— Повернись кругом и иди за мной.
У меня хватило времени только заметить, как удивленно поднялись ее брови, и вот она уже оказалась позади. Я не осмеливался оглянуться, чтобы проверить, идет ли она следом. Прислушиваясь, не раздадутся ли звуки погони, я дошел до ближайшего угла и свернул на Риджент-стрит. Ждать пришлось долгие минуты (на самом деле, наверное, секунды), пока, к моему несказанному облегчению, из-за угла не появилась матушка.
— Что это за игра, Джонни? — Матушка беспокойно улыбалась.
— Это не игра! Это бейлифы. Нам нужно уносить ноги.
Я выбежал на дорогу, чтобы остановить проезжавший мимо наемный экипаж. Извозчик остановил лошадей и, как мне показалось, двигаясь с нарочитой медлительностью, сошел вниз, чтобы опустить подножку; я принудил изумленную матушку забраться в экипаж. «Езжайте дальше!» — крикнул я, опуская шторки, извозчик поднял подножку и взгромоздился на козлы.
Экипаж тронулся, и я объяснил матери, что случилось, хотя Биссетт не упомянул. Она пришла в ужас, и только тут я начал понимать, в какой мы попали переплет.
— Но откуда у них взялся ордер? — спросила она.
Я промолчал.
— Должно быть, что-то случилось с Биссетт, — продолжала она. — Вот почему она не писала. Что же с ней стряслось?
Однако пускаться в долгие рассуждения не приходилось. Положение было отчаянное, все наше имущество сводилось к тому, что было при нас.
— Сколько у тебя осталось денег? — спросил я.
Она вынула из ридикюля пухлую записную книжку.
— Обручальное кольцо мы продали за два фунта и два Шиллинга. А это медное колечко обошлось в три пенса. — Она с принужденной улыбкой протянула руку, показывая мне кольцо. — Я попросила нанести на него мои инициалы.
Я увидел грубо выгравированные буквы «МК». (Что означало это «К»?)
— Миссис Филлибер взяла с меня долг и десять шиллингов за следующие две недели, так что осталась приблизительно гинея.
— Жаль, что ты заплатила за целых две недели, — вздохнул я.
— Она настаивала, Джонни, — робко пояснила матушка.
Помимо этого, у нас было платье, на нас надетое, и медальон, стоивший, по словам миссис Филлибер, несколько фунтов.
— Хотела бы я знать, неужели Биссетт нас предала? — проговорила матушка. — Похоже, что так, ведь, кроме нее, никто не знал нашего адреса. — Она вздрогнула: — Выходит, Биссетт состояла в заговоре с мистером Барбеллионом и нашим врагом!
— Потом, мама. Не время сейчас об этом думать.
Побледневшая и испуганная, матушка забормотала что-то себе под нос. Я улавливал только обрывки: «Враг… Сайлас… нас уничтожить».
Я заметил, что она дрожит. Подняв шторку и выглянув, я не узнал улицы.
— Нужно остановиться, — сказал я, — иначе мы проездим все наши деньги.
Я высунул голову наружу и окликнул извозчика. Мы вышли и заплатили один шиллинг шесть пенсов. Когда извозчик стал складывать подножку, я спросил:
— Будьте любезны, не скажете ли, где мы находимся?
Он молча вскарабкался на козлы. Я повторил вопрос. Он буркнул что-то себе под нос, взмахнул вожжами и укатил прочь.
Перед нами лежала длинная унылая улица с обшарпанными домами, освещенная всего одним масляным фонарем, который помещался в середине. Мы стояли у края дороги и испуганно глядели друг на друга: никогда прежде мы не оказывались в такой поздний час в чужом месте.
— Где мы? — спросила матушка.
— Не знаю.
Она задрожала.
— Ох, Джонни, что с нами будет?
— Пойдем. Все не так плохо. Мы сумели убежать. Никто не знает, где мы.
— Даже мы сами. — Меня напугал ее смех, но еще больше я испугался, когда он перешел в рыдания.
Я обнял матушку за плечи.
— Утро вечера мудренее. Теперь нам нужно найти, где переночевать.
Солнце садилось, холодало. Матушка была в уличной одежде, но я выбежал из дома без верхнего сюртука и шляпы.
— У нас хватит денег, чтобы снять ночлег, — сказал я. — Но нужно узнать, куда нас занесло.
Я обратился с вопросом к приличному на вид работяге, который проходил мимо.
— Это Смиффл, — отозвался он.
То же слово, как я вспомнил, бормотал и извозчик, и еще я видел что-то подобное на своей карте.
— Поблизости от Коулман-стрит?
— В двух шагах. — Он указал, как туда пройти.
— Слышала, мама?
— Нет, — глухо отозвалась она.
— Мы в Смитфилде, значит, совсем рядом с улицей, где живет мисс Квиллиам, то есть жила. Пойдем-ка туда.
Она молчала, и, поняв, что нужно брать дело в свои руки, я повел ее туда, куда указал встречный.
Уже вечером мы добрались до нужной улицы и позвонили в колокольчик у двери дома номер 26, высокого угрюмого здания, соседи которого, казалось, поглядывали друг на Друга искоса, с неприязнью, прикрытой хорошим воспитанием.
Узнав от служанки, что имя мисс Квиллиам здесь неизвестно, матушка судорожно вздохнула и пошатнулась. Девушка посмотрела на нее сочувственно и пригласила нас войти и подождать, пока она справится у госпожи. В обширном холле, где витал аромат цветов, расставленных в вазах на изящных пристенных столиках, тьму разгоняли только восковые свечи, но я разглядел все же красивую мебель: шкафчики красного дерева, старинные дубовые часы, ряды стульев вдоль стен. Матушка рухнула на один из них, я стал растирать ей руки.
Вскоре служанка вернулась в сопровождении дамы лет пятидесяти, с резкими чертами лица, которая окинула нас пристальным взглядом. Было совершенно очевидно, что по своему положению в обществе она превосходит не только миссис Филлибер, но даже и миссис Марраблес; я представлял себе, какое неприятное впечатление мы на нее производим: я без шляпы и сюртука, матушка чуть жива.
— Я миссис Малатратт, — представилась она. — Моя служанка сказала, что вы справлялись о мисс Квиллиам?
— Да, мы ее знакомые, — отозвался я вместо матушки.
Миссис Малатратт удивленно подняла брови.
— Эта леди… нехорошо себя чувствует? — спросила она.
— Просто очень устала.
Она внимательно на меня посмотрела и обернулась к матушке; та подняла глаза и попыталась улыбнуться, но, не сумев, прикусила губу и склонила голову.
— Мисс Квиллиам здесь больше не живет, — пояснила миссис Малатратт. — Она покинула этот дом почти год назад, когда получила должность при сэре Персевале и леди Момпессон. — Ей доставило видимое удовольствие произнесение этих имен и титулов.
— Спасибо, — отвечал я. — Но нам также известно, что совсем недавно она оставила эту должность.
— Верно, — нехотя произнесла миссис Малатратт, словно бы желала подольше подержать на языке блестящие имена. — Нельзя ли узнать, с кем я имею удовольствие разговаривать?
— Наша фамилия Мелламфи.
— Если вы знакомые мисс Квиллиам, то, признаюсь, меня удивляет, что вам неизвестен ее адрес.
— Мисс Квиллиам не ожидала нашего скорого приезда в Лондон, — отозвался я, стараясь не очень отклоняться от истины. На лице хозяйки дома выразилось вежливое удивление, и я добавил: — Возможно, она писала туда, откуда мы прибыли, чтобы сообщить свой новый адрес.
— Понятно. — Нарочито вежливый взгляд миссис Малатратт говорил о том, что она не поверила ни слову из моих объяснений.
Раз уж она нам не верит, решил я, то руки у меня развязаны, можно немного приврать.
— Мы прибыли в Лондон только сегодня, после долгой поездки. — Я упомянул название графства и добавил: — Из окрестностей Хафема, где мы с сэром Персевалом… — Я поколебался и продолжил: — Жили по соседству.
— В самом деле?
— Из-за недоразумения наш багаж отослали не по тому адресу, в другой конец Лондона. Мы отправились туда на наемном экипаже, но, когда проезжали по этой улице, я вспомнил, что, по словам мисс Квиллиам, она прежде здесь жила. Матушка очень устала, поэтому я остановил карету, чтобы спросить, нельзя ли здесь переночевать.
— Очень хорошо, — кивнула миссис Малатратт, и я, испытывая одновременно торжество и стыд (уж очень легко лилась с моего языка ложь), понял, что пусть не обманул ее, но представил объяснение, какое как раз и требовалось. — Но, простите, с поисками мисс Квиллиам я ничем вам не помогу. Как вы сказали, она покинула Момпессон-Парк прошлым летом — в конце июля, если не ошибаюсь, — и провела у меня ночь или две. Уезжая, она сказала, что сообщит адрес, куда пересылать письма, но так и не сообщила.
Значит, вам о ней ничего не известно?
— Только то, что она была здесь всего лишь две недели назад — просила меня еще немного подержать у себя два ее сундука. Я была рада ей услужить. Адреса она не оставила, но, если я правильно ее поняла, она поселилась в другом конце города.
В Вест-Энде! Я испуганно повернулся к матушке. Она не поднимала глаз, однако я поймал выразительный, но непонятный взгляд служанки. Потом та посмотрела на хозяйку — как мне показалось, с робостью и неприязнью.