издалека, чтобы изгонять из людей порчу. Однажды в Петрозаводске у некоего господина случилось помрачение рассудка, так старика возили даже туда. «Ну и как, — поинтересовался я, — удалось ли вернуть ему разум?» «А как же, а то чего бы я туда поехал?» — ответил старик. Не каждый доктор столь уверен в себе. Я спросил, как с ним расплатились за лечение. Старик ответил, что он много не берет, а довольствуется малым. Вот и в тот раз ему пытались подсунуть целую пачку белых бумажек (ассигнаций по 25 рублей), но он взял только одну синенькую (5 рублей) и немного продуктов в дорогу. Ростом старик был чуть меньше трех локтей, в молодости, так про него говорили, колесом мог пройтись по земле и белкой перелететь с дерева на дерево. В деревнях Охта, Пистоярви и Суванто все мужчины низкорослые, не выше двух с половиной локтей, и я предполагаю, что они произошли от лопарей. Не знаю, какие люди живут севернее этих мест.
Я переночевал в Охте, а наутро, 26 ноября, отправился за пятнадцать верст в деревню Пистоярви. Там я провел два дня. Хозяин предложил мне поехать вместе с ним в понедельник в Суванто, поскольку он собирался ехать туда на лошади по своим делам. И я остался на воскресенье, попытался разыскать рунопевцев, но их в этой деревне не оказалось, так что и записывать было нечего. В понедельник утром хозяин отправился в Кереть за мукой и довез меня до Суванто. Я думал, что он возьмет с меня за дорогу пять гривенников, но он запросил целый рубль. Я немного опешил и спросил: «Не хватит ли восьми гривенников?» На том и поладили.
Сегодня в Суванто я прикидывал, куда же мне поехать: то ли в Куусамо, то ли на Святой Остров. Я бы с радостью завернул на финскую сторону, но счел более разумным прежде посетить деревни Туоппаярви, разведать там насчет рун и сказок, а заодно заглянуть в обители отшельников[119]. Все это займет не больше трех недель, так что на рождество надеюсь попасть в Куусамо. Под вечер я отправился из Суванто и прошел шесть верст до Макари, или Мултимакари, как иногда называют это селение. Здесь все очень бедные. (В доме, где я сейчас записываю, хозяйка из Скита. Мужа нет дома. Женщина только что кончила отделять ножом колоски от соломы, из зерна сварила похлебку. Один ребенок болен.) В этой деревне поднимается всего три дыма, и то хозяин одного из дымов только прошлым летом переселился сюда из Куусамо. Я побывал у них, и было приятно видеть, что в доме живут по нашим обычаям. [...]
Не помню более трудной ночи, чем прошлая, на 30 ноября в Макари. В избе, где я сначала писал, было очень холодно, так что нечего было и думать ложиться там спать. Я пошел в другой дом, к переселенцу из Финляндии, так как знал, что у него немного теплей. Там мне постелили небольшую оленью шкуру, но одеяла никакого не было. Я пробовал укрыться своей накидкой, но и это не помогло. Немного тут пришлось поспать, всю ночь дул сильный ветер в окна. Карельские избы не идут ни в какое сравнение с нашими. Во-первых, в них много окон, расположенных так близко друг от друга, что на лавках не найти места, где бы не сквозило. Пол также находится высоко от земли и из-под него беспрестанно дует.
ИЗ ДНЕВНИКА (по-фннски)
Вааракюля, 2 декабря 1836 г.
Из Макари я прошел на лыжах сначала пять верст в Тухкала и в тот же день еще три версты в Ильяла, где переночевал. Отсюда в Сууриярви едут обычно в объезд, через деревни Аккала и Кяпяли, что составляет около тридцати восьми верст. Когда же я узнал, что прямиком по бездорожью будет только тридцать верст, то предпочел этот путь, хотя мне и предстояло идти на лыжах по целине. Один деревенский мужик за рубль согласился проводить меня, это было недорого так как он тратил на дорогу туда и обратно почти два дня. Я во время этого перехода хватил полной мерой того, чего сам же и пожелал. Мы шли без лыжни по снежной целине, к тому же снег покрыт был ледяной коркой. Но к вечеру добрались-таки до деревни и остановились у попа-старообрядца Фомы.
Насколько мне известно, в этих краях люди относятся к трем разным старообрядческим толкам, и каждая из них запрещает есть из одной посуды с теми, кто исповедует иную веру. Поповская вера называется миром, причем небольшое количество ее сторонников — мирян — все уменьшается. Напротив, последователей старообрядчества становится все больше. Говорят, что старообрядческий поп, распространитель этой веры, живет в деревне Каркалахти, расположенной на берегу моря между Кемью и Керетью. Но округа для него слишком велика, поэтому он назначил еще несколько попов, которые на местах крестят детей, венчают молодых, отпевают покойников и др. Сам он примерно раз в год объезжает округ и совершает обряды. Во время обходов жители деревень должны бесплатно перевозить и кормить святого отца и сопровождающих его лиц. Я точно не знаю, получают ли они еще какое-либо жалование или живут на подношения единоверцев. Скорее всего, нет, так как об этом ничего не говорится. Да и многовато повинностей пришлось бы на сельскую общину, если бы нужно было платить еще и раскольничьим попам. Ведь за все совершаемые раскольничьими попами требы приходится платить законным церковным попам, и это только за то, что церковный поп хранит все в тайне. Я часто спрашивал у старообрядцев, в чем отличие их веры от мирской, но и по сей день не получил никакого объяснения, скорее всего, они сами этого не знают. Утверждают лишь, что сторонники поповской веры крестятся не теми пальцами, что бог велел, а иные называют тех, что крестятся тремя пальцами, проклятыми.
ИЗ ДНЕВНИКА (по-фински)
Остров на Туоппаярви, 5 декабря 1836 г.
Вчера я прошел на лыжах двенадцать верст от Вааракюля до Скита, оттуда восемь верст до Святого Острова. Шел по лесам и болотам, миновал четыре ламбы, или озера: Ваараярви, Хаапаярви, Нейтиярви и Памоярви. Скит напоминает деревни в Хяме, дома расположены не слишком кучно и не слишком далеко друг от друга, они довольно беспорядочно разбросаны по берегу одного из заливов Туоппаярви. В деревенской церквушке каждый день проводятся богослужения, но на них присутствуют одни женщины. Мужчин в Ските вообще очень мало. Не знаю, чем занимаются здешние женщины помимо того, что
