Я слушал хитроумного попа и думал:
-Вот же пройдоха. Знает, ведь прекрасно, что живу я на краю земли в Тьмутаракани. Значит, придется здесь воеводу оставлять, а воеводу конечно местного. А моим именем теперь половину князей пугать можно, кто захочет, чтобы к нему в гости пожаловали десятки тысяч половцев. Так, что вряд ли кто из них рискнет занять место вакантное. Да надеется еще отец Пантелеймон, наверно, что теперь и виру поменьше сделаю. Ну, уж нет! Мои воины должны знать, что война под моими стягами приносит не только победы, но и деньги.
-Отец Пантелеймон я помню не только это, я помню, что здесь двадцать лет назад брат вашего бывшего князя, Олег Святославович убил брата моего старшего Изяслава. Не мил моему сердцу ваш город, но ежели весь народ меня попросит, постараюсь я неприязнь свою сдержать. И под руку свою его возьму. А жить я в вашем городе не буду.Посадника я своего я позже пришлю, а до того времени, подумай с людьми посоветуйся, кого мне воеводой назначить, чтобы порядок в городе блюсти.
-Я попросил Пантелеймона остаться на пир по случаю победы, и тот с явным удовольствием согласился. Дружинники Ярослава, после того, как все узнали об целовании креста такжевстали на колени передо мной и просили их простить, как обычно кивая на приказ, что делали войска во все времена.Магута ходил за мной, как приклеенный, на лице его был все время написан один вопрос, который читался без труда:
Что это было???
Он в отличие от многих очевидцев сразу понял, что взрывы не колдовские заклятья, а какое-то вещество, которое так себя ведет при поджоге. Но спросить явно боялся. А я не собирался всем подряд рассказывать о порохе, минах и пушках. А горожане, которые подозревали меня в сношениях с нечистой силой, после этих взрывов, были сильно разочарованы, когда я отстоял вечернюю молитву в церкви, и ничего со мной не случилось.
Мы оставляли Муром, моими войсками он был вычищен до нитки, но по сравнению с тем, что делали половцы, приведенные другими князьями на Русь, это были всего лишь цветочки. Народ это очень хорошо понимал. Поэтому при моем выезде из Мурома сотни людей стояли вдоль улиц, наблюдая за нашим отъездом, в их глазах было больше беспокойства, не захочет ли кто из князей, занять вакантное место сразу после меня. За отъездом также наблюдала и голова городского пьяницы, насаженная на колу на городской стене. Во рту нее не было языка. Это был тот, шустрый ругатель, который поносил меня в день штурма.
Самое интересное, что я даже про него и не вспомнил. Услужливые горожане сами изловили клеветника, и когда я его увидел, он уже находился в вышеописанном виде.
Очень уж хотелось городской верхушке угодить своему новому князю.
За меня в Муроме оставался воевода Магута, который уже целовал крест, что будет строго блюсти порядок в городе и отправлять выход в Тьмутаракань.
От моего отца пришли вести, что он с Мстиславом осадил Чернигов и добился того, что голодные жители сами выгнали Давыда Владимировича с сыновьями из города. Вот только он ухитрился так уйти, что его до сих пор не обнаружили. Злые языки поговаривали, что он никуда не убежал, а его тайно убил Владимир Мономах, но я уже знал, что собой представляет мой отец, и был уверен, что это не так.
Мы торопились уйти, чтобы пройти степи по снегу, потому, что еще немного и на юге начнутся оттепели, и вновь придется нашим коням брести поколено в грязи.
Обратный путь ничем особым не запомнился. Ели кто и попадался на нашем пути, то мы их не видели, потому, что в степи нет больных на голову, встречаться с шестьюдесятью тысячами половцев, так и не повоевавшими вдоволь.
В грязь мы все же попали уже близко к перешейку, а когда зашли в Тавриду, здесь уже начинала отрастать зеленая трава и наши войска растаяли, как облака, разъехавшись в поисках своих кочевий. Со мной остались только полки русов и большой обоз, в котором ехали несколько тысяч муромчан, польстившихся на рассказы о сказочном края, где воткнешь палку в землю, и вырастет дерево. Там же в обозе ехали и дети Ярослава, и его жена, что мне делать с ними я еще не знал, но все зависело от меня, княжата еще были в том возрасте, когда можно вырастить из юноши воина и притом такого, чтобы он был предан только тебе.
И вот, наконец, мы смотрели на Корчев и синеющий в мареве таманский полуостров. Я поймал себя на мысли, что радуюсь, так, как будто попал в родной дом. Сейчас хотелось только одного, переправиться через пролив и обнять свою жену. Впереди была масса дел, и забот. Но сейчас у меня была одна мысль, - Наконец, тоя дома.
Тяжкое бремя власти
За окномдворца царила весна, Небо над Константинополем было закрыто тучами перелетных птиц. В открытое окно веяло свежей зеленью, но василевс Иоанн Комнин пребывал в отвратном расположении духа. Мало у него было забот с турками и с прочими врагами, стремившимися отщипнуть кусочек стареющей империи, над страной нависала новая опасность. И имя ей было - князь Глеб Владимирович, правнук императора Константина Мономаха и его собственный зять.
-Нет, не зря мой отец, все время опасался этого человека. Хотя и использовал в своих целях. Но кто же мог подумать, что Глеб, назначенный эпархом Тьмутаракани, собственно, небольшого города на северном берегу Понта Евксинского, сможет за один год изменить там практически всю геополитическую обстановку,- в который раз подумал Иоанн.
Он лениво повернул голову, и евнух, неслышно сидевший за занавеской, сразу вскочил и приготовился выслушать приказания автократа.
-Логофета секретов и Логофета дрома немедленно ко мне.
Скоро к его сандалиям склонились оба, запыхавшихся логофета. Но если логофет дрома сухощавый пожилой ромей делал это, даже с каким-то изяществом, то логофет секретов Василий, со своим толстым животом, пыхтел, как будто бежал не одну стадию.
Иоанн улыбнулся про себя и сказал, обращаясь к логофету дрома:
-Евдоким, доложи мне последние сведения из Тьмутаракани.
Тот, с достоинством открыл кожаный тубус и вытащил оттуда папирус. Раскрутив его, он начал свой доклад, периодически сверяясь с записями.
-Префект Тьмутаракани Гаяс в последнем письме сообщил следующее;
Прошедшей зимой, эпарх Глеб по требованию его отца архонта Владимира, собрал свои войска и ушел на севербрать приступом какой-то город, которым на этот момент владел их родственник князь Ярослав Святославович. Его поход полностью удался. Он взял город практически без потерь. Ходят неясные разговоры, что там было применено новое оружие, но какое пока неизвестно. К удивлению всех, он не казнил князя, а заточил его в монастырь. Притом, вынудил его написать отречение от власти не только за себя но за своих потомков. Но Глеб, тем не менее, видимо не особо доверяясь словам князя, его детей, и женузабрал с собой и сейчас они являются заложниками клятвы Ярослава. Архонт Владимир со своим сыном Мстиславом, между тем, взяли приступом город Чернигов, где сидел князем брат Ярослава Давид. Что с ним стало неизвестно, но есть слухи, что его тайно убили вместе с детьми.
И теперь договор, который подписали князья в Любече, практически не действует.
Что же касается князя Глеба, то он, удачно сходив в зимний поход, привел в Корчев тысячи своих соплеменников. И к тому же выкупил у своих половцев, всех кого они захватили в полон. Он, как хан, мог бы забрать весь полон себе. Но предпочел заплатить выкуп.
В результате действий эпарха Глеба в настоящее время вся Таврида находится в его власти. Наши города полисы, могут жить только с его согласия.Половецкие кочевья перекрыли все возможности сухопутной торговли на полуострове. Также и у нас, население Корчева увеличилось почти в десять раз, вокруг Тьмутаракани этой весной практически нет касогов, а землю распахивают русы, Эти земли Глеб раздал своим ближайшим помощникам. Мне известно, что эти помощники заняты какой-то тайной деятельностью, но какой мне пока не ясно. Но вскоре, я надеюсь, это выяснится.
