день рождения 23 января. Последние несколько лет она часто о нем забывала. Поэтому мне польстило, что она подарила мне книгу «Japanisme» о японском искусстве, на форзаце которой было написано посвящение. В нем она сослалась на ужасающую книгу о Джоан Кроуфорд авторства ее приемной дочери Кристины. «Маме, счастливого 55-летия и спасибо, что никогда не била меня вешалками, как Джоан Кроуфорд. Я очень люблю тебя, мама, всегда твоя малышка, Эми». Как бы редко теперь это ни прорывалось наружу, но в ней все же остались части той, прошлой, нежной и смешной Эми.
Так как срок аренды Хэдли Вуд заканчивался в начале февраля, Эми нужно было найти новый дом. Она постоянно жаловалась на отдаленность места и хотела вернуться в Кэмден. Я предположила, что она переедет в Джеффрис-Плейс, пока не узнала, что Митчелл подыскивает ей другой дом.
Однажды в начале февраля мы с Ричардом возвращались из города, когда мне позвонили. Это была Эми. По звуку казалось, что она в большой толпе людей.
«Ты где?» – спросила я.
«Я в отеле, мам», – ответила Эми.
«В каком? С каких пор?»
Отелем оказался Langham в центре Оксфордского цирка.
«Папа все забронировал, – ответила Эми. – Приезжай на ужин, мамочка, прямо сейчас. Приезжай сегодня».
Я отчаянно хотела ее увидеть. Я и не знала, что она переехала из Хэдли Вуд и живет в отеле. Может быть, мне не стоило бросать все и ехать к ней, но так получилось. Раз уж она сама пригласила меня, то я надеялась, что встреча пройдет хорошо. Мне своими глазами хотелось увидеть, как она выглядит и говорит.
Мы с Ричардом приехали в ресторан на первом этаже к 19:30. Она не сказала, что на ужине будет Тайлер со своими родителями, но мы были не против. Мы сели вместе и стали ждать Эми, которая пришла почти трезвой, хотя, очевидно, выпила пару бокалов. Мы отлично поужинали, однако Эми вела себя с мамой Тайлера так же, как делала это с Марджори на Сент-Люсии: она обнимала ее за шею и называла «мамочкой». «Я люблю тебя, мамочка, – сказала ей Эми. – Ты присматриваешь за мной, словно мама». Мне было неприятно слышать такое, но я промолчала.
Это была проверка? Она словно говорила: «Я могу ранить тебя, как хочу, и ты все равно будешь любить меня и приглядывать за мной». Это было странно, ведь я всегда поддерживала Эми. Всегда. Уверена, маме Тайлера тоже было неудобно, да и Ричард все время на меня поглядывал. Он знал, как я расстроилась. Казалось, Эми искала человека – женщину, которая бросит ей вызов, схватит ее за глотку и отчитает, как это делала Синтия. Однако семья, включая сестру Митчелла Мелоди, уже довольно жестко разговаривала с ней об ее алкоголизме, и она это игнорировала.
Это был первый и последний раз, когда я навестила Эми в Langham. Почти весь февраль она провела на Ямайке, работая с Салаамом Реми, а в начале марта Митчелл поселил ее в пентхаус на Брайнстон-Сквер неподалеку от Мраморной арки. И снова я ничего не знала заранее. Эми не сказала мне, что Митчелл купил и сейчас ремонтирует для нее дом на Кэмден-Сквер. Тяжело признавать, но я вообще не знала о происходящем – погас еще один огонек.
Эми прожила на Брайтон-Сквер 10 месяцев в 2010 году, но я ни разу не навестила ее там. Мы разговаривали по телефону, иногда по два часа. Я рассказывала ей о наших с Ричардом делах или о том, как поживают кошки, либо она расспрашивала меня о здоровье. Но она не приглашала меня в гости. По сути, в тот год я видела свою дочь только на приемах в Лондонской клинике. Пропасть между нами стала расти. Мне было грустно оттого, что наши жизни расходятся. Я знаю, моя болезнь сыграла свою роль, как и Эми и все, что ее окружало. Она словно потерялась в этом.
В конце марта Эми начала записывать трек для альбома Куинси Джонса к его 70-летию: Q: Soul Bossa Nostra. Они впервые встретились на концерте в честь 90-летия Нельсона Манделы, и он попросил ее поучаствовать в записи пластинки. Кажется, в ту встречу Эми встала перед ним на колени, поцеловала его руку и сказала: «Я слушаю всю вашу старую музыку, когда вы были моего возраста, 24-летним, когда записали The Swingin’ Miss «D» с Диной Вашингтон», – и продолжила перечислять все песни, которые они записали вместе. Поверьте, Эми в этом разбиралась. У нее были почти энциклопедические познания в музыке, которая была ей интересна.
В конце концов Куинси Джонс попросил ее спеть «You Don’t Own Me», которую впервые исполнила американская певица Лесли Гор в 1963 году, но она настояла на «It’s My Party», которую в итоге и записала с Джонсом и Марком Ронсоном. Меня всегда поражало, что Эми не пугало присутствие музыкальных легенд. Авторитет не сбивал ее с толку – и это не было лишь заслугой профессионализма. Это была ее человечность. Она просто смотрела на людей как на таких же несовершенных созданий, как она сама, и всегда старалась работать ради того, что любила.
Сразу после записи она позвонила мне домой. Она была рада поработать с Куинси Джонсом и предвкушала будущее. «С Блейком покончено, мам, я встретила потрясающего парня». Я слушала внимательно, потому что свое знакомство с Блейком она от меня скрыла. Было что-то удивительно неуловимое, открытое в этом признании – она говорила о своей жизни, как подросток, может быть, стараясь что-то восполнить.
Она рассказала, как вышла из квартиры на Брайнстон-Сквер, повернула за угол с Эндрю и заметила Рэга Тревисса. Он сидел и курил на скамейке у входа в паб Inn 1888 на Девоншир-стрит около Мэрилбона. Пабом владели его родители, и Эми там часто бывала. Не знаю, кто кого пригласил на свидание, но я бы не удивилась, узнав, что первый шаг сделала Эми. Она не боялась ничего, что касалось романтических отношений. Сын Ричарда Майкл все еще смеется над тем, как в школе она приглашала девушек на свидание с ним. «Если хочешь кого-то позвать – зови, в чем проблема?» – говорила Эми.
Они с Рэгом сходили на первое свидание, и оно прошло отлично. Она сказала, что он высокий, красивый, изысканно разговаривает и не обделен манерами. Я познакомилась с Рэгом почти перед кончиной Эми, но сразу поняла, чем он ее привлек. Он выглядел, как кинозвезда из 1950-х – зализанные черные волосы и великолепные костюмы. «Он потрясающий, мам. Я очень его люблю». Она хихикала. Когда Эми говорила, что любит кого-то, я наполнялась надеждой. Рэг был режиссером кино и, казалось, успокаивающе действовал на Эми. В любом случае я считала, что каждый шаг в сторону от Блейка шел ей на пользу. Я думала, что их отношения уже отжили свое и она была готова двигаться дальше.
В середине мая Эми вновь легла в Лондонскую клинику на неделю. Она выписалась в июне. За каждым периодом трезвости следовал период ужасного запоя. Наоми вспоминает, что не могла понять причин ее глубокой депрессии, ведь для человека со стороны жизнь Эми была прекрасной. «У меня есть все, что я только могу пожелать, – отвечала ей Эми. – Я не должна себя так чувствовать, но иначе не получается».
Мне кажется, Эми не знала, в какую сторону идти. И Наоми, и Майкл, и, скорее всего, Рэг твердили ей, что мир – это ее поле для игры и она может делать со своей жизнью все что захочет. Но она и так об этом знала. Всегда знала. Я научила ее этому. Но где-то
