выпрыгнула белка. Что-то подсказывало мне, что горничной что-то было известно об этом месте, и делала она это намеренно. И я решилась поехать в посёлок Новый Тукшум - вроде так называлось то место, откуда я перенеслась в это своё настоящее. Там я отыскала тот лес, вышла на поляну и увидела дуб с дуплом. Он всё ещё стоял там, хотя стал значительно мощнее. До дупла мне пришлось лезть с помощью лестницы, которую я попросила у бабушки - хозяйки дома, где я остановилась. Там я нашла вашу посылку...Спасибо вам за заботу, за мои драгоценности, за письмо! Но я побоялась ответить вам сразу - а вдруг Глафира решит воспользоваться порталом? Как мы станем с ней делить моих девочек? Возможно, я поступила подло, эгоистично, но и её поступок нельзя назвать таким уж гуманным. По великой случайности всё получилось так, как получилось. Так что не надо нам никого ни за что винить. Дневник свой я стала писать уже позднее - всё-таки мать должна
