– Но разве ты не понимаешь, что, если нас кто-нибудь узнает, это будет настоящей бедой? – сказала Анимона, стоявшая рядом с ней.
– Может быть. – Мирина не сводила взгляда с лодки. – А может, и нет. Я ведь до сих пор не знаю, что задумал Парис.
На самом деле Мирина не знала и того, есть ли у Париса какой-то план вообще. Он не давал ей никаких обещаний.
– Прежде всего мы должны выяснить, действительно ли твои сестры находятся здесь, во дворце, – сказал он Мирине перед тем, как спуститься в лодку.
Но когда мужчины вернулись из разведки, Мирина сразу поняла, что никаких новостей для нее у Париса нет.
– Царь Минос нас не обманул, – сказал он, отводя Мирину в сторонку. – Сын царя Агамемнона только что вернулся из какого-то путешествия, и на берегу много говорят о некой черной богине, которую вроде собираются поднести в подарок какому-то соседнему вождю. Мы заведем корабли в залив, потому что вечером нам предстоит ужинать при дворе. И – да, ты тоже можешь пойти. – Парис вскинул руку, чтобы не дать Мирине вставить свое слово. – Но на этот раз ты не наденешь мою корону. Ты будешь изображать мою рабыню, и уж поверь: я с наслаждением стану отдавать тебе приказы!
Жилище царя Микен располагалось далеко от берега, в нескольких километрах от стоящего у самого залива города Аргоса. Между Аргосом и Микенами лежала большая открытая равнина, окруженная холмами и возделанная длинными узкими полосами. Пейзаж, поблекший и дремлющий зимой, обещал пышное летнее цветение, и контраст между этим местом и обожженными соляными равнинами ее детства показался Мирине настолько ошеломляющим, что она просто не знала, на чем остановить взгляд.
– Тебе бы здесь понравилось, – сказал Парис, оглядываясь на Мирину через плечо. Он сидел прямо перед ней на своем коне и, похоже, куда больше интересовался реакцией Мирины на все окружающее, чем дорогой. – Здесь полно охотников и земледельцев, и вообще есть с кем поговорить. Может, люди здесь не так благородны, как в твоем мире, но подозреваю, что ты все равно почувствовала бы себя как дома.
Мирина лишь молча улыбнулась в шарф, обмотанный вокруг ее головы, и снова передвинула руки, чтобы как можно меньше касаться царевича, когда животное под ними двигалось слишком резко. Она изо всех сил сопротивлялась тому, чтобы сидеть позади Париса, понимая, что будет наслаждаться этой близостью куда больше, чем следовало, но в конце концов поддалась простому здравому смыслу.
– Если мы пойдем пешком, это займет много часов, – объяснил ей Парис. – Так что, если хочешь отправиться вместе со мной, тебе придется забраться на моего коня. А что касается твоих сестер, – он кивнул в сторону Анимоны, Эги и Питаны, которые настояли на том, чтобы сопровождать их, – так им тоже придется пострадать от подобного унижения. – Улыбнувшись при виде того, как нервничает Мирина, он слегка подзадорил ее: – Тебе решать.
Дворец Агамемнона расположился на склоне холма, у подножия которого приютился весьма процветающий город Микены. Мощные стены защищали и город, и крепость, и, несмотря на то что огромный поток людей, казалось, спокойно вливался и выливался из главных ворот города, здесь царила атмосфера страха и подозрительности.
Когда дорога пошла вверх, Мирина почувствовала, как ускоряется бег ее крови от тревожного предчувствия. Оглянувшись на Анимону, сидевшую за спиной Энея, она поняла, что ее подруга точно так же полна страха и недоверия, потому что та становилась все более и более молчаливой по мере того, как они приближались к воротам крепости. Хотя из-под шарфа видны были только глаза Анимоны, Мирине и этого оказалось достаточно, чтобы понять: Анимона думает не только о тех женщинах, которых они надеялись найти при дворе царя Агамемнона. Анимона думает и о тех мужчинах, которых они могли увидеть и узнать здесь, – о тех жестоких тварях, которые уничтожили их прежнюю жизнь и которые, конечно же, и вообразить не могли того, что злобная тень, которую они оставили далеко за морем, может последовать за ними на их родину.
Царская обитель в Микенах представляла собой довольно беспорядочное нагромождение зданий, сооружаемых в течение долгого времени не в соответствии с каким-то планом, а просто следуя фантазиям и желаниям их обитателей. И хотя дворец Миноса представлял собой элегантную постройку с четкими углами, в строениях Микен было нечто гораздо более естественное. Мирина невольно подумала, что птице, летящей в небе, все это должно напоминать скопище грибов с белыми шляпками, выросших, как им захотелось, из хорошо унавоженной почвы.
Куда бы Мирина ни бросила взгляд, она видела то очередную каменную лестницу, то узкий крытый переулок между домами; все здесь выглядело чрезвычайно запутанным. Однако троянцы явно отлично знали дорогу и ни разу не сбились с пути. Наконец они добрались до верхней террасы крепости. И Парис, и Эней не единожды бывали здесь и раньше, чтобы налаживать и укреплять дипломатические связи между Микенами и Троей. Оставив коней на Питану и Эги, как они и договаривались, троянцы пошли дальше вверх по широкой лестнице к главному двору; впереди шагал Парис, а его рабыни Мирина и Анимона тащились в хвосте процессии, покорно склонив головы.
На противоположной стороне двора находился вход в тронный зал – широкая дверь в портике с колоннами, которую охраняли четверо стражей с копьями. Несмотря на свое обещание держаться как можно более незаметно, Мирина все равно внимательно посмотрела на стражей, когда проходила мимо. Да, они были немного похожи на тех, кто ворвался в их храм, но ни один из четверых не показался ей знакомым.
– Рабыня! – Парис остановился на пороге и чуть слышно обратился к Мирине. – Не забывайся. И следи за собой.
Им навстречу вышел глашатай, приветственно кланяясь и нервно сжимая руки, и наконец они очутились в том зале, который троянцы не раз и не два прежде называли логовом льва. Потому что именно там восседал на троне царь Микен, иной раз жаждавший крови, иной раз – нет. И его всегда окружали мужчины, готовые сделать что угодно – и убить кого угодно, – чтобы доставить удовольствие своему хозяину. И в глазах тех, кто являлся сюда – не важно зачем, – Агамемнон и его друзья действительно напоминали львиный прайд; никто достаточно храбрый или глупый для того, чтобы войти в это логово, не мог быть уверенным, что выйдет из него живым.
Царский трон почти ничем не отличался от стульев, что стояли вокруг; царю Микен не нужны были ни пышность, ни постаменты, чтобы выглядеть устрашающе. Все стулья в зале, включая и трон Агамемнона, были расположены вокруг очага, устроенного прямо в полу и настолько огромного, что в нем можно было зажарить целого быка, что, собственно, и происходило в этот момент; на гигантском вертеле висела почерневшая бычья туша, прямо с рогами.
– О Парис! – воскликнул Агамемнон, приветственно поднимая кубок.
Однако того, что он сказал вслед за этим, Мирина не поняла, как не поняла и пространного ответа Париса. Они говорили на языке, который Мирина до сих пор слышала лишь однажды, во время налета. И его мерный ритм в ушах Мирины звучал как самый отвратительный в мире шум.
Усевшись на скамью, покрытую плотной шерстяной тканью, Парис жестом предложил своим друзьям сесть рядом – всем, кроме Энея, который устроился на полу за скамьей вместе с Мириной и Анимоной, чтобы иметь возможность переводить разговор для женщин.
Поначалу все просто обменивались вежливыми замечаниями и безобидными вопросами. Мирина осторожно рассматривала зал, пытаясь изучить лица мужчин, собравшихся вокруг царского очага. Многие из них были так же стары и седы, как сам Агамемнон, но некоторые показались Мирине болезненно знакомыми. И Анимона, нервно проследив за взглядом Мирины, несколько раз склонила голову и кивнула с мрачной уверенностью.
К тому времени, когда по кругу понесли мясо и вино, Мирина была уже почти уверена в том, что по крайней мере четверо из пятнадцати греков, сидевших в тронном зале, участвовали в налете на храм богини Луны. Она запомнила их лица и жесты там, на берегу, где они спорили из-за награбленного и чуть не подрались из-за жриц. Когда же Мирина увидела, как исказилось лицо Анимоны при виде нового мужчины, вошедшего в зал из какой-то внутренней комнаты, то инстинктивно поняла, что ее подруга вспомнила куда больше, чем просто это подлое лицо.
– Теперь они говорят о твоей стране, – прошептал Эней, чуть наклонившись к Мирине. – Мой хозяин спрашивает царя, доводилось ли ему самому видеть то, о чем ходят слухи, и царь отвечает, что его сын только что возвратился с озера Тритонис. Он говорит, что из-за низкой воды им пришлось волочить корабли по суше, чтобы вернуться в море. Он называет твою родину краем чудовищных змей и уродливых колдуний.
Некоторое время Эней молчал, смущенно прикрыв глаза. А Мирина увидела, как Парис застыл на скамье, слушая рассказ Агамемнона.
