а я покорно снабжаю воздухом его зазнобу.
– Не отвечает! Господи, ну где этот врач, когда так нужен?! Где? – исходит на сироп отец, устав слушать в трубке длинные гудки, а потом подбегает ближе и хватает за руку свою ненаглядную. – Снеженька, милая моя, сладкая, потерпи! Прошу! Сейчас «скорую» вызову!
– Н-не н-надо «скорую», – на последнем издыхании бубнит Стервелла. – Отвези сам в больницу. Быстрее!
– Пап, что происходит? – Мне и самой уже не до смеха, но никак не понимаю, что могло приключиться с мачехой. Она совершенно точно не выглядит больной, хотя и стонет весьма убедительно.
– У Снеженьки голова болит, не видишь? – огрызается отец, а мне нестерпимо хочется закатить глаза: у меня душа выворачивается наизнанку уже вторую неделю, но ему всё равно, а тут... – Мы в больницу, Арина. Ну что ты так смотришь, а? У неё же под сердцем твоя сестра! Неужели не понимаешь? А вдруг что?
– Конечно, поезжайте, – пожимаю плечами. – Я же не против. Я тоже просто хотела уехать…
– Куда? – помогая жене встать, мимоходом спрашивает отец.
– С Макеевым. Он предложил выехать с вечера, чтобы завтра с утра уже отдыхать, а не тратить время на дорогу.
– Арина! – шипит отец, помогая всё так же завывающей от явно преувеличенной боли Снежане продвигаться к выходу. – Делай, что хочешь! Разве ты не видишь, что мне не до тебя?
Киваю, до крови закусывая губу: не до меня. Как, впрочем, и всегда. Да и не одному отцу. В этом мире всем и каждому не до меня...
Не дожидаясь, пока отец выведет Стервеллу на улицу, бегу к себе и скидываю в рюкзак самое необходимое. Я больше не сомневаюсь: теперь я хочу уехать! Хочу быть хоть кому-то нужной!
Макеев забирает меня ровно в восемь. Как всегда, галантный и внимательный, он помогает мне с вещами и бережно пристёгивает ремень безопасности, стоит мне занять своё место. Всю дорогу Паша шутит и помогает отвлечься. Его голос приятный, а слова пропитаны заботой и трепетным ко мне отношением. Рядом с ним я не «мелкая» и не «Кшинская», а «малышка» и «милая». Мне приятна его компания, интересны его истории, мне нравится, что рядом с ним легко. Наверно, мы отлично подходим друг другу, если бы не одно «но»: я его не люблю.
– Завтра с утра поедем верхом. Что скажешь? – Паша бросает на меня быстрый взгляд и вновь сосредотачивает внимание на дороге. – Ты любишь лошадей, Ариш?
– Не знаю...– Меня подкупает, что Макеев постоянно интересуется моим мнением и.
– Поверь, тебе понравится, – смеётся Макеев и принимается рассказывать о лошадях. Я честно пытаюсь его слушать и вникать в суть, но уже через пару минут теряю нить разговора.
– Прости, – прерываю увлекательное повествование о галопе гнедых жеребцов. – Я позвоню отцу?
– Волнуешься? – Вижу, что Макеев недоволен, но вида не подаёт: семья – это святое. – Попробуй, но тут, наверно, не ловит.
И правда, сколько ни пытаюсь дозвониться – безуспешно.
– В «Идальго» стоят усилители сигнала, – старается поддержать меня Паша.– Уже скоро приедем, малышка, там попробуешь снова.
Остаток пути проходит в тишине, и я вновь благодарна Макееву за деликатность и понимание. К базе отдыха «Идальго» мы подъезжаем ближе к девяти, но, несмотря на поздний час, здесь весьма многолюдно и светло, а ещё безумно красиво. Современные здания идеально сочетаются с деревянными домиками, а отличная инфраструктура – с шикарным сосновым лесом, раскинувшимся неподалёку.
– Да-да, милая, здесь есть всё, что только захочешь! – ухмыляется Паша, замечая мой ошарашенный вид. – Бассейн, спа, боулинг, конные прогулки, даже скалолазанием можно позаниматься. А какие тут рестораны! М-м-м, пальчики оближешь!
Но меня поражает не это. Навряд ли всё вышеперечисленное способно меня удивить и заставить визжать от восторга. Нет, в этом плане я очень избалованная папина дочка. Меня завораживает совершенно иное: аромат – сильный, свежий, хвойный, неумолимо напоминающий мне о другом... Но насладиться им в полной мере не успеваю: вибрация мобильного в кармане джинсовки сигнализирует о новом сообщении, которое, на свою беду, я решаюсь прочитать, наивно полагая, что оно от отца.
«Не уезжай, пока не поговорим. Это важно! Лерой».
Сжимаю в ладонях мобильный, снова и снова пропуская мимо ушей слова Макеева. Что на сей раз взбрело в голову Лерою? Что важного этот равнодушный чурбан может мне сказать?
И всё же решаю спрятать телефон обратно в карман, стараясь вести себя непринуждённо: в конце концов, я приехала сюда отдыхать!
– Наш домик у самого озера. – Паша подхватывает мой рюкзак и берёт за руку. – Сейчас бросим вещи и поужинаем.
– Я не голодна, – кручу головой. Здесь, и правда, красиво.
– А я с утра не ел, – вздыхает Макеев, и пока мы медленно продвигаемся к месту, вновь принимается расхваливать «Идальго». Понимаю, что это его детище, но мне неинтересно: мысли заняты сообщением от Амирова, а потому рассказы Макеева проносятся стороной.
Минут через десять доходим до небольшого бревенчатого домика с огромными окнами в пол, окружённого по периметру высокими соснами. Знаю, что Макеев выбрал для нас самый уютный и тихий корпус, но эти сосны... Господи, такое чувство, что сегодня всё против меня!
– Красота! – заявляет мой спутник, глубоко вдыхая, и останавливается возле массивной деревянной двери, чтобы достать ключ. А у меня всё внутри переворачивается: я верю в знаки, и сейчас их очень много. Здесь всё, абсолютно всё напоминает о Лерое! – Арин, что опять не так?
В голосе Паши слышится напряжение. Он замечает моё странное поведение, но не может пока объяснить его, а я очень боюсь, что Макеев однажды догадается: когда мы с ним вдвоём, нас всегда трое.
– Прости, – шепчу в ответ и даже не замечаю, как вырываю руку из крепкой Пашиной ладони. – Всё так! Просто...
– Просто что, Арин? Думаешь, я слепой? – В голосе и словах Макеева
