В «земле» господствовала местная феодальная верхушка, а на вече к туземным феодалам «земли» и города присоединялась купеческо-ростовщическая знать. Только особые условия приводили к тому, что на вече решали вопросы войны и мира и обсуждали политику князя «людье», как это имело место, например, в 1138 г. в Чернигове. Постоянно действующим органом в Чернигово-Северской земле вече не было. Когда народная масса, не «нарочитая», а именно «простая чадь», пыталась защитить свои интересы от посягательств князя и бояр, она прибегала к вечевым сходам, и такие вечевые сходы чаше всего перерастали в восстания. К сожалению, отсутствие черниговской летописи, отдельные отрывки которой только прослеживаются кое-где в других летописных сводах, не дает нам возможности обнаружить подобного рода вечевые собрания в Северской земле.[667] Чаще же всего, когда речь идет о том, что «стародубцы», «куряне», «путивльцы», «переяславцы» и т. п. вмешиваются в дела князя, организуют ополчения, воюют, изгоняют или приглашают князей, оказывают им поддержку или отказывают в ней и т. д., в них мы усматриваем прежде всего мелких местных феодалов и городскую знать. Это не значит, что город в целом, «людье», не участвует в обороне своего города и князя, в ополчении и т. д. Нет, но это означает, что ведущая политическая роль во всех событиях принадлежит господствующим элементам «земли» и города, т. е. земскому боярству в первую очередь. Когда в 1166 г. Олег Святославич громил села под Стародубом, этим самым он наносил ущерб стародубским боярам, не сумевшим сдержать свое слово. Горожанам таким образом вряд ли можно было отомстить, тогда как сожженные села и уведенная челядь напоминали феодалам Стародуба об их «измене», ибо это были их села и их челядь.
Когда «куряне» в 1147 г. отказываются поднимать руку «на Володимере племя», предлагая Глебу Юрьевичу войну с Ольговичами, то в их ответе чувствуются отзвуки вассальной верности и ни о каких «курянах» — «простой чади» не может быть и речи, как не может быть речи о всенародном вече, которое было, якобы, созвано по данному поводу.
Часто, когда мы встречаемся на страницах летописи с явлениями, аналогичными курским событиям 1147 г., когда «куряне», «черниговцы», «стародубцы» совершают какие-либо дела и ведут переговоры с князем, в них следует усматривать не широкие слои городского населения, собравшиеся на вольное вече, чтобы решать судьбы своего города и земли, а местную феодальную дружинную прослойку, в союзе с городской верхушкой, не прибегая к громоздким общенародным вечевым сходам, где «простая чадь» часто выступала враждебной по отношению к ним силой, фактически правившую своей землей. И чем сильнее и многочисленнее были эти туземные феодальные элементы, независимо от того, входили ли они в княжую дружину, или сохраняли некоторую самостоятельность, тем большее влияние имели они на князя.
В Чернигово-Северской земле местная феодальная знать, состоявшая из крупных и мелких землевладельцев, была очень многочисленна и сильна, и в силу этого князь здесь вынужден был считаться с «землей». Этому же явлению способствовало наличие многочисленных, крупных, многолюдных и богатых городов, наконец, обилие городов-острожков с феодальным населением, состоявшим из бояр, дружинников и их слуг: тиунов, рядовичей, челяди и т. д. Князь Северской земли — крупный землевладелец, богатство свое строивший главным образом на основе эксплуатации земель и сидящего на них лично от князя зависимого сельского люда. Владение огромными вотчинами еще более сближало северских князей с «землей», т. е. с местным боярством в первую очередь, определяло их «земские интересы», делало их на отдельных этапах домоседами (Олег Святославич после 1097 г.), приводило их к «областнической», «земской» политике.
С легкой руки П. Голубовского и Д. Багалея, в своих монографиях о Северской земле указавших на существование союза между князем и вечем, черниговские Ольговичи рассматривались некоторыми историками как представители «демократии». В частности, демократическими чертами наделил черниговских Ольговичей Рожков в своей работе, посвященной политическим партиям в Новгороде.[668] В его представлении Ольговичи были ставленниками городских низов Новгорода, использованными последними в их борьбе с так называемой «суздальской аристократической партией». Далее мы остановимся подробнее на политике Ольговичей в Новгороде, которая, как мы увидим, очень мало похожа на проведение в жизнь интересов подлинных низов новгородского общества. Н. Рожков старается подчеркнуть, что и у себя в «земле» Ольговичи были «демократы», но опорой в Чернигово-Северской земле, в вотчине своей, для Святославичей, а впоследствии для потомков Олега Святославича — Ольговичей — в действительности было прежде всего «земское» боярство. Нельзя предполагать, мы по крайней мере не имеем для этого никаких оснований, что города северянской земли отличались «демократическим» характером веча, подлинным господством народа, городских низов, «общины», как пишет П. Голубовский. Наоборот, повсюду мы видим развитие феодального землевладения, могучее боярство, мощную дружину. И все это выступает не как нечто чуждое для «воев», «черниговцев», «земли», а наоборот, как тождественное. Дружинники и «земское» боярство, «черниговцы» и князь — союзники, потому что все они принадлежат к господствующей верхушке феодального общества. Конечно, нельзя поставить знак равенства между «земским» феодалом, мелким дружинником и крупным боярином, «первой дружиной», «советниками», верхушкой духовенства, наконец, князем, но все они принадлежат к одному классу, господствующему классу, хотя и к различным группировкам последнего. К ним примыкает и купеческо-ростовщическая верхушка. Нельзя противопоставлять так называемое «земское» боярство дружинному, так как последнее не что иное, как известная ступень в развитии первого. Рано или поздно «земское» боярство сливается с боярством и дружинно-феодальными группировками, концентрирующимися вокруг князя. В прошлом основная масса дружинников князя, его «мужей», особенно «передняя», «старшая» дружина, — выходцы из «земского» боярства, постепенно в целях обороны от внешних «ворогов» да и внутренних, т. е. прежде всего от восстававших закабаляемых смердов, объединившиеся и сплотившиеся вокруг князя. Постепенно с укреплением их силы, с ростом дружины профессионалов-воинов, путем пожалования превращающихся в феодалов-землевладельцев, «земское» боярство, вернее его остатки, поглощаются консолидирующейся княжеской феодальной прослойкой. В Чернигово-Северской земле мы видим, как постепенно мощные местные феодальные элементы, зарождение и развитие которых мы показали в главе «Разложение первобытнообщинного строя и возникновение феодализма», превратились в сильное «земское» боярство, влившееся в княжескую дружину, так как, конечно, на одних киевских воинов, приведенных в Чернигов, не мог опираться Святослав, так же как не мог еще ранее рассчитывать только на своих кавказцев Мстислав.
Решающую роль играет крупное боярство, имеющее собственные дружины. Так, например, в летописи упоминается о Ратиборовой чади, состоявшей из вооруженных слуг и мелких вассалов знатного и богатого боярина Ратибора, с которой приходилось совещаться Мономаху.[669]
У Яна Вышатича, даньщика Святослава, была своя дружина из отроков.[670]
Как мы видим, никакого вывода о «демократизме» Ольговичей, о связях их с «общиной», с «демосом», отсюда сделать нельзя. Напрашивается иной вывод — о существовании прочных связей между различными группами феодального лагеря в Северской земле, тогда как другие области древней Руси являются ареной борьбы между ними. Так, в Галиче мы отмечаем сперва разгром городских низов и смердов объединенными силами князя и боярства, а затем борьбу между княжой дружиной и князем, с одной стороны, и боярством — с другой. В Ростово-Суздальской земле «земское» боярство «старых» городов падает, разгромленное укрепившим свое могущество на основе эксплуатации смерда княжим дружинным боярством. В Новгороде существует приоритет веча, возглавляемого городским патрициатом, «советом господ». В отличие от этих трех земель, Чернигово-Северская земля являет собой картину единения «земского» боярства и городской знати, фактически управляющих «землей» путем веча, с князем и княжой дружиной.
Постепенно стирается грань между «земским» и дружинным боярством. Например, кто такие кметы курского князя Всеволода? Профессионалы-воины, — так их рисует «Слово о полку Игореве». Но они же и «куряне», курское ополчение, воины города, стоящего на границе степей, жители которого естественно должны были быть хорошими бойцами. Где здесь кончается «земское» боярство, земское ополчение и начинается княжая дружина — установить трудно. Кметы — «земские» дружинники. «Кмет», как указывает Барсов, в древности переводится на греческий язык тем же словом, что и «быль», «боярин».
