появлялся дома, как и в институте, поэтому решил нагрянуть к Лизке под видом обеспокоенного руководства – якобы посочувствовать и разузнать, нет ли информации о местонахождении супруга.
– О, привет! – Лизка поднималась по лестнице, роясь в сумочке в поисках ключей. – Какими судьбами?
– Хотел узнать, как Дмитрий поживает. Он продолжительное время не появляется в лаборатории без причины. Если так и дальше пойдет, это чревато определенными последствиями. Я не смогу долго прикрывать его отсутствие.
– Был Дима, да весь вышел, – вздохнула Лизка. – Проходи.
Он зашел следом, изобразив притворную скорбь. Разулся и по пути на кухню снова зацепил тумбочку. Она с визгом подпрыгнула. Рефлекс сработал и в этот раз – Платон подхватил статуэтку и поставил на место, отметив сколотый кусочек в основании. Значит, не он один такой неуклюжий.
– Куда Димка делся? – спрашивал он, сидя на скрипящем табурете и глядя на закипающий чайник. – Вдруг опять придет и устроит разнос.
– Не придет, – сказала Лизка грустно, и Платон распереживался, не сильно ли она обожает Тальберга.
– Тогда где он?
– Не знаю, – пожала она плечами. – Сообщил, что уходит. И ушел.
«Хоть что-то хорошее, – подумал он, – А там свято место пусто не будет».
Лизка отвернулась к плите, где вот-вот грозился закипеть чайник, и Платон беспрепятственно рассматривал ее спину, жалея, что в свое время упустил шанс.
– Лиза, – вкрадчиво начал он, стараясь звучать беззаботно и ненавязчиво. – Тебе необходимо отдохнуть. Если будешь сидеть и горевать, с ума сойдешь от тоски.
– Знаешь, я запуталась. Мне и хочется, и не хочется одновременно, – вздохнула она. – Не понимаю, что произошло. Скажи, что с ним случилось, какая муха укусила? Какая вожжа под хвост попала?
– Не имею понятия.
Даже отсутствующий Тальберг умудрялся все портить.
– Расскажи, – потребовала Лизка. – За что его от работы отстранил? Из мести?
– Какая месть! Что ты говоришь?! Не отстранял я его! – заверил Платон, на ходу сочиняя убедительное оправдание. – Его группе министерство новые задачи поставило, а он не захотел выполнять распоряжения. Ты же знаешь, он сдержаться не может, всегда в лицо правду говорит. Рассказывал про ущемление прав. Глупость, но мог бы потерпеть, промолчать, мы бы потом нашли выход, а он грудью на амбразуру полез.
Лизка поверила. Тальберг не терпел, когда задевали по рабочим вопросам, но в других областях позволял из себя веревки вить и покорно принимал любые нововведения, полагая их чепухой, борьба с которой не стоит нервов и потраченного времени.
– Считаю, тебе надо развеяться, – Платон надеялся, что вопрос с отстранением Тальберга снят с повестки дня, – обязательно нужно сходить куда-нибудь, избавиться от напряжения.
Лизка продолжала задумчиво сидеть, подперев рукой подборок.
– А давай сходим в ресто… – он запнулся, в Лоскутовке отродясь ресторанов не водилось, – …в кафешку, например, «У Тамары». Отличное заведение, я несколько раз бывал. Бизнес-ланчи, партнеры…
Платон сглотнул. Эти разы он оказывался там с Маринкой, его туда и затянувшей. Он уже не ориентировался в местных забегаловках, которые то открывались, то закрывались, то меняли вывески трижды в год.
– Знаешь, – Лизке идея повеселиться показалась неуместной. – Что-то я…
– Тебе это необходимо, – перебил Платон, пока она не успела отказаться. – Посидишь, расслабишься. Ты когда последний раз общественные места посещала?
– Давно, – призналась она.
– Видишь! – обрадовался он, ничуть не удивляясь ответу, потому что хорошо знал Тальберга. – Для тебя это жизненная потребность!
В Лизке боролись необходимость страдать по сбежавшему Димке и желание послать весь мир к черту и уйти в загул.
– А чего я? – завелась она. – Он где-то три недели шатается, пока я тут от хандры вешаюсь, переживаю, куда он пропал, будто мне больше всех надо.
– Вот! – Платон обрадовался еще сильнее. – Я об этом и твержу! Чтобы надолго не откладывать, давай в следующую пятницу на шесть вечера. Я за тобой заеду, будь готова.
Настроение улучшилось, хотя мысль о Маринке мешала воспринимать жизнь во всей красе.
«Придумаем что-нибудь, – решил он, откладывая эту проблему на дальнюю полку, – только б Лизка не проболталась.
39.
Случилось непредвиденное.
Сначала Саня решил, что ему показалось из-за усталости, но вскоре стало очевидным: Край активно сопротивляется разрушению, регенерируя все стремительней.
Саня брал с собой секундомер и засекал время между началом реза и восстановлением поверхности, фиксируя результаты в Лерину тетрадку. Лера нарисовала на каждой странице по закорючке и объявила, что тетрадь закончилась и нужна новая. Он сказал, что кое-кто просто нуждается в целительных подзатыльниках.
Столбик непрерывно уменьшающихся цифр наглядно демонстрировал негативную прогрессию. Апогеем стал отрез, который даже закончить не смогли – на последних сантиметрах стена словно моргнула и мгновенно восстановилась, спустив в трубу час труда.
– Делайте куски меньше, – раздраженно приказал Платон, разглядывая записи в тетради, сделанные поверх страшненького голубого животного – это Лера пыталась изобразить любимую игрушку, но зайца в картинке выдавало только наличие длинных ушей.
– Но так невозможно продолжать бесконечно!
– Не нервируй. Я сегодня не в духе.
– Но… – Саня замолчал, решив не испытывать судьбу.
– Не знаю. Увеличьте мощность, например. Прояви фантазию, придумай что-то. Ты руководитель группы, тебе деньги платят за идеи. Я не собираюсь за вас работать! Совсем обленились.
По расчетам выходило, что существующими темпами через четыре дня они в принципе не будут успевать резать. В качестве единственного выхода виделась добыча пыли непосредственно на месте – вести лучом параллельные линии, подбирая осыпающиеся крупицы краенита. Ненужный более концентратор сняли. Саня огорчился, вспоминая, сколько усилий на его разработку потратила Устрицына.
В новом режиме вывозили на раскопки обе установки. Перед уходом братья Трофимовы пристроили небольшой привод, обеспечивавший медленное автоматическое перемещение луча. Нужда в сосредоточенном верчении маятников отпала, и у Сани освободилось время. Теперь он отсиживался на раскладном стульчике, смотрел в упор на черную стену и воспроизводил в памяти попытку насильно поцеловать Ольгу. Неприятные воспоминания всплывали самостоятельно без всякой на то его воли, а при малейшем скачке атмосферного давления болела травмированная рука. Каждый раз передергивало, становилось скверно на душе и хотелось выть волком.
Он окончательно запутался, когда «нет» означает «да». Ольга, очевидно, про Платонову концепцию взаимоотношения полов не слыхала.
Во-вторых, чем дольше он просиживал штаны, уставившись в переливающуюся черноту, тем навязчивее становилась мысль, что Край – живой и осознанно защищается от повреждений. А ускорение зарастания – это что-то вроде формирования иммунитета против паразитов, коими они и являются.
Саню разбирало любопытство, не посещают ли Плотникова подобные мрачные мысли? Семен восседал на валуне с непроницаемым лицом, будто вытесанным из камня, и догадаться, что происходит у него внутри, не представлялось возможным.
Едва Саня вошел в транс и начал плавно раскачиваться, как послышался шум колес, шуршащих по каменистому грунту. Он оглянулся и увидел приближающийся серый микроавтобус без особых опознавательных знаков, окромя напрочь оторванного левого бокового зеркала.
– Этого еще не хватало.
Саня напрягся, гадая, кого принесла нелегкая. В институтском автопарке таких «зверей» не водилось. Транспорт натужно ревел – даже дорога сопротивлялась
