кровати вместе. Так, чтобы я мог обнимать Сэла и крепко прижимать к себе, утихомиривая его во время приступов. Иногда выдавались мирные ночи, и тогда мне казалось, что само мое присутствие успокаивает брата, что теплая глыба моего тела защищает его от ночных кошмаров.
Стелла немало впечатлилась, узнав, что я умею обращаться со стиральной машиной.
– Вот это новости! – воскликнула она и смерила меня долгим, внимательным взглядом. – Ты явно не в отца пошел.
Я в ответ просто пожал плечами. Рассказывать о том, что Сэл с недавних пор начал писаться в постель, я не стал. Да и что толку, тетя все равно ничем помочь не могла.
2018
Папа прилетел в Нью-Йорк навестить Сэла спустя примерно месяц после случившегося.
– Мне там пока появляться нет смысла, – сказал он мне по телефону, когда мы созвонились через несколько дней после моего прилета в Америку. – Ты рядом, он под наблюдением врачей. Будет лучше, если я приеду, когда его выпишут. Мне все равно только один перелет по карману.
Спорить я не стал. Я знал, что Сэл предпочел бы, чтобы папа оставался по ту сторону Атлантики.
Он прилетел через несколько дней после выписки. Сел в аэропорту на автобус до Пенсильванского вокзала – так было дешевле всего, а потом прошел пешком с десяток кварталов до многоэтажки, где жил Сэл. Я оставил брата с Глорией и спустился вниз, чтобы помочь ему донести чемодан.
– А с лифтом что? – первым делом осведомился папа.
– Сломался. Мастера уже вызвали.
Он закатил глаза и первым зашагал по лестнице, останавливаясь на каждом этаже в ожидании сигнала о том, что мы пришли.
Когда я открыл дверь квартиры, он вошел внутрь и тут же поморщился, вдохнув спертый воздух. Потом прошелся по всем комнатам и оглядел их, не проронив ни слова. Я познакомил его с Глорией, которая как раз собиралась уходить, и он поприветствовал ее нарочито громко и медленно, словно туристкой тут была она. Сэл лежал в гостиной на кровати-каталке, лицом к окну. По телевизору шло ток-шоу, но его никто не смотрел.
Папа подошел к Сэлу.
– Привет, сынок! – сказал он и легонько похлопал его по ноге.
Сэл медленно повернул голову, посмотрел на папу, а потом на его ладонь, лежащую на его мертвой, бесчувственной конечности.
– Здравствуй, – наконец сказал он.
Папа сцепил руки за спиной.
– Ну как ты? – спросил он серьезным, внимательным тоном, который у него иногда прорывался.
– Да вот, парализован.
Папа кашлянул:
– Это я знаю. Ну а в целом как настроение?
– Даже не знаю, пап. Возможно, мне теперь до конца дней нужна будет помощь даже для того, чтобы просто посрать. Какое тут может быть настроение?
Папа поджал губы.
– Может, кофе? – спросил я.
– Славная мысль, – отозвался папа, усевшись в кресло и взяв со стола газету со спортивными новостями. – Все как обычно. Черный, одна ложка сахара.
Я положил в кофеварку новый фильтр, отмерил нужное количество кофе, набрал воды в кружку и залил ее в задний отсек, а потом нажал кнопку включения. Каждый звук гулким эхом разносился по тихой квартире.
– «Арсенал» играет хуже некуда, – донеслись до меня папины слова.
Никакого ответа.
– Пора Венгеру освободить место, – продолжил он. – Если они продлят с ним контракт, это будет все равно что собственноручно изрубить топором все их прошлые трофеи. – Он неодобрительно хмыкнул и встряхнул газету.
– Готово, держи, – сказал я секунду спустя и протянул ему чашку кофе. Он вскинул брови в знак благодарности.
– А где Тэлли? – поинтересовался он, хлебнув бурой жижи.
– Тилли, – поправил я, покосившись на брата.
– Разве она не должна быть рядом, ухаживать за ним?
Я прочистил горло:
– Больше она тут не появляется.
– Как досадно, – заметил папа, снова опустив взгляд на страницу газеты. – Хорошенькая была девочка.
Сэл медленно выдохнул сквозь зубы и заворочался. Металлический каркас кровати скрипнул, а я сделал в памяти отметку, что завтра надо бы сходить в строительный магазин и купить что-нибудь, чтобы это исправить. Какой-нибудь спрей, к примеру. Все что угодно, лишь бы заглушить это звучное напоминание о том, что ноги Сэла больше никогда не ступят на землю.
Я подошел к Сэлу и потянул за подушку.
– Ну-ка дай ее мне, – сказал я, пытаясь ее высвободить. – Хочешь перевернуться на бок? Голове удобно?
Он вырвал подушку у меня из рук.
– Отдай.
– Ты мне просто скажи, чего ты хочешь.
– Перевернуться без чужой помощи, черт возьми. Или мне и этого нельзя? – Он приподнялся на локтях и, поморщившись, наклонился вперед, в сторону окна, а потом ожесточенно опустил подушку себе на затылок.
Я на мгновение замер, не сводя глаз с изгиба его спины, затем взял пульт от телевизора и переключил канал.
– Прекрасно. Может, матч как раз начался, – сказал папа и, отложив в сторону газету, сделал мне знак отдать пульт ему.
* * *
Вечером я предложил заказать еды из китайского ресторана. Я думал, папа с удовольствием приобщится к неотъемлемой американской традиции есть из картонных коробок, напоминавших фигурки оригами, но когда нам доставили заказ, он выложил все на тарелку, а от палочек наотрез отказался.
– А приборы где? – спросил он, заправляя салфетку за воротник.
По телевизору крутили повтор одной из серий «Сайнфелда». Никто не смеялся. Сэл ковырял еду.
Субботний вечер тем временем вступал в свои права. За окном послышался вой сирен, перемежаемый недолгими паузами, и чьи-то выкрики. Расправившись с ужином, папа поставил поднос на кофейный столик и подошел к окну, так и не вынув из-под ворота салфетки. И встал, заложив руки за спину.
– Нью-Йорк – величайший город мира, – сказал он, покачав головой. – Хотелось бы мне узнать его получше.
Я посмотрел на Сэла и комично закатил глаза, а он отвел взгляд, даже не улыбнувшись.
– Знаешь что, сынок, – продолжил папа, повернувшись к брату, – надо тебе найти американскую жену. Грин-карта – это же билет в жизнь! – Тут его взгляд остановился на ногах Сэла. – Впрочем, сейчас-то, само собой, уже поздно.
– Ага, – отозвался Сэл, глядя в потолок. – Кому я теперь такой нужен, а?
– Папа совсем не об этом, – вмешался я, надеясь, что он не пропустит мои слова мимо ушей.
– Хм. – Папа снова взглянул на Сэла. – Так дело все в том, что теперь-то тебя как пить дать отправят на родину, раз уж они знают о твоем существовании.
Сэл посмотрел на меня:
– Что?
– Еще ничего не известно, – торопливо уточнил я, примирительно вскинув руку и покачав головой. – Они сами толком ничего не знают. Это я про врачей.
Папа усмехнулся:
– У него же нет страховки, так? Ты всерьез думаешь,
