– Была пара девушек, которыми я увлекался. – Он снова повернулся к ней и взял за руку. – Но мы разные. Мне довольно сложно кем-то увлечься. Я предпочитаю жить один, чем быть с женщиной, не… – Голос его замер.
Кейт попыталась закончить его мысль. Подходящей? Идеальной? Единственной? От перспективы быть единственной ее прошиб пот – еще не время ему так говорить. Она и сама толком не знала, правильно ли поступает, позволяя увлечь себя. Но была также другая нежелательная перспектива – в словах Тома звучала критика. «Мы разные. Я предпочитаю жить один, чем… чем быть похожей на нее?» Подразумевает ли он, что она неразборчива?
Кейт отхлебнула кофе, мысленно формулируя и отбрасывая разные ответы. Но не стала спрашивать его о том, чтó он имеет в виду. Как говорил Том, иногда задаешь слишком много вопросов.
Две крошечные мужские фигурки копошились, как насекомые, около лодки, один энергично жестикулировал. Третий ползал по берегу, собирая непонятные предметы.
– Ты сердился на меня? – спросила она наконец.
– Поначалу да.
В его голубых глазах отражалось удивительно ясное небо. Они остановились на каком-то далеком мгновении и, возможно, затерялись в истории.
– Трудно долго сердиться на человека. Во всяком случае, на того, кто тебе дорог.
– Прости. – Кейт кусала губы.
– Не извиняйся. Мы были молоды. И не могли не напортачить чего-нибудь.
– Но напортачила я.
– Просто ты оказалась там раньше меня.
– Ты стал настоящим дзен-буддистом.
– Дзен? – улыбнулся Том. – Так это называется? Не-а… – Его лицо расплылось в широкой улыбке. – Просто я научился не заводиться из-за того, чего не могу изменить.
Кейт колебалась, но все-таки не сдержалась и спросила:
– Вроде твоей руки?
– Угу. – Том взглянул на свою левую руку, лежащую у него на бедре. – Пожалуй, это было хорошее вступление. Приходится принять, что у тебя отсутствует конечность… Приходится смириться с тем, что у тебя чего-то нет.
Они сидели молча, наблюдая за чайками, кружащимися над бухтой. Лодку подтолкнули в море, и одна маленькая фигурка махала двум другим в лодке. Лодка запрыгала по первым волнам, как семга, плывущая вверх по течению.
Кейт размышляла о том, что можно назвать отстраненными предметами. Она хотела услышать от него такое, от чего тем не менее стала бы уклоняться – одинаково необходимое и невообразимое.
«Опять эти противоречия, – проворчала воображаемая Мэгги. – Все так же одержима любовью и тем, что она за собой влечет. По-прежнему не стоишь на своих ногах». – «Ах, отстань!» – ответила Кейт.
– Меня беспокоил один вопрос, – начал Том, по-прежнему глядя вдаль. Кейт, которая водила пальцем по его ладони, остановилась. – Это прозвучит немного странно. Но меня это долго тревожило… Хотел тебя спросить… почему он? – (Она этого не ожидала и заморгала от неожиданности.) – Ведь ты едва его знала. Я понимаю, мы были вместе не так уж долго и все такое, но я не мог понять, почему ты выбрала его. Я не понимал, почему… ну почему не меня?
Впервые Том выглядел взволнованным, не уверенным в себе. Словно борясь с незнакомыми чувствами, он открывал и закрывал рот.
– Когда я смотрю на Сабину, – произнес он наконец, – я думаю о том… что она могла быть моей дочкой.
Кейт думала об Александре Фаулере, о портрете на день рождения, о том, с какой яростной и упрямой решимостью она по собственной инициативе расстегнула молнию на своем старомодном бархатном платье и о смешанных чувствах изумления и похоти, отразившихся на лице мужчины, перед которым предстало обнаженное тело девушки-подростка. Она вспомнила, что там было жарко, пахло скипидаром и масляной краской, а вдоль стен были расставлены неоконченные портреты неизвестных ей людей. Пока она одевалась, он исчез в доме в поисках сигарет. Ей показалось, что теперь люди с этих портретов знают ее гораздо лучше.
– Если бы это был ты, это было бы для меня важно, – медленно произнесла Кейт. – А мне, пожалуй, не хотелось ничего серьезного.
«Дареная лошадка» – так он выразился. Ей тогда стало очень противно.
Том смущенно смотрел на Кейт, по-прежнему ничего не понимая. За его спиной с криками кружила одинокая чайка.
– Будь это ты, Том, – сказала она, крепче сжимая его руку, – ты заставил бы меня остаться.
Сабина, сидя у окна наверху, смотрела, как на подъездную аллею въезжает «лендровер» и из него выходит ее мать. В руках Кейт держала газету и коричневый бумажный пакет с покупками. Сабина подумала, что все это она могла позже купить в городе с бабушкой. Мать то и дело проводила рукой по волосам – точный признак того, что человек влюблен. Об этом Сабина прочитала в журнале. Наверняка, если приглядеться, зрачки матери расширены.
Отвернувшись от окна, Сабина посмотрела на кровать, в которой спал дед, и опустила тяжелую штору. Слишком занята флиртом с мужчинами, чтобы проводить время с отцом, с горечью подумала она. Можно сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз Кейт навещала его. Дедушка, наверное, даже не знает, что приехала его дочь, – вот так она помогает ухаживать. С другой стороны, если не считать сиделки, Сабина единственная ухаживает за ним. Бабушка всегда очень занята. Или возится с Герцогом, который, как с нескрываемым удовольствием поведал ей Джон-Джон, скоро окажется на огромной фабрике кошачьего корма на небесах.
Сабина сидела на краю кровати, стараясь не беспокоить деда. В последнее время он лучше себя чувствовал во сне. Когда он не спал, то часто приходил в возбуждение, начиная хрипло, с трудом дышать, отчего у самой Сабины сжималась грудь. Тогда она брала его за руку, стараясь не пугаться, когда дед время от времени стискивал ее руку. Ей мерещилось трупное окоченение.
– Снова уснул? – спросила сиделка Линда, быстро входя в комнату с кувшином свежей воды. – Хорошо. Для него это самое лучшее.
Линда собиралась после завершения работы здесь уйти из сиделок и заняться ароматерапией. Она не говорила, когда закончится эта работа, но обе понимали когда.
– Просто уснул, – ответила Сабина.
– Почему бы тебе не уйти? Иди развлекись. Ты проводишь здесь слишком много времени.
Сабина ждала, когда Линда скажет, что это вредно для здоровья, но та сказала:
– Иди, а я посижу с ним. Да, можешь не напоминать, я убавлю громкость.
Сабина пошла в кабинет, чтобы снова прочитать содержимое бумаги, уже давно лежавшей у нее в кармане. Два дня назад она получила письмо от Джеффа с известием о том, что он собирается жениться на той индианке, и не знала, что с этим делать. Она предполагала, что матери было послано такое же известие, но ничто в ее поведении не подтверждало этого. Даже наоборот, она казалась более довольной, чем прежде.
Сабину тревожило даже не само известие о том, что Джефф, как и Джим, обрел новую семью. Ее тревожила обстановка в собственной семье. Почему Джефф не сделал матери предложения? Они были вместе шесть лет, и Джефф отличался преданностью. Он даже в шутку называл себя суррогатным отцом. Сабине приходилось признать, что Кейт не тот тип женщины, на которых женятся мужчины. Совсем не как бабушка, которой сделали предложение после первого дня знакомства. Мать принадлежит к тому типу, который позволяет использовать себя, таких женщин бросают снова и снова. С ее нехваткой самоуважения это безнадежно. Ее постоянный интерес к мужчинам, готовность с благодарностью принять какие-то никчемные обрывки чувств. Сабина вчитывалась в слова письма, выражающие искреннее желание держать ее в курсе дел и готовность всегда прийти на помощь. Суть не в том, что Сабина хотела, чтобы мама вышла за Джеффа, а в том, что он не сделал ей предложения. От этого Сабина еще больше сердилась на мать. Это казалось очередным провалом.
Сабина взглянула на фотографии, которые они с бабушкой еще не разобрали: детские снимки Кейт и Кристофера, – она решила, что уже тогда он казался напыщенным, – в бордовых рамках с золотым тиснением, а также фотографии Кейт с китайским мальчуганом. Сабине хотелось расспросить про мальчика, но Джой торопилась покончить с ними, как она сказала резким, будничным голосом. Предстоит еще много дел. Сабина может делать с этими снимками все, что угодно.
«Похоже, он единственный парень, который не бросил тебя, – подумала Сабина, держа снимок улыбающихся детей в панамках. – Чем бы ты ни обладала, мама, ты определенно это потеряла».
– Сабина!
Сабина вздрогнула. В дверях стояла Кейт.
– Я подумала, ты захочешь пообедать. Бабушка сказала, что не голодна, дедушка спит, и я подумала, может, перекусишь со мной.
– Надеюсь, ты его не разбудила, – проворчала Сабина, засовывая письмо в задний карман джинсов.
– Нет, милая, он спит. Сиделка мне сказала.
