— Паша, оставишь следы!
— Пофиг, новый постелим.
Взгляд Ярослава блуждал по новенькой кухне четы Канарейкиных-Леоновых. Мысленно вел подсчеты, каких денег стоило все это. В паре комнат еще не закончен ремонт, практически готова третья спальня. И это не считая выкупа за долю Сергея, перекупленную Пашей в кредит на три года. Сам Кенар выглядел до жути уставшим, как его вообще хватало на то, чтобы думать о чем-то, кроме постели не очень понятно. Кредит за машину выплачен, теперь ипотека видимо до самой смерти, кредит за ресторан, сам ресторан, ведение бизнеса и еще дети. Пока скользил по деревянным добротным висящим шкафам, еще больше погружался в мрачные думы.
— Ты расскажешь или нет, что за хрень произошла? — спросил Сергей, наконец, нарушая молчание, обхватив пальцами кружку чая, опираясь спиной о барную стойку мини бара, сделанного явно на заказ. — Кристинка чуть с ума не сошла, они с Раей договорились встретиться. Да только та третий день трубку не берет. На работе взяла отгулы. Ездили к ней на квартиру, ничего. Еще и ты тут финт ушами выдал.
Провел по краю именной кружки. Эту ерунду придумала еще Кира, заказав несколько штук с именами друзей семьи. Наверное, хотела объединить их компанию, сделать крепче и в этом Ярик был ей благодарен, однако не сегодня. В этот день ему совсем не хотелось откровенничать, без того тошно. Особенно при упоминании Рысенка. То, как она на него смотрела, этот страх во взгляде. Что будет, если рассказать о случае в кабинете Ноны? Еще его мать, эта женщина всегда портит все, стоит ей только появиться в радиусе пары метров от него.
— На работе жопа, — повел плечами, привычно заталкивая подальше все свои переживания, подняв на друзей глаза. — Поль уволился, проект идет не так, как нужно. Нона глотки готова грызть. Короче, капец просто.
— Ты нас тут за дебилов держишь, Тасманов?! — рявкнул Паша, почувствовав на грудь успокаивающую ладонь жены. Для верности переплел их пальцы, стараясь сдерживаться и говорить тише. — Какие нахер проблемы на работе? Тебе там даже не нравится, а пытаешься нас тут свято убедить, что всей душой болеешь за рабочий процесс до самой «синечки».
Ярослав на него взгляд голубых глаз, оторвав его от коричневой жидкости, ледяным тоном ответив:
— Ладно, Кенар, раз настаиваешь. Я переспал с Ноной, изменил Рае, потому мы поссорились. Так понятно?
Все трое вздрогнули, за секунду на лицах сменилось выражение. Недоумение, перешедшее в осуждение. Вот и отлично, чем меньше будут заморачиваться на тему его загонов, не станут копаться. Пусть злятся. Ругают, пытаются перевоспитать кобелиную натуру самого Ярика, только в душу не лезут. Туда он никого впускать не хотел.
— Тасманов, ты п*здец, — выругался Сергей.
— Ярик, — качнула головой Кира.
— Я же просил тебя не лезть к ней! — гаркнул Паша. — Еще бухать потащился ко всему прочему, пока девчонка там сопли на кулак мотает!
— В клубе пропадал, просто надо было решить для себя все. Вроде говорил, что не стоит, но она упрямая, — отозвался, уводя разговор подальше от опасной темы. Пусть думают, что пьет он от обычного безделья, привычной разгульной жизни. Да чего угодно. Голоса друзей смешались в единую какофонию. Кенар что-то орал о том, что ему стоит разбить еще нос, Сергей пытался убедить решить вопрос миром, строго косясь в сторону Тасманова, а Кира убеждала Пашу никого не убивать.
Воспитательный процесс грозил затянуться, а Ярославу было необходимо сбежать. От того что он услышал, не ускользнули слова о Раисе и ее внезапном внештатном отпуске. Она ведь совсем не такая, всегда точно бравая пионерка в любую погоду, с любым состоянием ходит на работу. Сама говорила ему несколько раз, что кто-то должен быть ответственным человек, помогая другим коллегам в этом. Правда, больше ее добротой все пользовались, о чем он не раз намекал, но разве сам таким не был?
— Мне надо по делам, — решительно поднялся под напряженными взглядами внезапно замолчавших друзей. Паша нахмурил брови, со стуком ставя кружку на стол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Куда это? Только считай из алкокомы вышел, — отозвался Сергей, наклонив голову набок.
— Яр, может, останешься? — мягко спросила Кира, но Тасманов решительно качнул головой, двинувшись на выход. Там в коридоре его собака вовсю оттиралась подле кота Канарейкиных, периодически дразня его, пытаясь то отгрызть уши, то схватить за длинный толстый хвост. В ответ ленивый шотландский вислоухий Сникерс только лениво уворачивался, громко мурлыкая. Ослышался шум шагов, пока Ярик спешно собирался, натягивая ботинки. Нетрудно догадаться, что над душой завис Паша. Более того, вряд ли он поверил в те бредни, что он нес на кухне всего полчаса назад.
— Последишь за Пусей? Я ее потом заберу, — рассеяно пробормотал, заметив взгляд собачки в свою сторону, кивая ей на кота. Будто прося не волноваться. Кажется, поняла, она у него все-таки умная, хоть вредная.
— Тасман, — позвал негромко, заставляя поднять голову, и встретится взглядами с другом. — Однажды тебе придется все рассказать.
— Нечего рассказывать, — бросил, заматывая шарф, уставившись на светлые обои. — Уже все выложил.
Почувствовал тяжелую руку, сжавшую плечо, замирая на секунду.
— Я очень надеюсь, что у вас все будет нормально. Потому что она делает тебя лучше, — вдруг произнес Кенар, заставляя шумно вдохнуть, а сердце отчаянно забиться.
Она действительно делала только лучше, это он все вечно портил. Ему это и исправлять, чем займется обязательно. Надо лишь собрать остатки силы воли, попытаться, хотя бы немного объяснить причины своего поведения. Ведь если этого не сделать, вновь погрузится в пучину тоски и беспросветного одиночества, потому что без нее он действительно не мог больше оставаться цельным.
Из дома Канарейкиных-Леоновых до дома Раисы пришлось добираться на такси за бешеный ценник. Вечерние пробки, несмотря на поздний час, сделали свое черное дело. До спальных районов хоть на метле добирайся, оттого сидя в такси даже начал от нетерпения ерзать на старом сидении белого Ниссан, то и дело, бросая взор на циферблат своих часов, отсчитывая мысленно минуты.
— Ай, погодка совсем разгулялась, — услышал ворчание водителя, замечая первые мокрые снежинки, падающие на лобовое стекло. Вздохнул, зарываясь носом глубже в мягкий шерстяной шарф, подбирая слова в голове под раздражающий голос таксиста, рассуждающего о всякой ерунде: погода, продажные политики, плохие дороги. Темы поддерживал чисто на автомате, изредка вставляя комментарии по типу «да», «нет» или «безусловно, вы правы». А сам то и дело набирал номер Раисы, натыкаясь на автоответчик.
— Мне вас подождать? — спросил водитель, вытянув шею, вглядываясь в сумрак двора, местами освещенного фонарями. Кое-где еще гуляли люди с собаками, а какая-то веселая компания подростков раскуривала одну сигарету на пятерых, чей тлеющий кончик периодически мелькал в ночи. — Кажется, метель собирается, потом на вызов может никто не приехать.
— Нет, спасибо. Я возможно надолго, — ответил, мрачно подумав: «Потому что придется поторчать под дверью пару часов, если Рысенок вообще не вздумала уехать к родителям».
Водитель пожал плечами, поднимая окно и срываясь с места быстрее ветра, спеша скорее закончить смену да оказаться дома перед телевизором. Сам Тасманов с минуту собирался с духом, вновь прокручивая слова. Которые все же сумел собрать в кучку для начала разговора, подняв голову и замечая свет в окне кухни Раисы. Значит, дома. Уже хорошо, минус одна проблема. Время — начало десятого, потому Тасманов поспешил к подъезду, радуясь, что из него выскочила влюбленная парочка, и успел придержать дверь раньше, чем та захлопнется. Не придется звонить в домофон, вдруг правда не откроет, хотя его Рысенок не трусливая, но обиженная женщина способна на всякое. Даже самая добрая и терпеливая девушка в мире.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вот только он ошибся. Раиса ему дверь открыла практически сразу, будто ждала, стоя по ту сторону, прислушиваясь к звукам шагов в подъезде. Тасманов с трудом перевел дух после спешной пробежки по лестнице без лифта, успев покорить себя за то, что даже цветов не купил. В синих глазах ничего не отражалось. Ни привычного огонька, ни злости, абсолютное спокойствие. Лишь немного припухли глаза, будто она много и долго плакала в эти дни. И улыбка какая-то горькая, совсем не солнечная. Сердце сжалось в нехорошем предчувствии, и Ярик осторожно выдохнул:
