Как-то, услышав странный, с какими-то всхлипами смех за спиной, он невольно обернулся. Незнакомец стоял у ограды, в окружении нескольких солдат. Профиль как у Мефистофеля.
— Тебе что-то не нравится?.. что смотришь?.. — Незнакомец явно играл роль церемониймейстера, но ему не хватало уверенности.
Воцарилось молчание, которым он обманывался и которое измучило его.
— Ну и что тебе не нравится?..
— Оставьте меня в покое… — пробормотал Моисей, как будто не своим голосом. Фраза болезненно задела его. Это была слабость и церемониймейстер смутно почувствовал это.
Тишина взорвалась внезапным хохотом. Скученный строй лиц пришел в движение. Они как бы двигались в танце, вовлекая и его, но он не мог попасть в такт. Лица казались полыми внутри, точно маскарадные маски, какие-то черты изменялись, плавали по отдельности глаза, щеки, подбородки. На мгновение ему стало страшно.
— А он у нас гордый…
— Хочет выслужиться…
— Может быть он баптист?..
— Да он просто трус… — Церемониймейстер осклабился.
Как в замедленной съемке, Моисей подошел к нему и сжал руками его шею, точно бес в него вселился. Их с трудом растащили. Игра была проиграна. В этой игре он был самым смешным и жалким из всех. Опомнившись, он бежал, забился в лодочный сарай у пристани и час или два сидел там, втянув голову в плечи. Никогда он не был таким несчастным…
Небо постепенно темнело. Плескалась вода, слабо, непостижимо мерцая. Шумели камыши, путанными, неверными, меланхоличными движениями навевая тоску бесчеловечной жизни, какие-то сожаления. Сердце его вдруг замерло. Он весь напрягся. Почудилось, что кто-то подкрадывается со спины. Это был рыжий, приблудный пес. Моисей приласкал его. Слезы выступили на глазах…
Утром он даже с радостью и окончательно решил не возвращаться в казарму. Под лодкой он нашел чью-то одежду, переоделся и пошел к станции. Земля уплывала у него из-под ног. В глазах стоял туман…
В город он приехал вечером другого дня. Шел дождь. Во влажной темноте мигали затонувшие огни. Путаясь в переулках, он около часа искал нужный дом. Дверь ему открыл Марк.
— Я от Серафима… — пробормотал Моисей невнятно. Его слегка покачивало.
— Да, ну и что?.. — Марк сначала не понял, о ком идет речь, и с неудовольствием посмотрел на него.
— Вы артист?.. — В неясное, серое втиснулось безоблачное и юное личико.
— Нет, я учитель, а что?..
— Вы так одеты… — Девочка облетела его взглядом, улыбнулась самым дном глаз.
— Кажется, вы понравились этой легкомысленной особе… проходите, думаю, прежде всего, вам надо выпить и выспаться… — Марк накрыл длинный, выскобленный стол. — Садитесь… — Моисей сел. Лиза забралась на колени к отцу, сидела молча и о чем-то думала…
Бархатистые ярко-красные и пунцовые глубокого тона лепестки, словно одушевленные, разлетались вокруг нее. Внезапно вырвавшись от отца, она перебралась на колени к Моисею. Он обратил внимание, какие у нее тонкие и красиво очерченные руки. Она откинула голову, заглянула ему в лицо, как бы спрашивая: «Я тебе нравлюсь?..» — Держалась она так, словно давно его знала. Марк напомнил ей, что уже поздно и пора спать.
— А вы милый, когда мы с вами еще увидимся?..
Эти довольно редкие встречи с Лизой были спасением от жизни и реальности, в которой он задыхался.
Иногда она прибегала даже среди ночи.
«Как она была мила… слишком мила и глупа… и ревновала меня… — Он улыбнулся своим мыслям. — И за что мне выпало такое счастье?.. — Шевельнулось чувство, подобное раскаянию, что-то стыдное, когда он вспомнил подробности той душной и дождливой августовской ночи. — Она же была совсем девочка… я не должен был заходить так далеко…» — Он не понимал и даже не догадывался, что не он, а она вела эту игру.
Марк познакомил Моисея с Иосифом, который помог ему выправить нужные документы и нашел работу, правда, в другом городе.
Прошел год или два.
Как-то вечером в дверь просунулось лицо соседки, которой он иногда читал некоторые главки из романа. Она жила с дочкой, работала секретаршей в издательстве и почти целиком тратила свое небольшое жалование на нее. Моисей всегда защищал ее, когда о ней судачили. Говорили, что она встречается со многими мужчинами, но о замужестве не думает.
— Тебе принесли какое-то странное письмо… — сказала соседка.
Моисей слегка покраснел. Это было второе письмо от Лизы. В первом письме она писала, что сходит с ума, и с трогательной наивностью просила его приехать, так как она по слабости здоровья (ее мучили приступы астмы) вынуждена сидеть дома и кормить желтых муравьев.
«Я понимаю, тебе далеко ехать, Бог знает куда, на другой конец света… и погода просто ужас, но мне скучно без тебя… не приписывай себе дурные и подлые мысли, несколько дней поживешь у нас, в этом нет ничего неприличного и ты никого не будешь стеснять… не понимаю, почему мы заставляем страдать друг друга… если ты не приедешь, я буду думать, что ты нарочно делаешь мне больно…» — Последнее слово расплылось от слез. Моисей прикрыл лицо рукой и вдруг увидел ее и так ясно. Поцеловав одну за другой ее сопротивляющиеся руки, прядку волос на шее, кончик горящего уха, он опомнился. Взгляд его скользнул по голым стенам, наткнулся на пыльный букет цветов, оставшийся от ее прошлого посещения. Как будто чего-то опасаясь, он надорвал конверт. Сердце захватывало от волнения. Из конверта выпала фотография. На фотографии она была точно такая же, какой он видел ее в своих снах, и платье с небольшим декольте, и изгиб рук, шеи, и очерк лица.
— Ну и что?.. что она пишет?.. — Моисей обернулся и увидел соседку. Она все еще стояла в дверях.
— Все хорошо… — пробормотал Моисей и слабо, чуть заметно улыбнулся.
Прошло еще несколько лет. Как-то перед отъездом в Среднюю Азию Моисей зашел к Марку. Дверь была открыта настежь. Некоторое время он толкался среди гостей, рассматривал картины Марка, странные, как обман зрения. Марк их называл впечатлениями. Утонченные золотистые силуэты деревьев, цветы, хрупкие бабочки и все это среди света и неустойчивых теней, отбрасываемых облаками, из которых время от времени выглядывало бледное с синевой и тонко выписанное лицо Лизы. Пейзажи менялись, как отражения одного и того же отблеска.
— А Марка нет, он теперь редко здесь бывает… пропадает в мастерской… или в театре… — услышал Моисей шепот Лизы и обернулся. В черном платье с разводами, переменчивая и прелестная, она казалась призрачным существом. — Чему вы улыбаетесь?..
— Вспоминаю ту ночь, помнишь, какой ты была тогда… да, время идет… — Он мельком глянул в зеркало. Губы серые, глаза ввалились.
— У вас время идет, а у меня стоит… все дни так похожи… а вы почти не изменились…
К ним подошел Фома. Лиза отвернулась и спросила, не глядя на него:
— Вам что-то нужно?..
— Нет… — Фома принужденно улыбнулся, задетый ее тоном. — Я могу и уйти, но можно было бы попросить об этом и повежливее… Боже мой, кого я вижу?.. позволь мне обнять вас… — Не обращая внимания на замешательство Моисея, Фома обнял и поцеловал его.
— Уйдемте отсюда… — Лиза увлекла Моисея за собой на террасу.
Город тонул в мороси. Тускло поблескивали влажные листья, ловя смутные отражения вечера. В домах уже кое-где уже горели огни.
— Не понимаю, что такое вдруг с ним случилось?.. а вы не ожидали найти меня такой?..
— Да… нет… — пробормотал Моисей, путаясь в словах.
— Мне кажется, вы бы не узнали меня, если бы встретили на улице?..
— Нет, узнал бы…
— Значит, я совсем не изменилась, я все такая же?.. — Она пристально глянула на Моисея. Она ждала, как будто все счастье ее жизни зависело от его ответа.
— Еще лучше…
— А я искала вас, наводила справки везде… то вы путешествовали, то болели…
Наступило мучительное молчание. Надо было что-то говорить, но он не мог найти слов.
— Как она на вас смотрит!..
— Кто?..
— Моя мать… она немного сумасшедшая… замашки у нее, как у королевы… и Марку она изменяет… Боже мой, если бы вы знали, как мне было плохо без вас…
— Моя бедная и несчастная девочка…
— Я на самом деле бедная и несчастная… а вы жестокий…
— Только не надо плакать… — Моисей поцеловал ее.
— Я не плачу… мне кажется, она видела, как мы целовались… лучше бы она умерла… я знаю, она не сделала мне ничего плохого, но это невыносимо… она так несправедлива к Марку… она же знает, что делает ему больно…
— Все мы создания реальности, а не мечты…
— В конце концов, она уйдет от него, а я буду для него обузой… все, все, я молчу, но невольно хочется вздохнуть… Бог знает, почему так?.. какое небо близкое и почему так тянет туда?.. когда я смотрю на небо, с меня как будто какая-то тяжесть спадает… кстати, я слышала, что вы обзавелись домом?..
— Да, у меня теперь есть дом… на Чертовом острове…
