– Кто обнаружил труп Фанодема? – Эфхенор досадливым жестом отодвинул от себя тарелку с мясным супом. – И где был найден труп?
– Рабы Фанодема, утолив свою похоть, спохватились и стали разыскивать своего господина, – ответил Эпигей, наливая вино в чашу. – Лишь на рассвете им удалось отыскать труп Фанодема на склоне Торакса в миртовых зарослях. Судя по всему, Фанодем отчаянно сопротивлялся, но у него же всего одна рука. – Эпигей тяжело вздохнул. – Убийца сломал шею Фанодему, используя борцовский захват. Убила Фанодема явно не Элла, поскольку следы, оставленные рядом с телом, крупные, мужские. Женских следов там нет вообще.
– Как ты думаешь, кому Фанодем перешел дорогу? – Эфхенор взглянул в глаза Эпигею.
Тот отпил вина из чаши и, покосившись на рабыню, убиравшую объедки со стола, негромко промолвил:
– Об этом я и хочу потолковать с тобой, Эфхенор.
– Мы сможем побеседовать по пути в эфорейон, друг мой? – Эфхенор встал из-за стола. – Если ты не против.
Эпигей тоже встал, всем своим видом говоря, что это его вполне устраивает.
Поскольку улицы Спарты в этот утренний час были довольно многолюдны, Эфхенор и Эпигей свернули к храму Геракла, где было пустынно. Прогуливаясь в тени храмового портика вдоль потемневших от времени и дождей мраморных колонн, они завели разговор о том, что не давало им покоя в последнее время. Обоим было совершенно ясно, что кто-то убирает одного за другим всех тех, кто был причастен в той или иной мере к убийству Дафны.
Сначала таинственным образом исчезли Лаогон и Пиларг, на руках которых была кровь Дафны и которым было поручено закопать ее тело. Потом случилась весьма странная кончина Гипероха, слугой которого являлся Лаогон. Ныне смерть настигла Фанодема, который так сильно желал сделать Дафну своей женой, что ее непреклонный отказ пойти с ним под венец довел его до злобного остервенения.
– Твой племянник, будучи во хмелю, слишком часто злорадствовал при посторонних людях, говоря, что пусть Дафна ему не досталась, но она не достанется и никому другому, кроме Аида, – раздраженно выговаривал Эфхенор Эпигею. – Наверняка пьяная болтовня Фанодема дошла и до Астидамии через ее подруг и знакомых. И Астидамия, выждав удобный момент, прикончила Фанодема. Конечно, Астидамия сделала это не своими руками, она наняла убийцу.
– Вот злобная Мегера! – процедил сквозь зубы Эпигей. – Теперь мне все понятно. Астидамия подослала к Фанодему Эллу, которая заманила его подальше в лес. А убийца наверняка уже поджидал беднягу Фанодема где-то в кустах. Кто же он, этот злодей? Он явно ловок и силен!
– Я думаю, это Аристодем, – сказал Эфхенор, – больше некому. Аристодем был обручен с Дафной, и ее смерть, конечно же, ожесточила его.
– Надо убить Аристодема, пока он не добрался до нас, – понизил голос Эпигей, опасливо оглядевшись по сторонам. – Что скажешь, друг мой?
– Займись Аристодемом, а я займусь Астидамией, – промолвил Эфхенор, остановившись возле угловой колонны. – Только постарайся сделать это без лишнего шума. – Эфхенор положил руку Эпигею на плечо. – И спрячь понадежнее труп Аристодема, пусть лакедемоняне полагают, что он сбежал из Спарты, устав от своего изгойства.
От храма Геракла Эфхенор и Эпигей разошлись в разные стороны. Эфхенор поспешил в эфорейон, где его ожидали государственные дела. Эпигей направился в Месою к своему брату, в доме которого шли приготовления к тризне и к погребению Фанодема.
Эпигей стряхнул с себя оцепенение, в которое поверг его разговор с Эфхенором. На улице Скотита, что значит Мрачная, Эпигей невольно замедлил шаг, обратив внимание на юную куртизанку. На этой улице и в прилегающих к ней переулках жили периэки и неодамоды. Неодамодами в Спарте называют вольноотпущенников. Это было единственное место в Спарте, где стояли двухъярусные дома из тесаного камня. Черепичные навесы над торговыми лавками и кровли портиков заслоняли небосвод, не позволяя солнечным лучам проливаться к нижним этажам зданий. Эта улица и получила название Мрачной, поскольку здесь постоянно царила сумрачная тень.
Куртизанки с утра до вечера снуют по этой улице, так как здесь находятся постоялые дворы и две общественные бани. Постояльцы гостиниц часто покупают на ночь блудниц, а в общественных банях имеются небольшие помещения рядом с раздевалками специально для уединений мужчин с проститутками.
Все это было известно Эпигею, поэтому он нисколько не удивился тому, что юная смазливая блудница при виде его бесстыдно приподняла край розового химатиона, полностью обнажив свою белую прекрасную ногу. Эпигей не смог толком разглядеть лицо девицы, поскольку ее голова была укрыта тонким покрывалом. Впрочем, дивные уста куртизанки, на которых трепетала завлекающая улыбка, сразу бросились в глаза Эпигею. Поманив Эпигея за собой, девица повернула за угол, скрывшись в узком переулке.
«Отчего бы мне не развлечься с этой милашкой? – мысленно обратился к самому себе Эпигей. – Дела подождут! И к брату мне идти совсем не хочется. Надо успевать ловить удовольствие, ведь после погребения Фанодема наступит десятидневный траур, в течение которого я не смогу обладать даже собственной женой!»
Поддавшись соблазну, Эпигей нырнул в переулок следом за блудницей. Серые стены двухэтажных домов нависали над его головой, сверху из узких окон доносились чьи-то голоса и смех; где-то гремела посуда; где-то заливался плачем маленький ребенок… Пустынная улочка была укрыта густой тенью от близко стоявших домов. Единственным светлым пятном на фоне этого сумрака была стройная фигурка куртизанки в розовом химатионе. Она шла куда-то в глубь переулка, то и дело оглядываясь на Эпигея, который в спешке спотыкался на ухабах.
Эпигей раза два окликнул идущую впереди блудницу, прося ее остановиться. Он хотел загодя обговорить с ней размер платы за ее интимные услуги. Эпигей был скуповат, поэтому он привык торговаться при любой покупке. Блудница, не реагируя на возгласы Эпигея, продолжала бодро вышагивать впереди, грациозно покачивая бедрами. Всякий раз оборачиваясь назад, она мило улыбалась Эпигею.
В сердце Эпигея вдруг закралось какое-то смутное беспокойство. Он замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. В этот же миг замерла на месте и куртизанка. Подняв сзади подол своего химатиона, она явила взору Эпигея свои округлые нежные ягодицы, подвигав ими из стороны в сторону, как бы говоря: «Ну, разве я не соблазнительна? Так возьми же меня!»
Отбросив колебания, Эпигей сорвался с места, увидев, что куртизанка повернулась к нему лицом и стоит, не двигаясь. Он быстро подошел к ней и спросил, как ее зовут. Девица молча взяла Эпигея за руку и потянула за собой в проход между двумя домами. Она направлялась к низкой облезлой двери, над которой имелся навес, крытый черепицей. Оказавшись под навесом, куртизанка выпустила руку Эпигея и нагнулась, поправляя ремни на своих сандалиях.
