Облик же дракона, орла, быка и великана приняли исландцы, которые были могущественны и пользовались в те времена почетом в Исландии. Их подвиг, несмотря на оборотничество, так свойственное представлениям о скандинавских богах и демонах, был увековечен в Исландии, и на гербе этой страны красуются ее духи-охранители.
Не только колдовской нид, но и хвалебная песнь, сочиненная скальдом в честь подвигов правителя, имела и поэтический и магический смысл — становилась ценным даром, способным прибавить удачи конунгу.
Знаменитый исландский скальд X века Эгиль Скаллагримсон, которому посвящена самая известная из саг об исландцах, был знатоком магии и рун. Однажды на пиру ему поднесли питьевой рог с подмешанным в питье ядом. Тогда Эгиль вырезал на нем руны, окрасил их своей кровью, и рог разлетелся на куски. Скальд враждовал с норвежским конунгом Эйриком Кровавая Секира, сыном Харальда Прекрасноволосого. В стычке он убил одного из сыновей Эйрика, и жена конунга Гуннхильд, сведущая в колдовстве, навела на него порчу. Эгиль не мог усидеть на месте (что было свойственно людям эпохи викингов) и не знал покоя, пока не встретится вновь с Эйриком и Гуннхильд. К тому времени Эйрик — суровый правитель — принужден был бежать из Норвегии, получил земли в лен от английского короля и принял крещение. Эгиль, побуждаемый магией к странствиям, также отправился к берегам Англии, и буря разбила его корабль. Тогда он сам отправился в Йорк — столицу Эйрика, и современные читатели саги гадают, почему он так поступил. Но мы уже можем представить, что происходит с человеком, который стал жертвой колдовства — Эгиль знал, почему его корабль был разбит бурей, и ему ничего не оставалось, как бросить вызов судьбе.
Поступок Эгиля кажется иррациональным лишь на первый и современный взгляд. Европейцы, давно пережившие времена «охоты на ведьм», с изумлением наблюдали уже в XX веке как жители колониальных стран верят в действенность магии. В некогда популярной книге Л. Райта «Свидетель колдовства» рассказывается, как некий колониальный чиновник, прибывший из Голландии в Индонезию, хотел добиться расположения местной девицы. Та не жаловала чужестранца, и он нанял местную колдунью, чтобы она приворожила девушку. Колдунья пошла со своим клиентом к дому его возлюбленной и бросила туда какие-то цветы. На этом колдовство закончилось, и наш чиновник возмутился тем, как мало старания проявила ворожея. Но та сказала, что особого колдовства и не требуется — ведь девушка знает, что ее обожатель нанял колдунью, и сама придет к нему — иначе она станет жертвой порчи. Тут наши маги промахнулись, ибо у девицы оказался местный жених, который был сам весьма сведущ в колдовстве, и несчастному влюбленному вскоре стало худо… Но вернемся к Эгилю, который бросил вызов колдовству Гуннхильд.
Эйрик по настоянию Гуннхильд хотел тут же казнить Эгиля. Лишь заступничество друга помогло отложить казнь до утра — считалось недостойным мстить сразу, а убийство ночью считалось низким убийством. За ночь Эгиль и сочинил хвалебную песнь Эйрику, назвав ее «Выкуп головы». Ночью у его окна сидела какая-то ласточка и непрерывно щебетала, не давая сосредоточиться поэту: то была колдунья Гуннхильд (она не оставила своих ведовских занятий, даже приняв христианство).
Эгиль, однако, исполнил хвалебную песнь. Это не был льстивый панегирик правителю — ведь прославлять деяния, которых на самом деле не было, считалось оскорблением и приравнивалось к ниду. Эйрик действительно был отважным воином, заслуживавшим того, чтобы Эгиль сказал:
Славу воспоюСмелому в бою.В честь твою течетИгга чистый мед (мед Игга — Одина, мед поэзии).
Эйрик принял дар. В ответ он даровал поэту жизнь, велев ему не попадаться больше в руки ни самому конунгу, ни его сыновьям.
Эйрик недолго прожил в Англии. Он пал в битве, и Гуннхильд пришлось заказывать в его честь другую песнь — погребальную, называемую «Речи Эйрика». В ней рассказывается о том, как сам Один пробуждается в Вальхалле и спрашивает божественного скальда Браги, что за шум слышится вдали. Это Эйрик с дружиной приближается к пиршественному чертогу Одина, и верховный ас велит легендарным героям из рода Вёльсунгов — Сигмунду и Синфьетли встретить конунга. На вопрос о том, почему Один допустил, чтобы доблестный правитель пал в битве, бог отвечает: Волк дожидается у жилищ богов. Один торопится собрать эйнхериев, чтобы встретить судьбу — Рагнарёк.
Вера в судьбу и прорицание вёльвы
Богов, эпических героев и простых людей объединял один общий и очень напряженный интерес — интерес к грядущему, к судьбам мира, рода (в том числе рода героического) и индивида. Один заставлял вещать о грядущем вёльву, поднимая ее из могилы. У простых смертных не было возможности обращаться к этому священному и потустороннему оракулу. Конечно, они ожидали советов от предков, погребенных под «домашними курганами», и рассчитывали на их поддержку на том свете.
Уже в христианскую эпоху, во времена Снорри Стурлусона, когда ученый исландец собрался переселиться из своего родового хутора на новое место, одному из его домочадцев приснился предок Снорри — скальд Эгиль Скаллагримсон. Он был недоволен поступком Снорри.
Но чаще приходилось гадать о судьбе и предназначении дис и обращаться к земным прорицательницам, которые тоже именовались вёльвами. Мы помним, что у германцев божествами судьбы и прорицательницами были женщины.
О такой вёльве рассказывается в «Саге об Эйрике Рыжем», знаменитом мореходе, открывателе северных земель. В начале XI века исландцы заселили Гренландию. Земля показалась им богатой, но вскоре наступили тяжелые и голодные времена, и многие не вернулись с морских промыслов — погибли в море.
Тогда люди решили обратиться к местной пророчице Торбьерг, которую именовали Малой Вёльвой. У нее, как и у конунгов, был обычай зимой ходить по пирам — кормиться на хуторах. За приют она предсказывала, каким должен стать будущий год и когда пройдут плохие времена. На пирах ей уготовано было почетное сидение.
Сага подробно описывает ее наряд — и это не случайно, потому что наряд был колдовским. Вёльва носила синий плащ, украшенный самоцветами, шапку и перчатки из кошачьего меха. Мы знаем, что могут означать эти перчатки — колдовские путы из шума кошачьих шагов сделали боги, чтобы сковать Фенрира. Кроме того кошка — атрибут Фрейи, а Фрейя сама сведуща в колдовстве и знает все судьбы. Вёльва носила при себе колдовской жезл или посох, украшенный самоцветами, и кошель, в котором хранились магические травы.
Хозяин попросил пришедшую к нему вёльву окинуть взглядом все его стада, хозяйство и домочадцев и предсказать будущее. Та сказала, что займется предсказаниями наутро. Тогда был приготовлен специальный помост, на котором воссела вёльва. Он напоминает нам о том помосте, на котором был водружен корабль руса, отправляющегося на тот свет; тогда на нем была другая жрица, похожая на Хель богатырка. Вёльва спросила, знает ли кто-нибудь из женщин песню, называемую вардлок, необходимую для ворожбы. Оказалось, что никто ее не помнит, кроме некоей Гудрид, которая слышала ее в детстве. Но Гудрид — христианка и не может исполнять колдовских песен.
Пришлось хозяину уговаривать девушку исполнить вардлок, и та согласилась — ведь от гадания зависело будущее всей ее родни. Женщины окружили помост вёльвы, и Гудрид мастерски исполнила песнь — так что, по свидетельству вёльвы, множество духов слетелось на ее исполнение.
Мы можем себе представить, что за заклинание исполняла Гудрид: эта была одна из песней, которая должна была содержать космогонический миф — вроде тех, что включены в «Старшую Эдду»? Для того, чтобы постичь будущее, нужно было добраться до корней мирового древа, где обитают норны, а значит — описать всю вселенную. Недаром и эддическая вёльва начинает свое прорицание не с того, что прежде всего интересует Одина — не с гибели мира, а с начальных времен, когда еще не проросло мировое древо. Колдовской посох в руках Малой Вёльвы символизировал само мировое древо, а исполнение священной песни — космогонический акт, восстановление космического порядка, нарушенного бедствиями.
После исполнения песни вёльва смогла предсказать, что весной голод прекратится, а еще раньше люди избавятся от болезни. Гудрид же пророчица предрекла, что она удачно выйдет замуж и вернется в Исландию. Так оно и случилось.
Другая провидица — Тордис из «Саги о названых братьях» — узнает обо всем происходящем, потому что ночью во сне способна носиться по свету на своем посохе. В средневековых поверьях ведьмы способны были летать на своих метлах. Но посох в скандинавских верованиях — колдовской жезл, волшебная палочка; в поэтическом древнеисландском языке слово «посох» могло также означать волка — верховое животное великанши Хюррокин — и коня. Вспомним, что и имя Мирового змея — Ёрмунганд — означает «Большой посох», этот «посох» — сродни мировому древу, «коню Игга»; подобно самому Одину, скандинавские ведуньи могли использовать свои посохи, чтобы проникать в тайны иных миров и узнавать о грядущем. Исландская провидица Тордис узнает во время ночных странствий, что убийца ее сыновей прячется на отдаленном хуторе у пары стариков. Она отправляется на поиски убийцы, но хозяйка хутора Грима, имя которой означает «Ночь, Зловещая», сама оказывается колдуньей. Она усаживает укрываемого ею убийцу на стул с изображением Тора на спинке, ставит посреди жилища котел, так что дом наполняется дымом, сама же садится мотать пряжу, бормоча какие-то заклинания, подобно норне, прядущей нить жизни. Тордис раскрывает оконные заслонки и выпускает дым, но видит посреди дома лишь сиденье с Тором, держащим свой молот — убийца остается невидимым.
