– …И что операция противника под кодовым наименованием «Гнев Цезаря», – поддержал ее полковник Рогов, – будет в значительной степени находиться под контролем графини фон Жерми, а также моим как атташе при посольстве в Италии.
– Но будет правильно, – тут же воспользовалась моментом Анна, – если оба вы по своим каналам сообщите, что подполковник Гайдук подставился под вербовку сотрудника итальянской контрразведки с вашего общего благословения. Только это поможет нашему флотскому чекисту избежать излишних подозрений, проверок, недоверия…
Рогов и генерал многозначительно переглянулись и почти дуэтно согласились, что чего-то подобного ни в коем случае допустить нельзя.
– Об этом же я уведомлю севастопольское командование в лице генерал-майора Шербетова, – в свою очередь заверила их «законспирированный полным отсутствием конспирации» агент Изида.
– А все же каким образом этот самый германский диверсант умудрился выйти на вас, подполковник? – по-охотничьи прищурился Рогов. – Почему избрал именно вас, а главное, почему доверился?
– Кажется, началось, – проворчал Гайдук, исподлобья посматривая на генерала.
Впрочем, это была игра на публику. Подполковник ждал этого вопроса и прекрасно понимал: в идеале ответ на него должен проясниться в докладах в Москву этих двух атташе-разведчиков. Тогда перед ним будет стоять одна задача: даже «на костре инквизиции» придерживаться во время допросов указанной ими версии. Потому как, правдиво, почти дословно воспроизводя недавний разговор со Штубером, он даже намеком не коснулся истории, связанной с базой «Буг-12», с его пленением и, по существу, с еще той, давней вербовкой.
Боковым зрением Дмитрий проследил за поведением графини. Она старалась держаться непринужденно, тем не менее подполковник заметил, что лицо ее напряглось и как бы застыло, как застывало всякий раз, когда злилась или ощущала опасность. Как оказалось, Гайдук все еще прекрасно помнил особенности не только манеры ее поведения, но и жестикуляции, и даже мимики.
– Я все понимаю, но и в Москве, и в Севастополе наши службы прежде всего заинтересуются именно этим моментом, – объяснил тем временем свою придирчивость Рогов.
– Очень хорошо, что вы задали этот вопрос, господин полковник. – Анна оставляла за собой право ко всем советским обращаться именно так, «господин», и офицеры прекрасно понимали: проколоться где-нибудь в разведывательно-аристократической среде этим своим обращением «товарищ» – для нее гибельно. – Это я навела «германского диверсанта на итальянской службе» Штубера на начальника службы безопасности конвоя. Ясное дело, согласовав начало этой операции с нашим уважаемым атташе-генералом, – отвесила легкий поклон в сторону Волынцева.
– Вот и возникает вопрос: как же вам удалось убедить этого эсэсовца? – упредил Рогов реакцию генерала. – Какой такой антисоветский грех за душой у нашего подполковника, который позволяет вам и вашему СС-покровителю держать флотского чекиста, как именуют Гайдука в конвое, на классическом «крючке предательства»?
– Во-первых, я уже давно ни у одной разведки мира покровительства не ищу. Мой аристократический титул, мои деньги и мое прикрытие в виде руководящей должности в Международном Красном Кресте ставят меня в такое положение, когда уже агенты некоторых разведок, как и в случае со Штубером, ищут моего покровительства. Во-вторых, мы со Штубером знакомы еще со Степногорска, то есть того городка, в который меня десантировали для проникновения в структуры врага.
– И произошло это еще осенью сорок первого, – поддержал ее Гайдук.
– Уточню также, что именно подполковник, – вклинился в их разговор атташе-генерал, – стал тем человеком, который в свое время, как бы это сказать поделикатнее?..
– Обычно вы использовали термин «привлек», – подсказала Анна.
– Вот именно. В том же сорок первом году майор Гайдук привлек графиню фон Жерми, как оказалось – дочь генерал-адъютанта Российской империи, к сотрудничеству с контрразведкой, – степенно просветил своего коллегу Волынцев, задумчиво поверчивая между пальцами рюмку с коньяком. – Он же, как водится, и назначен был ее куратором, головой за нее отвечающим.
– Я же, – поддержала фон Жерми атташе-генерала, – со своей стороны уточню, что барон фон Штубер как раз и стал тем офицером СД, который несколько раз, причем основательно, допрашивал меня все в том же Степногорске. А со временем, возможно, сам того не желая, оказал мне огромную услугу: по своим каналам проверил мою родственную связь с графом Подвашецким, генерал-адъютантом, гражданином Лихтенштейна, позволив тем самым отцу узнать о моей судьбе, а мне, естественно, о реальной судьбе отца.
Рогов удивленно покачал головой, откинулся на спинку кресла и, опустошив коньячную рюмку, взволнованно произнес:
– Даже предположить не мог, что истоки операции «Поцелуй Изиды» следует искать в далеком сорок первом. И что все вы настолько давно и тесно связаны между собой. Понимаю, что в контрразведке могут найтись горячие головы, которые в самом деле начнут изматывать вас, подполковник, излишней нервотрепкой. Поэтому в своем докладе я тоже изложу подоплеку всей этой истории с «поцелуем Изиды». Особенно если вы, графиня, объясните мне мифологический смысл этого самого «поцелуя».
– Это отдельный разговор, – завораживающе улыбнулась ему Анна.
«Поди ж ты, эта старая распутница все еще не разучилась покорять сердца мужчин, – про себя ревниво заметил Гайдук. – Впрочем, тебе тоже пока что грех жаловаться», – тут же одернул себя, вспомнив крутые бедра и вздернутые ягодицы своей Анастасии Косташ.
– А вы не пытались по-простецки, банально завербовать самого этого Штубера? – разлил Рогов остатки коньяка в рюмки всех сидящих за столом. И тут же провозгласил тост: – За достойное пополнение советского флота еще одним трофейным кораблем разгромленного, однако же окончательно не добитого противника.
– Возможно, во время войны подобная попытка имела бы какой-то смысл, – пригубила свою рюмку Анна, а ведь Гайдук еще помнил, как в былые времена эта женщина способна было достойно вести себя и после четырех рюмок, причем явно большей вместительности. – Но тогда мне было не до вербовок; самой, пардон, следовало подставляться на нашей с вами разведывательно-диверсионной панели. Словом, теперь же это уже не имеет смысла. Главное, создать у покровителей Штубера иллюзию удачной вербовки нашего флотского чекиста.
– …Вот и я тоже думаю: неужели барон фон Штубер, этот многоопытный разведчик и диверсант, соратник Скорцени, легко поверил, что кадровый русский контрразведчик с первого захода, без каких-либо компрометирующих его обстоятельств, поддался на вербовку? – Произнося это, Волынцев ни к кому конкретно не обращался. Он глядел куда-то в пространство между Роговым и фон Жерми и словно бы вслух размышлял. Однако подполковник прекрасно понимал: только что генерал озвучил еще один коронный вопрос, который неминуемо будет возникать у всякого, кто окажется причастным к операции «Гнев Цезаря». – Какая-то невероятная доверчивость поразила этого эсэсовца.
– Точнее, подозрительная, – барабаня пальцами по столу, пробубнил Рогов, опять давая понять, что всего лишь экзаменует Гайдука и фон Жерми.
10
Подполковник и графиня обменялись вопросительными взглядами, определяясь, кому следует отвечать первым.
– Есть два варианта ответа, – молвила Анна Жерми. – То ли у фон Штубера нет альтернативных способов наладить разведку в Севастополе. То ли ему безразлично, чем завершится эта операция итальянцев; главное – создать видимость бурной деятельности. Возможно, барон так до конца и не уверен, будет ли вообще эта операция по уничтожению линкора проводиться.
– Ну, относительно безразличия – это вряд ли? – попробовал усомниться флотский чекист. – Нужно помнить, что барон – профессиональный диверсант, к тому же офицер СД. Такие обычно дорожат своей репутацией, которую считают основным проявлением офицерской чести.
– В общем-то подполковник прав, – поспешил с признанием Рогов.
– Однако следует знать и то, с каким презрением этот эсэсовец относится к итальянцам вообще и к итальянской армии в частности, чтобы понять его общий настрой, – только теперь завершил свою мысль подполковник.
Все молчаливо перевели взгляды на Гайдука. Тот благодушно развел руками: дескать, извините, удивить вас нечем, но затем вдруг произнес:
– Вы правы, существует и третий, наиболее правдоподобный вариант. Что мы наблюдаем? Барон демонстративно вербует меня и столь же демонстративно втягивает в операцию «Гнев Цезаря». Кстати, давайте будем именовать ее так же, как именует противник, чтобы не возникало путаницы и разночтений. Так вот, что мешает предположить, что таким образом разведка противника пытается создать ложную агентурную сеть. Цель? Убедительно отвлечь внимание нашей контрразведки от той, давно созданной или еще только создаваемой, сети, которая как раз и будет заниматься этой и другими операциями по подрыву боеспособности Черноморского флота.
