Тогда опасность пришла с другой стороны, а именно с воздуха. В это время уже вовсю шла война на Северном Кавказе, и над горами разворачивались и ложились на боевой курс штурмовики и бомбардировщики. Старый Исмаил в это время уже не жил в своем «имении».
Когда они с Гибоем сидели на склоне ледника и готовили себе обед из продуктов немецкого склада, то увидели, что от летевшего на низкой высоте звена штурмовиков отделился один самолет и сделал круг над ледником, где располагалось «имение». На втором круге летчик выпустил две управляемые ракеты по хижине старика — это они увидели, быстро поднявшись на вершину скалы. На третьем заходе штурмовик уже стрелял из пушек и пускал неуправляемые ракеты.
Видимо, летчик был подготовлен хорошо, потому что уже после первых пусков ракет от «имения» практически ничего не осталось, а сорвавшиеся со склона камни, лед и снег довершили дело.
— Что ж это делается-то? — спросил Гибой.
— Не волнуйся о доме! Сейчас идет война, и летчик, по всей видимости, принял постройки за укрытие участников незаконных фмр… формр…, фирмар…, ну, в общем, за противника — никто же не знает, что здесь живут простые люди.
Старый горец лукавил — он поднялся на вершину раньше своего товарища и ясно видел три зеленые ракеты, пущенные в направлении «имения».
— А если бы мы были дома? — не унимался Гибой.
— Не были бы там! После смерти Арслана я решил переселиться в пещеру на склоне Шайтан-горы, а дом отстроить попозже.
— Все равно не понимаю, зачем ему понадобилось здесь бомбить?
— Это вина не летчика, а того, кто его сюда направил! — подвел итог происшествию Исмаил.
— Ох, темнишь, Исмаил-ага, но это мое дело. Давай свою работу выполним, а разговаривать потом будем.
Они ещё целый месяц стаскивали свои находки с гор и переправляли в столицу республики…
Дениса очень волновала судьба сестры, но донимать постоянными вопросами Игоря Вячеславовича он не хотел. Понимал, что если бы старик имел какие-то известия о Марине — хорошие или плохие — тут же сообщил бы.
— Ну вот и закончилась для тебя основная часть учебы — теоретическая. Пора приступать к практической, — констатировал Трофимов после обсуждения в семейном кругу успехов Дениса.
Парень и сам это понимал. В последнее время в доме, в разговорах, на занятиях царила какая-то торжественная и в то же время напряженная обстановка.
Глава 61
После нападения на его квартиру Матвей Борисович там не жил. Хотя во многом он считал виноватым в происшедшем только себя, возвращаться на место побоища вовсе не хотелось.
Не лежала у него душа и к его новому месту жительства. Да какое же это новое место, когда он сам, не имея инженерного образования, спроектировал этот дом — его личный особняк, но жить в нем совсем не хотелось. Хотелось обратно, в стены своей старой квартиры, в которой прожито немало лет.
Вывел Суздальского из ностальгического настроения телефонный звонок.
Этот номер телефона знали только особо доверенные люди, которых у Матвея Борисовича было немного. Даже начальник его службы безопасности, и тот не знал этого номера. Не знал, и догадываться не мог, что в столице можно звонить по особым кодам, наподобие междугородного, но с набором не восьмерки, а другой цифры.
Такие номера предназначались только для некоторых работников высших органов власти бывшего Советского Союза. Этот номер не был засекречен и не был подсоединен к специальным линиям правительственной связи. Это был обычный городской телефон, но дозвониться до его владельца можно было только через специальный код.
Но с развитием техники умельцы стали подбираться и к таким номерам. Стало быть, пришло время вплотную заняться безопасностью личной связи.
С такими мыслями Матвей Борисович снял трубку телефонного аппарата, вмонтированного в один из ящиков стола.
— Вас слушают, — привычно тихим, но волевым голосом ответил Суздальский.
— Это я, Матвей Борисович, Славик, — заискивающе назвался звонивший.
Матвей Борисович сразу же узнал по голосу одного из управляющих Центрального банка России. Никто бы никогда не смог даже на минуту себе представить в этой роли известного в государственной и в мировой банковской системе человека, руководителя одного из самых важных департаментов главного банка страны.
— Славик, мы же с тобой рассчитались. Следующая сделка намечена только на конец месяца, а сейчас только пятое число…
— Матвей Бор… — пытался вставить слово тот, кого называли Славиком.
— Мы просто не успеваем перекачивать деньги в офшорную зону. Не торопись, поумерь пыл. Ты уже давно мог бросить эту дерьмовую страну и…
— Мат… — прозвучала новая неуверенная попытка.
— …спокойно отдыхать с детьми и внуками где-то за границей. Так нет, тебе все мало. Смотри, жадность фраера сгубила!
— Нет, я не по этому поводу.
— А по какому?
— Тоже финансовому, — запинаясь, ответил Славик, — но не по этому.
— Говори яснее!
— Я по поводу ваших «кирпичиков».
— А что с моими «кирпичами»? — отказываясь применять к этим предметам уменьшительную форму, спросил Суздальский.
Он прекрасно понимал, о каких «кирпичиках» идет речь.
…Закончилась война. Подполковник Суздальский служил в оккупационной администрации Германии в зоне ответственности фронта К. К. Рокоссовского. После победы Красной Армии в войне спокойно хотелось вздохнуть и ему. Казалось, все прежние связи с немцами оборваны. Волновали только архивы абвера, хотя, по словам одного пленного немецкого офицера, все они были сожжены.
Но смутная тревога не покидала Матвея Борисовича. Устроившись в оккупационную администрацию, он правдами и неправдами вошел в состав группы советских офицеров, занимающихся на территории Германии поисками архивов, документов, похищенных драгоценностей и произведений искусства.
По понятным обстоятельствам в команде, которую возглавлял Суздальский, были только «свои» люди. Но в первые же дни работы этой команды к нему подошел человек и сказал, что он от Курта.
У Матвея Борисовича от неясных предчувствий защемило сердце. По всей Восточной Германии прокатилась волна диверсий и актов саботажа, чинимых подпольной нацист-ской организацией «Вервольф» («Оборотень»). Подполковник сразу же подумал, что его бывшее командование поручит провести ряд террористических акций.
Но посланец от Курта пришел не за этим. Поинтересовавшись обстановкой вокруг одного из лучших агентов абвера, он похвалил Суздальского за хорошее внедрение в советское оккупационное командование и подбор людей в команду. Для создания Суздальскому, как сейчас говорят, достойного имиджа на новом поприще собеседник рассказал о некоторых тайниках, заложенных по приказу рейхсминистра Геринга.
Основным же заданием для Суздальского было следующее:
На берегу Балтийского моря у одной рыбачьей деревушки стоял разбитый немецкий дот. При проверке всех береговых сооружений красноармейцы нашли в этом доте большой склад боеприпасов — в основном это были патроны советского производства. Их было так много, что артиллерийско-стрелковая служба расположенной неподалеку дивизии решила оприходовать эти боеприпасы, и так как они уже получили приказ о передислокации на Украину, то заказали специальный эшелон под них. Эшелон пока не прибыл, а пересчитанные ящики с патронами в количестве двадцати тысяч штук потихоньку силами трофейной команды перетаскивались на станцию.
Посланец от Курта на листке бумаги записал маркировку ящиков: 7.62 мм ПЗС 1944. В артиллерийско-стрелковой службе не знали такого типа патронов, а тяжелые цинковые ящики вскрывать не хотелось, потому что букву «С» все прочли как «секретный» — после войны за сохранность секретов взялись пуще прежнего. Кроме того, никто из дивизии не мог вспомнить, когда и по чьему распоряжению оказался здесь этот склад.
Немец требовал, чтобы Суздальский со своими людьми помешали погрузке ящиков в эшелон, а по возможности замаскировали их где-нибудь на берегу моря. Немецкие патриоты в течение некоторого времени перепрятали бы эти ящики, резюмировал посланец. Матвей Борисович понял, что в ящиках находится нечто, представляющее огромную ценность, если за дело взялся один из бывших руководителей абвера.
Суздальский поспешил заверить немца, что попытается сделать все, что в его силах. Быстрое согласие агента на выполнение этого задания вызвало подозрение у посланца, и он предупредил, что за грузом наблюдают группы «Вервольфа». Это, по мнению связника, должно было подействовать отрезвляюще на человека, одетого в советскую форму, но произвело как раз противоположный эффект.
Стало смеркаться, и вот-вот должен был наступить комендантский час, посланец попросил провести его мимо часовых. Суздальский с явной неохотой собрался проводить гостя и проводил… до минного поля, расположенного сразу за околицей городка.
