– Кора, простите, что беспокою, вы сами это рисуете? Ну, кухни ваши… Наша хозяйка столько много говорила со своими подругами о них. Я случайно услышала, - я обернулась, оторвавшись от блокнота. Передо мной стояла служанка – девочка лет шестнадцати. Я подняла брови, собравшись спросить, что именно ей интересно.
– Я горничная Эвити, - она моментально присела, опустив подбородок и понимая, видимо, что совершила ошибку, решившись заговорить с корой, опустила глаза.
– Я Полианна. Да, я сама придумываю кухни. Рисую их, а мои мастера делают, - я подошла к ней и показала набросок.
– Где вы научились? – все еще очень аккуратно спросила она.
– Я не училась. Сама, - ответила я и улыбнулась. – Не бойся. Я тебя не виню за вопрос. Почему тебе это интересно? Это третий дом, но ко мне еще никто не подходил с подобным вопросом, - еще более дружественно добавила я.
– Я бы хотела показать вам то, что делаю. Может быть у меня получится что-то, и я смогу как вы? – с надеждой в голосе ответила та.
– Конечно, дорогая. Показывай! – настояла я, и она убежала, на ходу прошептав «минутку».
Она знала, что нужно делать и, благодаря моей маленькой обезьянке, я была в их кухнях одна. Думаю, она специально изменила тактику, ведь в первый раз я даже и не услышала, как она вошла в кухню, а всю обслугу хозяйка вывела на нужное мне время.
– Вот, - она протянула мне стопку бумаг. Замятые уголки, некоторые чем-то залиты, а половина и вовсе, складываются в трубочку, сколько бы она их ни разглаживала. Видимо, так хранила, а папки нет вовсе.
– Не стесняйся, я просто посмотрю, мне очень интересно. Не встречала здесь еще девушек, которые рисуют, - ответила я и укусила себя за язык.
– А в вашем городе рисуют? – ее глаза загорелись надеждой.
– Тоже нет. А может они просто прячутся? – попыталась я перевести разговор в шутку, принимая ее бумаги. И остолбенела, просто кинув на них взгляд.
Мы рисовали эти чертовы головы, мускулатуру и прочих лошадей еще в институте, это нужно было для умения передать объем, тени, но я никогда не планировала писать портреты! На бумагах были именно они. Одним карандашом она передавала не только то, что видела: движение ветерка в волосах, блик от воды в зрачке. Она передавала эмоции, чувства, она передавала очень сложное сочетание сиюминутных мыслей модели.
– Они позировали тебе?
– Что? – переспросила она.
– Когда ты их рисовала, они очень долго сидели перед тобой?
– Нет, вы что, кора. Кто будет сидеть передо мной! Я видела их только несколько минут, а то и еще меньше, - с некоторым испугом ответила она, и потом добавила, вновь опустив голову: хозяйка отправляет меня забрать ее вышивку от сестры, я прохожу через парк и всегда присаживаюсь там на минуту возле людей, которые выглядят не как все. А вечером, когда все спят, я прихожу в кухню, и рисую их.
– По памяти? – я чуть не выронила рисунки на пол, у меня даже руки затряслись от эмоций, которые бушевали сейчас внутри. Какая-то гордость за эту незнакомую девочку, за то, что я ее просто знаю.
– Я вспоминала, да.
– Держи, вот адрес мастерской. Приди туда в выходной или в любое время, когда сможешь. Я дам тебе другую работу, милая. Обещаю. Только хозяйке не говори, что переходишь ко мне, поняла? – я прошептала, протянув ей обрывок из моего блокнота, на котором нацарапала адрес с описанием постройки, и имя Гарри и мое.
После четвертого дома я поняла, что сил больше нет. Попросила Дэйзи извиниться за меня, обняла Мэри и вышла на улицу. В голове было только дно – рисунки Эвити – эти лица, полные жизни и человеческих чувств. Сильных и настоящих.
День клонился к вечеру, и, похоже, снова собирался пойти снег. Небо налилось тугими бело-серыми облаками, как полотна, готовые лопнуть через несколько минут и вывалить на землю хорошую порцию снежинок.
Я быстро поймала коляску, и даже не пришлось идти на центральную проездную улицу. К этим домам то и дело подъезжали извозчики, высаживая нарядных мужчин. Я улыбнулась, подумав, что это очень похоже на современные спальные районы из моего прошлого. Вечерами в их сторону двигались сотни такси – привозили с работы людей. Интересно, как там дела сейчас?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Когда мой тарантас остановился у мастерской, из двери выглянул Рони. Он не узнал меня в этом новом пальто, иначе, уже бросился помогать мне выйти из него.
Я привезла каких-то сдобных булок, что удалось купить в пекарне по пути. Мне казалось, что здесь все сидят впроголодь пока меня нет, но как только я открыла дверь, в меня окутал запах свежей выпечки.
– Вижу, с кухней вы справляетесь? – с порога обратилась я к мальчишкам, которые кашеварили у плиты. Один из них как раз вынул один за другим хлеба.
– А-а, такое он ни за что не научится печь, - Рони, увидев в сумке, которую тут же отобрал у меня, булочки и мотнул головой в сторону Дина.
– Чего? Булки? Да запросто, только сахару в них добавить надо, и заместо воды – молоко! – почти закричал на него Дин.
Я поразилась тому, что парнишка, выросший на улице, много знает о выпечке. Надо присмотреться к нему. Может, ему вовсе нечего делать тут с досками, и он зарывает в опилки свой талант. В черт-те какой печи у него выходит великолепный хлеб.
– Полка-а! – с лестницы мне навстречу летел Гарри.
– Дорогой мой, у меня были очень важные дела, и теперь у Артура, да и у вас, снова есть работа, и уже не бесплатно, а за деньги. Я привезла аж четыре чертежа. Первый и второй я сейчас опишу понятнее, а остальные уже завтра. Побуду с вами сегодня допоздна, - обнимая его я говорила все не только Гарри, но и Артуру, который с нетерпением ждал работы. После моих слов парни воспряли духом.
– Я ведь тоже могу помогать, Полка, ты же знаешь, я с отцом вместе работал, - заявил мой мальчик. Я смотрела на него с обожанием и думала сейчас о Дэйзи, которой либо придется принять мою ложь, либо мне придется расстаться с ней еще до того, как все откроется.
– Конечно, можешь. Как отец?
– Все так же, и я иногда даже забываю, что он в комнате, и мне от этого стыдно, - Гарри говорил тише и опустил голову.
– Идем, поздороваемся с ним, - я пошла от глаз и от ушей в сторону лестницы. – Это нормально, Гарри, ну, то, что ты иногда забываешь, что он рядом. Главное, говори с ним и говори все, что ты думаешь. От нас сейчас ничего не зависит. Только от него.
В комнате воздух был тяжелый. Несмотря на то, что мы с сыном предусмотрели пеленки, которые он не стеснялся стирать, а даже наоборот, сказал, что это не женская забота. И вообще, когда отец очнется, сказать ему, что все это делал Гарри, потому что ему будет стыдно.
– Филипп, я сегодня задержалась. У нас есть новые заказы, и мастерская начинает работать за деньги. У нас все будет отлично, вот увидишь, - прошептала я, сев на пол рядом с ним. Гарри в такие минуты выходил, и я была благодарна ему за это.
Мальчик постоянно менял воду в миске, а тряпку, которой он протирал ему лицо и грудь, постоянно стирал. Вот и сейчас на столике стояла миска с теплой водой, видимо, совсем недавно налил свежую, сухая мятая тряпка тоже была свежей. Я протерла лицо, отметив, что раны уже можно считать зажившими.
Гарри каждые шесть часов поворачивал его на бока, обтирал спину и ноги, чтобы не начались пролежни. Под спину и грудь подкладывали подушки, чтобы не сваливался. Меня пугала его худоба. Здесь он уже больше двух недель, а сколько он не ел там?
Я решила попробовать немного изменить его питье. Эта горькая вода, по сути, была бесполезной. Не отменяла я ее только потому, что по вкусу она была похожа на квасцы, которые раньше давали младенцам. Для пищеварения эта вещь была хороша, только вот пищи его организм не видел очень давно.
Я принесла мед, и сейчас Дин должен был растворить две больших ложки меда в половине кружки теплой воды. Это питье точно добавит ему сил. Думала растворить хлеб в жидкую кашицу, но побоялась, ведь он мог просто подавиться ею, а сможет ли он сам откашляться? Отмела идею, остановившись на меде.
