В какой-то момент Аристодему показалось, что он остался один против всей армии Мардония, поскольку враги нападали на него со всех сторон. Задыхаясь от жары и жажды, Аристодем крушил мечом направо и налево, вращаясь на месте, как заведенный. Персы так и падали вокруг него один за другим, словно стебли сочной травы под серпом. Кровь хлестала струями из поверженных азиатов, корчившихся в предсмертной агонии. Головы врагов, срубленные мечом Аристодема, падали к его ногам вместе с безголовыми телами и отсеченными руками. Острия вражеских копий чиркали по панцирю Аристодема, не причиняя ему вреда, ибо его стремительные броски и движения служили ему такой же защитой, как и доспехи.
Бородатые чужие лица, обмотанные пестрыми башлыками, мелькали перед Аристодемом, гортанные выкрики варваров резали ему слух. Врагов было очень много! Их дротики и кинжалы тянулись к Аристодему, лязгая по его щиту и бронзовым поножам. Враги надвигались сплошной стеной!
Внезапно пеший строй варваров расступился, и Аристодем увидел знатного перса в позолоченном шлеме и роскошных доспехах, летящего на него на огромном белом коне, укрытом чешуйчатой броней. Вражеский военачальник что-то кричал, размахивая сверкающим мечом.
Не растерявшись, Аристодем схватил валявшийся среди трупов дротик и с коротким свирепым возгласом запустил его в перса на белом коне. Просвистев в воздухе, короткое копье угодило персидскому военачальнику между глаз, убив его наповал. Перс свалился с коня.
Среди варваров раздались горестные вопли:
– Мардоний! Убит Мардоний!..
Белый жеребец, ударив Аристодема подобно медному тарану, сбил его с ног. Оглушенный этим мощным ударом, Аристодем не почувствовал, как сразу несколько вражеских кинжалов вонзились в его беспомощное тело, лишив его жизни.
Смерть Мардония стала переломным моментом в этом ожесточенном сражении. Утратив мужество, персы обратились в бегство. Варвары в беспорядке бежали в свой стан, ища спасения за деревянными укреплениями.
Афиняне, сражавшиеся с беотийцами, союзниками персов, тоже взяли верх в битве. Они, как и спартанцы, преследуя разбитого врага, перешли реку Асоп и вышли к персидскому лагерю. Беотийцы, не задерживаясь возле персидских шатров, бежали в Фивы.
Персы больше часа держались на деревянных башнях, отбиваясь от афинян, спартанцев и тегейцев. Наконец тегейцам удалось сделать пролом в частоколе, и они первыми ворвались во вражеский стан. За ними следом туда же прорвались афиняне и спартанцы, учинившие ужасную резню. Толпы варваров в страхе метались среди шатров и повозок в узком пространстве лагеря, погибая под мечами и копьями эллинов. Меньше чем за час греки перебили двадцать тысяч персов. Еще столько же неприятелей было взято в плен.
Остатки персидского войска во главе с Артабазом ушли по фиванской дороге в сторону Фокиды, торопясь как можно скорее через Фермопильский проход и Фессалию добраться до Геллеспонта.
Эллинские отряды, отступившие к Платеям, подошли к стану персов, когда враг был уже окончательно разбит. Таким образом, вся слава этой громкой победы досталась спартанцам, афинянам и тегейцам.
Был август 479 года до нашей эры.
* * *
Как передает в своем труде древнегреческий историк Геродот, после битвы при Платеях спартанцы по своему обыкновению стали решать, кого из своих воинов назвать самыми храбрыми, оказав им почести. Самым доблестным из всех лакедемонян, по общему мнению, был признан Аристодем, бывший воин из отряда Леонида. После него более всех отличились Амомфарет и Посидоний.
Павсаний был готов объявить Аристодема самым доблестным из лакедемонян, однако вмешались его советники-симфореи и прочие знатные спартанцы, заявившие, что Аристодем совершил великие подвиги, пребывая под гнетом своей вины. Мол, Аристодем сам искал смерти, потому и лез без страха прямо на вражеские копья.
Не желая раздувать этот спор, Павсаний объявил самыми храбрыми воинами Амомфарета и Посидония. Аристодему же посмертно были возвращены его гражданские права.
Еврибиад доставил тело Аристодема в Спарту.
Горго осталась недовольна тем, что знатные спартанцы из окружения Павсания не иначе как из зависти отняли у Аристодема лавры доблести, передав их своим знатным собратьям. По воле Горго над могилой Аристодема была установлена мраморная плита с выбитой на ней надписью:
Бесстрашие его перед врагом не воспоет аэд под рокотструнный;Пусть будет эпитафией ему кроваво-красный отблесклунный.
