Предназначена была эта великолепная игрушка для игры в шахматы - утонченной забавы самых-самых. Кемпелен вопрошал: кто рискнет помериться силами в шахматной партии с Турком-автоматом?
Собравшиеся удивленно переговаривались. Турок молчал и сидел неподвижно. Наконец отозвался один вельможа, имеющий репутацию неплохого игрока. Тогда Кемпелен достал ключ, завел Турка и завращав глазами, тот не спеша поднял руку и сделал ход пешкой.
В той партии под всеобщие охи и ахи игрок-доброволец оказался начисто разгромлен. Шах был объявлен тройным кивком механической головы в тюрбане. «Чудо инженерной мысли!» - восторгались одни. «Мистика.» - суеверно выдыхали другие. «Точнее сказать, мистификация», - поправляли третьи, не имея, правда, никаких тому доказательств, но в чудеса не веря. Что мешает этому пройдохе Кемпелену посадить внутрь заправского шахматиста?
Кемпелен не возражал. Он просто предлагал всем желающим во всем убедиться самим. Первым делом желающие заглядывали вниз, под «стол»: не торчат ли оттуда чьи-нибудь ботинки? Но не было ничего, кроме роликов, при помощи которых автомат передвигался по полу. И тогда Кемпелен торжественно открывал дверцу. Шестеренки, валы, пружины, какие-то еще неведомые детали составляли начинку Турка, и очевидцы разводили руками: ничегошеньки подозрительного. Тут и кошка не поместится, не то что человек.
Восточный шахматист под чутким руководством своего создателя начал свое победное шествие по Европе. В Вене и Париже, в Берлине и Лондоне он в пух и прах разбивал лучших мастеров. Он не знал усталости и плохого настроения: после каждых десяти - двенадцати ходов Кемпелен снова заводил Турка, и тот вновь был полон сил. Ученые, инженеры ломали головы.
При жизни Кемпелена тайна так и оставалась тайной. Потом автомат перешел по наследству к австрийскому механику Мельцелю и в 1809 году даже сыграл с самим Наполеоном (когда император сделал очередной неверный ход, Турок «нечаянно» сбросил все фигуры на пол).
Когда разоблачили автомат (а это было неизбежно), всем даже стало как-то грустно. Жаль было расставаться с таким необыкновенным гроссмейстером! Но к тому шло. Сначала вроде бы мальчишки подглядели, как из фигуры кто-то вылез. А потом неожиданное признание сделал один из «операторов» Турка, находясь сильно под градусом. Да, он сидел внутри и вел игру. Он и многие другие!
Это было чертовски неудобно - в тесноте, в жаре и практически в темноте нужно было не только сидеть и управлять движущимися частями - руками, глазами и головой Турка, но и играть (выигрывать!), да еще и прятаться, сжимаясь в комок, как только «хозяин» приоткрывал дверцу перед зрителями. Шестеренки и валики так искусно множились визуально при помощи системы зеркал, что наблюдающим казалось: внутри места нет.
И тем не менее в Турке умудрялся скрываться даже не подросток и не карлик, а вполне среднего роста шахматист. Не видя ходов противника, ему приходилось отслеживать движение фигур по доске с помощью магнитов и металлических шариков.
Сейчас игра с компьютером в порядке вещей, и это никакая не мистика. Но у Кемпелена и его фальшивого Турка были подражатели! Новых лжероботов звали Аджиб и Мефистофель. В Аджиба проигравший соперник выстрелил из кольта и ранил сидящего внутри гроссмейстера, а Мефистофель (уже из соображений безопасности) приводился в действие уже снаружи - из соседней комнаты.
Формоза, земля мифов
Появился он в Европе ровно на рубеже XVII и XVIII веков, странноватого вида человек со странноватыми манерами. Он представлялся уроженцем далекого острова, именуемого Формозой, что по-португальски значило «красивая». Звали человека тоже странновато - Джордж Салманазар.
Никто не знал, что привело его сюда. Да, честно говоря, никто особенно и не интересовался им, пока не прослышал, что он с Формозы. Остров, о котором европейцы не имели совершенно никакого представления, давно манил своей экзотикой и неведомостью. А тут такой подарок судьбы!
Естественно, начинались расспросы, ответы на которые гость давал с явным удовольствием и только на латыни (других языков помимо формозского он не знал). С его слов европейцам стали известны мельчайшие подробности о жизненном укладе формозцев, и, к всеобщему потрясению, подробности эти оказались шокирующими.
Жизнь островитян никак нельзя было назвать заурядной. Езда на верблюдах, поклонение Солнцу и Луне - это еще понятно. Модные предпочтения забавны, конечно, но чего не бывает на свете: формозцы мужского пола ходили в чем мать родила, лишь прикрывая причинные места золотыми тарелками, в то время как женщины целомудренно заворачивались в ткани. Многоженство островитян, в общем, тоже было объяснимо, хотя и вызывало недоумение. Чем богаче формозец, тем больше жен ему разрешалось завести (не потому ли ему самому даже на тунику не хватало?).
А вот некоторые традиции были, прямо скажем, хоть стой, хоть падай. Взять хотя бы повседневное меню: в нем присутствовало мясо в сыром виде, а самым вкусным считалось мясо змей. Поймав змею, следовало лупить ее палкой до тех пор, пока она окончательно не разозлится (при этом весь яд уйдет в голову, а голову отрежут). Еще хуже дело обстояло у этих людей с системой правосудия. За убийство карали жестоко - подвешивали виноватого за ноги и превращали в мишень для стрел. Супруге формозца, которая оказывалась уличенной в неверности, доставалось по полной программе: муженек имел полное право съесть благоверную на обед. Вообще, каннибализма эти люди не чурались. Да чего можно требовать от дикарей, если даже их божество не признавало иного жертвоприношения, кроме как по двадцать тысяч юных мальчиков в год? Сердца этих несчастных священники сжигали на алтаре.
От подобных речей становилось жутковато. Правда, чем больше возникало в рассказе таких подробностей, тем чаще звучали голоса скептиков. Но как же было не поверить этому человеку? Ведь он сам на глазах у всех ел сырое мясо! И спал, как утверждали соседи, только сидя, согласно обычаю острова.
Любопытство брало верх, и уже скоро Салманазар разъезжал с лекциями по просторам Англии. Во всех поездках его неизменно сопровождал новый приятель, священник по фамилии Иннес, который представлял Салманазара обществу. И загадочного выходца с экзотического острова стали принимать в лучших домах и высших кругах. Даже поговаривают, что и у королевы Анны он вызвал интерес. А уж какой интерес вызывали его лекции!
Очень скоро Оксфордский университет сделал нашему герою весьма выгодное предложение перевести на формозский язык несколько книг. А потом вышла в свет и его собственная книга воспоминаний, с длиннющим, как тогда было принято, названием. С латинского опус моментально перевели на английский, французский и немецкий. Доходы островитянина все росли и росли.
Свои устные рассказы Салманазар начинал с того, как иезуиты при помощи обмана вывезли его с родного острова и насильно пытались обратить в католическую веру, но не смогли. Именно так он и стал первым жителем Формозы, оказавшимся в Европе. Ход с иезуитами был беспроигрышным - протестантская среда их очень не одобряла.
Аудитория внимала лектору и осыпала его вопросами (иногда весьма каверзными!). Однажды на его лекцию, будучи в Лондоне проездом, попал иезуит отец Фонтана. Ему-то уже приходилось бывать в Азии, и он не мог не поинтересоваться: как же это житель Востока может быть таким белокожим? Но Салманазар за словом в карман не лез: смуглы и темноволосы только простолюдины, а представители знати (к каким он и относится) прячутся от солнца в помещениях и сохраняют свою кожу нежной и белой. Ответ выглядел не вполне убедительным, но крыть было нечем. Еще не изучили до конца, передается ли цвет кожи, волос и глаз по наследству.