– Нет уж, вы позвольте, – произнес голос, и Кейт различила в неярком свете и сигаретном дыму очертания лица Тома.
– Я сижу здесь, – сказал он, проводив ее к своему столику. – Садись, а я принесу тебе выпить.
Кейт все еще была в нерешительности – достать очки из кармана или нет. В полутемном пабе она почти ничего не видела. Но эти очки такие ужасные! Она никак не могла забыть насмешливое выражение на лице Сабины, когда та увидела мать в очках.
Том поставил перед ней бокал белого вина.
– Не поручусь за его качество, – сказал он, поднося к губам стакан апельсинового сока. – У них была только одна бутылка, и если вино прокисло, я принесу тебе что-нибудь еще.
– Что ты пьешь?
– Ах, это. Апельсиновый сок. – (Она вопросительно посмотрела на него.) – Не пью алкоголь со времен скачек. Догадываюсь, я один из тех людей – как они называются? – которые, выпив один стакан, доходят до десяти.
– Пристрастившиеся к выпивке.
– Что-то в этом роде.
– Ты не похож на такого, – сказала Кейт. – Чересчур осторожный.
Она заметила, что он слабо улыбается.
– А-а, Кейт Баллантайн. Это потому, что тебя не было здесь, пока проходила половина моей жизни.
Вино действительно отдавало уксусом, и Кейт сморщилась. Том рассмеялся и принес ей бутылку «Гиннеса».
– Здесь пиво, наверное, другое, – сказала она, стараясь поддержать нейтральный разговор, – но, поскольку дома я не пью «Гиннес», определить не смогу.
Перед ней на столе спокойно лежала его рука. Эта рука не хваталась то за ключи от машины, то за сигареты, как у Джастина, не выбивала на столе неровные ритмы. Эта широкая, потемневшая и загрубевшая от работы на улице рука просто лежала на столе. У Кейт возникло желание прикоснуться к ней.
– Ну так ты разобралась с Сабиной?
Кейт ощутила знакомый укол боли.
– Не совсем, – ответила она. – То есть она не так злится на меня, как это было в Лондоне, но, похоже, я ее все-таки раздражаю.
– Она кажется более счастливой, – отметил он.
Кейт подняла голову:
– По сравнению с чем?
– По сравнению с тем, когда она приехала. – (Кейт сжалась.) – Я не хотел сказать ничего такого.
– Извини. Наверное, я принимаю все слишком близко к сердцу.
Кейт сделала большой глоток пива. Оно немного отдавало железом.
– Я уже говорил тебе, Сабина мне нравится. Отличная девчонка.
– Ты ей тоже нравишься. Наверное, она рассказывает тебе больше, чем мне.
– Из-за этого тебе себя жаль?
Улыбнувшись, Кейт почувствовала, как спадает напряжение.
– Наверное, я просто ревную ее. К тебе. К моей матери. К любому, кто может сделать Сабину спокойной и счастливой. Такой, какой я сама сделать не в состоянии.
– Она еще подросток. Все образуется.
Они сидели в молчании, прислушиваясь к своим мыслям, витавшим над негромким гулом голосов.
– Она похожа на тебя, – заметил Том.
Кейт подняла глаза, чтобы увидеть выражение его лица.
– Это Кейт? Кейт Баллантайн?
Обернувшись, она увидела молодую женщину, которая помахала ей рукой.
– Я Джеральдина. Джеральдина Лич. Мы вместе занимались конным спортом.
Кейт смутно припоминала пухлую девочку с очень плотно заплетенными косами, отчего у нее над ушами оставались красные полоски. Больше ничего. Сбитая с толку, Кейт не могла теперь припомнить ее лицо.
– Привет… – сказала она, протягивая руку. – Рада увидеться.
– Я тоже. Ты приехала навсегда или просто погостить?
– Погостить.
– Ты ведь живешь в Лондоне? О, хотела бы я жить в Лондоне! Я живу в Роскарни, примерно в четырех милях отсюда. Если будет время, заглядывай ко мне.
– Спасибо.
– У нас немного шумно. У меня трое мальчишек. И Райан, мой муж, самый большой мальчик. Буду очень рада видеть тебя. Мы не встречались с тобой – сколько? Наверное, лет двадцать. Господи… ты от этого не чувствуешь себя старой?
Кейт улыбнулась, не желая чувствовать себя старой.
– Знаешь, ты совсем не изменилась. И эти прелестные рыжие волосы. В юности я бы убила за твои волосы. Я и сейчас убила бы. Посмотри на эту пробивающуюся седину! А у тебя есть дети?
– Один ребенок, – сказала Кейт, отдавая себе отчет в молчании Тома.
– Здорово. Кто у тебя – мальчик или девочка?
– Девочка.
Джеральдина не проявляла желания уйти.
– Я бы хотела девочку. Как там говорится? Мальчик с тобой до женитьбы, а девочка – всю жизнь. Запомни: мои мальчишки будут со мной до тридцати лет, со всем этим домашним уютом. Моя ошибка в том, что я неправильно воспитывала их отца. – Она наклонилась, и Кейт почувствовала легкий запах спиртного. – Если ему не удается сделать по-своему, он становится жалким кретином. Неудивительно, что он в конце концов стал работать в налоговой…
Кейт натянуто улыбнулась.
– Что ж, не буду тебя задерживать, – глядя на Тома, сказала Джеральдина. – Уверена, у вас есть о чем поговорить. Приезжай обязательно. Мой адрес: Блэккоммон-драйв, пятнадцать. Можешь найти меня в телефонной книге. Мы отлично проведем время.
– Спасибо, – ответила Кейт. – Очень любезно с твоей стороны.
Она отпила большой глоток, стараясь не оглядываться и не смотреть, вернулась ли Джеральдина к барной стойке.
– А теперь я могу уйти, – ухмыльнувшись, сказал Том.
Она подняла на него глаза:
– Только попробуй!
Оба они рассмеялись.
– На чем мы остановились?
Кейт посмотрела в свой стакан:
– По-моему, мы говорили про Сабину.
– А теперь давай поговорим про тебя.
В его взгляде было что-то такое, что заставляло Кейт почувствовать себя прозрачной.
– Как-то не хочется. Сейчас со мной ничего интересного не происходит. – (Том ничего не ответил.) – Когда я рассказываю людям о своей жизни, у меня возникает ощущение, что я повторяю одну и ту же старую череду несчастий. Мне скучно даже говорить о них.
– Ты счастлива?
– Счастлива? – Вопрос показался Кейт необычным, и она задумалась. – Пожалуй, иногда. Когда Сабина счастлива. Когда я чувствую… Даже не знаю. Когда человек чувствует себя счастливым? А ты счастлив?
– Счастливее, чем был раньше. Пожалуй, я доволен.
– Даже вернувшись сюда?
– Именно потому, что вернулся сюда. – Том снова улыбнулся, в полумраке сверкнули белизной его зубы. – Можешь мне не верить, Кейт, но это место было для меня спасением.
– Моя мать – ангел-хранитель! – с горечью рассмеялась Кейт.
– С твоей матерью все в порядке. Просто вы обе смотрите на мир разными глазами, вот и все.
– Тебе легко говорить, – откликнулась она.
– Сабине это удалось. Но поначалу они с твоей мамой нападали друг на друга.
Кейт сильно обескураживало то, что она многого не знает о жизни собственной дочери. Кейт тосковала по своей девчушке, которая, бывало, после школы бросалась к ней в объятия, горячо и сбивчиво рассказывая о том, чем занималась, кого видела. Она до сих пор помнила это ощущение прижавшегося к ней детского тела, когда они сидели на диване и смотрели детские программы, обмениваясь замечаниями по поводу школьного дня.
– А мы можем не говорить о моей семье? Я полагала, ты пригласил меня, чтобы я немного развеялась.
«Не дай им все испортить, – подумала она. – Не дай вмешиваться в мою жизнь». Кейт вдруг поняла, что хочет, чтобы Том принадлежал только ей.
Он поднял свой стакан, как бы оценивая, хватит ли ему сока, пока она будет допивать «Гиннес».
– Ладно. О тебе говорить нельзя. О твоей семье тоже. А как насчет религии? Эта тема всегда горячит кровь. Или что изменилось в Баллималнафе с тех пор, как ты уехала? Этого хватит на… несколько минут.
Она рассмеялась, благодарная ему за то, что он пытается улучшить ее настроение. В Томе было нечто такое, отчего всем становилось легче.
– Кейт?
Она повернулась на табурете и увидела мужчину средних лет, сжимающего в руке пинту.
– Стивен Спилейн. Не знаю, помните ли вы меня. Я работал в большом доме. Как дела, Том?
– Отлично, Стиви.
Сощурившись, Кейт пыталась рассмотреть черты огромного румяного лица.
– Я заметил вас оттуда, с той стороны бара, и сказал себе: «Похоже, это дочка Джой Баллантайн». Но я не знал, ошибаюсь или нет, и решил подойти ближе. Сколько прошло – десять лет?
– Почти семнадцать, – вмешался Том.
– Почти семнадцать. Ну и вот вы снова здесь. Вы сюда надолго?
– Нет, я…
– Это молодая Кейт Баллантайн? – К ним подошел другой мужчина, которого она не узнала. – Я подумал, что лицо знакомое. Вот приятная неожиданность. Давненько вас не было видно.
– Ну вот, Кейт, помните священника отца Эндрю?
Кейт с улыбкой кивнула, как будто помнила.
– Нельзя сказать, чтобы вы часто посещали воскресную службу.
– В наше время у молодых другое на уме, отец.
– И не только у молодых, да, Стиви?
