торчали зубья истлевших заборов, кое-где скрипели трухлявые калитки. Какие-то из жилищ необъяснимым образом неплохо сохранились, и их разноцветные резные, как будто новые наличники на пустеющих окнах вызывали чувство тревоги. Некоторые же постройки развалились так сильно, что их практически целиком поглотила буйная чернобыльская растительность.
Посреди улицы Лисицын замедлил шаг, вслушиваясь в окружение. Череп, плетущийся на расстоянии, уж забеспокоился – не выдал ли он себя чем? Неужто парень догадался, что за ним следят? Вдруг из почерневшего покосившегося дома, откуда-то с чердака, завизжало скрипучее радио:
Можно песню окончить и простыми словами,
Если эти простые слова горячи.
Вдруг Лисицын стал подпевать во весь голос:
– Я надеюсь, что мы ещё встретимся с вами,
Дорогие мои москвичи!
И покружился в танце на пустынной улице. Радио заткнулось, и в заброшенной деревне вновь воцарилось пугающее безмолвие. Кажется, Череп, только что хватанул седины. Да он же псих какой-то...
В конце улочки Лисицын завернул в дом с некогда выкрашенным в голубой цвет крыльцом. Сейчас краска осыпалась на раскисшую землю, двор зарос шиповником с огромными иголками, с которых сочилось что-то пенистое. Ну и местечко этот странный тип выбрал. Черепу здесь сильно не нравилось – уж больно тихо. А когда было громко, то тоже не понравилось!
Спустившись в подвал, Леха поприветствовал своего друга. Унылый, лежа на тахте, недовольно приподнялся на локте.
– Где тебя носило?
– Я не успел дойти вчера до дома, – сказал он. – Стемнело уже.
– А-а-а, понял.
Леха снял сумку, перекинутую через плечо. На одеяло Унылому посыпалась жратва из сухпайков отряда.
– Это что? – нахмурился мужик, укладываясь обратно. Лицо дрогнуло от боли.
– Жрака! Сань, я сейчас уйду э-э-э... не знаю насколько, может быть, на пару-тройку дней, – нервно протараторил он. – Я встретил отряд, который хочет нанять меня проводником, и... ох, блин, короче они нормально кормят и платят, да и сами по себе ребята вменяемые, свои.
– Ты не обессудь, но я уже больше месяца сижу тут в одиночестве. Останься хотя бы на день. Я тут с ума схожу, – Унылый кашлянул, – Нет, я понимаю, что я люблю уединение, но не когда оно вынужденное. Это похоже на одиночную камеру.
Взгляд скользнул по подвалу. В деревянном ящике валялись обертки из-под «дошираков». У стенки стояло два ведра с питьевой водой – одно Саня наполовину опустошил, второе еще было целым. Возле тахты, прислонившись к тумбе, поблескивала деревянная трость. В подвале было сыро и зябко, из-за чего Унылому приходилось кутаться в несколько одеял, пропахших плесенью. Ситуацию спасало только два «огненных шара», один из которых лежал в постели, грея больного, а второй на столе в качестве светильника. Это его свечение выхватывало из темноты истраченные целебные артефакты, разбросанные по полу, края мебели, паутину под потолком... И три «пузыря», что больной держал поближе к себе.
– Сань, потерпи, – вздохнул Лисицын. – Все равно тебе лучше, чем было месяц назад, согласись?
– Нет, не лучше. Я вообще не понимаю за каким хреном ты меня сюда притащил. Я только слег окончательно, а ты пропадаешь вечно.
– Слег?! Ты бабушку не лохмать! Я тебя сюда принес на своем горбу, а сейчас ты уже ходить можешь. Слушай, я все понимаю, но нам нужны деньги, а еще нам нужно что-то есть. Пока я буду работать на тот отряд, найду тебе еще артов каких-нибудь, ну чего ты! Ты бы видел эти рожи. Как они одеты и как они едят. Они нам нужны, блин!
– Кто «они»?
Леха рассказал другу, как все произошло прошлым вечером. Саня, мягко выражаясь, не был в восторге.
– Ты совсем офонарел что ли? Они тебя отпустили, и ты сразу пришел сюда? Ты хоть не полагаешь, будто за тобой не следят?
– Следят, конечно. Я всю дорогу слышу, как за мной шлепают. Ха-ха, я ему под наше радио концерт закатил! – посмеялся Лисицын. – Он там, наверное, обосрался! Ха-ха-ха!
– Ни хрена ты ничего не понимаешь, иначе не привел бы сюда «хвост», – Унылый это представил и теперь изо всех сил сдерживал смех, но получалось плохо. Его серьезные слова то и дело прерывались смешками и глупой улыбкой. – Сейчас меня возьмут в заложники, а тебя заарканят в полноценное рабство. Ты до сих пор не понял, что это за место, Зона эта твоя? Тут все только так и делается, – тут он не выдержал и спросил: – А что радио пело сегодня?
– Утесова. Что сказать вам, москвичи, на проща-а-анье?!
– Ха-ха-ха! Леха, как с тобой разговаривать серьезно?!
– Никак!
