— Да, все это так. Но все-таки невозможно меня полностью изолировать от Сергея: мы ведь работаем в одном здании, у нас есть общие служебные вопросы, например, ветераны, — пытался доказать Голубеву Александр.
— А здесь вам необходимо быть предельно осторожными: они допустят ваши встречи только при одном условии — если будет налажен действенный контроль за вашими разговорами, — наставляя своих молодых коллег, сказал Голубев.
— Я вас, кажется, сильно напугал или разочаровал, — глядя на вмиг помрачневшие лица Михайлова и Богуслав-ского, рассмеялся военный атташе. Но все-таки — держите связь со мной и информируйте обо всем, что здесь будет происходить, хотя я буду в Москве. А сейчас продолжим.
Глава 58
Один из стажеров подвел к Кононенко пожилого человека, который представился соседом погибшей, Иваном Ивановичем Нахтигалиевым. Видя, что милиционеры заняты в квартире Калашниковых, старик пригласил старшего опергруппы к себе домой.
Когда они вошли в соседнюю квартиру, хозяин жестом пригласил капитана устраиваться в кресле за журнальным столиком, а сам сел на пуфик.
Сидя в кресле, капитан в задумчивости уставился на красивую малахитовую пепельницу. Хозяин же понял его взгляд по-другому, засуетившись, достал из серванта коробку с гаванскими сигарами и предложил их гостю.
Кононенко знал толк в куреве и стал искать глазами приспособление, щипцы или нож, чтобы обрезать сигару.
— Нет ли у вас под руками чего-нибудь острого, чем бы я мог обрезать кончик? — спросил капитан, кивнув на сигару.
— Минутку. — Иван Иванович выдвинул ящик письменного стола и довольно долго рылся в нем. Наконец он достал нож для разрезания бумаги с необычным, длинным трехгранным лезвием и серебряной ручкой в виде сплетенных якорных цепей. — Этот подойдет? Я его использую для резки бумаги или вскрытия конвертов.
— Острый?
— Проверьте, — сказал хозяин квартиры, протягивая нож.
Капитан аккуратно взял нож, кончиком большого пальца попробовал лезвие — оно было острое, как бритва.
— Спасибо. — Капитан вертел в руках нож, внимательно его рассматривая. На рукоятке была прикреплена позолоченная табличка с надписью на иностранном языке, из которой Конон понял, что своему первому владельцу этот образец холодного оружия достался в апреле 1944 года. — Красивая вещь, — заметил он. — Подарок?
— Угадали. Мне его подарил Юрий Николаевич, муж той женщины, с которой произошло несчастье. Когда-то мы были с ним друзьями, но потом наша дружба прервалась. А пару месяцев назад он принес мне этот нож и сказал: «У этого кинжала очень ценная ручка и острое лезвие. В случае чего он тебе пригодится». Я был удивлен и растроган — он как бы просил прощения за то, что когда-то порвал со мной. Все хотел спросить его, что означают его слова, но то времени не было, то, если поднимались вместе в лифте, было неудобно, так как в кабине было много народу. Да и занят Юрий Николаевич на работе. Просто днюет и ночует, но и зарабатывает прилично: вот квартиру эту купил, машину, дачу, жену одел и прочее. Да вот беда пришла в дом — Мария погибла. А ей бы жить да жить!
— А какие отношения у вас были с женой Юрия Николаевича, Марией Калашниковой? — спросил Кононенко, возвращая нож.
— Никаких, — быстро ответил сосед.
— Как же это возможно, вы же соседи по лестничной площадке и больше никого нет?
— Я уже говорил, наша дружба прервалась. Калашников, когда женился, отказал мне от дома. Он очень ревновал свою молодую жену. Ей, по-моему, было около двадцати, а ему — за сорок перевалило. Я был знаком с нею не больше, чем с другими соседями по дому. Мы только здоровались. Даже как к специалисту — я по профессии врач-гинеколог, правда, бывший — ко мне не ходила: Юрий Николаевич не пускал.
— Юрий Николаевич Калашников был богат?
— О да!
— И все должен был оставить своей жене, не так ли?
— Вероятно.
— А каково имущественное состояние самой Марии?
— Но поймите, я ведь не налоговый инспектор и не нотариус. Откуда мне знать!
— Просто я хочу услышать ваши предположения.
— Старушки в доме напротив, где раньше с отцом проживала Мария, судачат, будто старик Демидов, чувствуя приближение смерти, оставил по завещанию большое состояние, а распоряжаться им после его смерти могли только дочь, Мария, и будущие внуки. Ни зять, ни другие родственники, если бы они вдруг объявились и предъявили свои права на наследство, ничего получить не могли.
— Это уже очень интересно!
— Да что вы, товарищ капитан. Наших старух не знаете? Сплетни это все, сплетни. Откуда у старика состояние, при старой-то власти такое и в помыслах быть не могло. Демидов всю жизнь в каком-то очень закрытом научно-исследовательском институте проработал, а зарплата там сами знаете какая.
— Много друзей было у супругов Калашниковых?
— Нет. Юрий Николаевич человек замкнутый, даже можно сказать нелюдим. А Мария была ему прямая противоположность.
— И тем не менее вы говорите, что раньше были с ним в дружеских отношениях.
— Юрий Николаевич во всяком случае раньше любил играть в шахматы. Я тоже, — сказал Иван Иванович.
— Шахматы сближают, — согласился капитан, вспомнив недоигранную партию, спрятанную от вездесущих глаз начальства в ящик письменного стола.
— После того, как от мня ушла жена, — промолвил Иван Иванович, сцепив пальцы рук, — шахматы — моя единственная радость и доступное развлечение. Но, к сожалению, и от этого пришлось отказаться.
— У вас не нашлось другого партнера?
— Я трудно схожусь с людьми.
— Кому же теперь достанется состояние Марии? — внезапно задал вопрос Кононенко.
— Кому? — Хозяин квартиры недоуменно уставился на капитана. — Как кому?.. Ах, да!.. Думаю, Юрий Николаевич через нотариуса, у которого оставил свое завещание старик Демидов, ознакомится с ним, и тогда все станет ясно.
— Зачем же Демидов завещание составил, если, как вы говорите, и завещать-то было нечего?
— А квартира? А старая коллекция древних монет? К тому же дань моде.
— А где находится завещание Демидова?
— Ну, об этом в нашем дворе всяк знает. В том же подъезде, где была демидовская квартира, проживал старик-еврей. При советской власти он долго работал в государственной нотариальной конторе и уже лет десять как был на пенсии, а как наступили новые времена, открыл частную контору «Кирзнер и сыновья», которая расположена на первом этаже в соседнем доме. Ему покойный Демидов и доверил оформить и хранить свое завещание.
— А что за люди бывали у Калашниковых в последнее время? — Капитан вопросительно посмотрел на собеседника. Но тот не отрывал взгляда от сложенных на столе рук.
— Вам лучше спросить об этом нашу консьержку: она, кстати, работает у меня домработницей по совместительству. У неё на каждом этаже всегда имеется один глаз и одно ухо. Ужасно любопытная особа.
Кононенко загасил сигару в малахитовой пепельнице.
— Хорошо. Когда вы в последний раз встречались с Марией Калашниковой? Я хочу сказать, когда в последний раз вы её видели?
Иван Иванович не замедлил с ответом:
— Сегодня днем. Около двух часов. Мы вместе поднимались в лифте.
— Вы не заметили ничего необычного?
— Необычного?.. Нет. Она выглядела веселой. Наверное, ждала гостей.
— Почему вы так решили?
— С трудом тащила две огромные сумки. В одной я заметил две бутылки шампанского и коньяк «Наполеон», а в другой — хлеб и много мелких свертков. Думаю, всякие закуски.
— Кого она могла ждать на ужин?
Хозяин квартиры пожал плечами:
— Если бы Юрий Николаевич сейчас был в городе, он бы ответил на ваш вопрос. Вы его уже вызвали?
— Нет. Сейчас других забот хватает. А откуда вы взяли, что Юрий Николаевич Калашников сейчас находится за пределами Москвы?
— Он сам мне сказал вчера вечером, когда мы повстречались в подъезде, что уезжает в срочную командировку и будет только завтра к обеду, да и то не дома, а на работе.
— Так, может, Мария готовила продукты к приезду мужа?
— Нет. Вы не знаете Юрия Николаевича. Он предпочитает свежие продукты с рынка, а накапливание их в холодильнике считает уделом нищих. Вот так!
— Хорошо, Иван Иванович, на первый раз достаточно. Не могли бы вы помочь нам кое-что выяснить в квартире Калашниковых?
— Конечно, располагайте мною по своему усмотрению.
Собеседники поднялись и направились к входной двери. Внезапно Кононенко остановился:
— Еще один вопрос: как выглядела Мария, когда вы её видели в последний раз?
— На ней было красивое платье. Красное. Оно так шло к её светлым волосам. Хотя было только два часа дня, она была тщательно подкрашена. Раньше, пока старик Демидов был ещё жив, она никогда не красилась. Но потом, после замужества, совершенно преобразилась, думаю, под влиянием своей подруги.
