— Кто он, этот однорукий?.. — спросил Серафим, разглядывая портрет Лизы.
— Помнишь, преподавал у нас военное дело… одно время он жил у немца… немец умер и вдова его выставила, правда, иногда, из сострадания она пускает его по ночам… а днем он просит милостыню у Южных Ворот Башни… у него с привратником существует негласное соглашение… довольно неприятный тип…
— Кажется, его зовут Глеб… помню, все носился по институту со своими романами, потом все бросил, сошелся с какой-то примадонной…
— А теперь он мнит себя придворным…
— Ну да, он же в сане придворного пса… — Серафим улыбнулся уголками губ и глянул на глыбу Башни, как будто нависшую над городом. — Я столкнулся с ним на приеме у Графини, и он мне рассказал совершенно обескураживающую историю… якобы, по коридорам Башни до сих пор бродит призрак Старика, но все это сущая чепуха, как и разговоры об Избавителе…
— Вполне может быть… ну, так вот, однорукий видел, как в Башню доставили какую-то девочку, по всей видимости, это была Жанна и ее вовлекают в какую-то интригу…
— Может быть, это ошибка, путаница?..
— Нет, ее видел и один из агентов и по его описанию — это Жанна, я уверен… правда, он не спрашивал у нее имени, только полюбопытствовал взглянуть на нее и тут как коршун на него налетела некая особа, которая ее охраняет… впрочем, бдительность этой особы не надежнее ее добродетели, она неравнодушна к агенту и ее не трудно будет провести…
Скрипнула половица.
— Ну, иди, иди сюда… чего ты боишься… — Моисей обнял девочку. — Вот, знакомься, мой ангел-хранитель… между прочим, одна из дочерей Клары, у нее их целый выводок…
Серафим пожал легкую, прохладную ладонь девочки. Глянув на Серафима, девочка покраснела и смутилась, сама не зная почему. Серафим не заметил ее замешательства, его отвлек странного вида господин, закутанный в длинный черный плащ на красной подкладке, за которым по пятам шел пес бледной масти…
39
Начальник Охраны Башни обходил посты, шел неторопливо, заглядывая за статуи, за обвисшие на окнах гардины. Неожиданно он приостановился, дернул ноздрями. Он почувствовал легкий, едва уловимый запах жимолости. В глубине галереи мелькнул силуэт, исчез, снова появился на фоне окна, за которым синели дали. Некоторое время Начальник Охраны с недоумением и восхищением следил за незнакомкой. Лица ее он не мог рассмотреть. Она составляла букет. На ней было платье, свободно падающее длинными, бело-розовыми складками узорчатого шелка, из которых выглядывали то ее округло-тонкие руки, то лодыжки…
Откуда-то появилась дева в черном, худощавая, верткая, как ящерица. Семь лет назад умер ее муж, но она все еще была в трауре. Быстро и тихо она что-то выговорила девушке, суетливым, нервным движением схватила ее за руку и потащила за собой по коридору. Похоже, она была рассержена. Лицо ее пылало.
Незнакомка и дева в черном прошли мимо Начальника Охраны. Он невольно отступил и вдруг почувствовал за спиной близкое и горячее дыхание. Осторожно глянув за спину, он увидел бледное лицо Тиррана, его неестественно расширенные глаза и испуганно вытянулся. Тирран приложил палец к губам и молча подтолкнул его в сторону лестницы. Руки у него были горячие и потные и заметно дрожали. Оглядываясь, Начальник Охраны стал спускаться по лестнице, приостановился, вспоминая лицо Жанны, ее фиалковые глаза, чуть припухлые губы…
Утром другого дня он спрятался в нише за статуей. Выглядывал. Выжидал…
Где-то хлопнула дверь. Послышались шаги. Мимо прошла дева в черном и следом за ней Жанна. Дева в черном, настороженно оглянулась, окинула его острым и быстрым взглядом. Взгляд ее перелетел на Астролога, который, прихрамывая, спускался по лестнице в зимний сад. Увидев деву, он слегка приподнял шляпу.
— Ты слышала, — заговорила дева, обращаясь к Жанне, — говорят, что он Избавитель… представляешь?.. Боже мой, какая слепота!.. однако, забавно… впрочем, не все ли равно, что говорят… как всегда, говорят вздор, да, да, вздор… — Дева в черном еще раз прокричала: — Вздор… — закашлялась и повлеклась дальше в зыбкую полутьму коридоров и не увидела неотступную, по пятам крадущуюся за ней тень. Уже несколько дней Агент следил за ней и о каждом ее шаге докладывал по линии…
То, что осталось скрытым для девы, открылось Начальнику Охраны. Вечером он нашел повод, осторожно поскребся, постучал в низкую, сводчатую дверь. После полумрака коридоров слишком яркий, льющийся в высокие окна свет ослепил его. Он смущенно огляделся. Дева в черном читала в кресле у камина какую-то книгу. Подняв глаза, она вопросительно уставилась на него.
— Что делать, служба… надо проверить запоры… — пробормотал он невнятно, не зная, с чего начать. Увидев у зеркала двоящуюся фигуру Жанны в платье телесного цвета, он смутился и, не поднимая глаз, пересек комнату, мимолетно, ненужно, с неловкой застенчивостью трогая, переставляя вещи.
— Мужлан… недостаток ума он заменяет избытком усердия… — недовольно проворчала дева в черном, слегка улыбнулась, оглядев его рослую фигуру. — Ты, где живешь?..
— Здесь, в этажах…
— Кажется, тебя зовут Аркадий?.. ну вот, уже ушел, Господи, почему так счастливы дураки… — Дева в черном вздохнула, вспоминая его сильные руки, представила его в ином виде и интерьере, еще раз вздохнула…
После проверки постов Начальник Охраны заперся в своей тесной комнате с одним окном, выходящим во двор. Ему хотелось побыть одному…
Вспомнился тихий, провинциальный городок, скучающая, ленивая пыль, надоедливые мухи, горожане с багровыми от вина и солнца лицами, разомлевшие, в сером и черном, точно они носили траур по жизни. Вспомнился отец. Всегда как будто спящий, рыжий, облепленный мухами, он дни и ночи проводил за столом, что-то писал. Около него вился пес, тихонько повизгивая, терся носом, обнюхивал его босые ноги…
Аркадий так ясно увидел застрявшую между пальцами его ног соломинку. Иногда отец допускал его к себе и катал на ноге. Как обезьянка, он елозил, летал, довольный, не зная, где верх, где низ. Темные глазенки его горели, слезились от радости. Вспомнились запахи, звуки дома. Смутно вспомнилась мать, толстая, безвольная женщина с крашенными хной волосами. Каждый вечер, укладывая его спать, она прижималась, ощупывала губами его лоб и уходила, оставляя одного на всю ночь. Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса:
— Чурбан бесчувственный, ребенка бы пожалел…
— Ребенок-то причем?.. — Дверь приоткрылась, заскрипели полы. — Аркаша, почему ты не спишь?.. — Отец навис над ним. Вид у него был жалкий. — Хочешь, я почитаю тебе…
Начальник Охраны сморгнул слезу и вздохнул. Он так и не прочитал ни одной книги отца. Кажется, он боялся отца, или жалел. Он не мог вспомнить. Отец пытался приучить его к чтению, но ничего хорошего из этого не вышло. Жизнь Аркадия складывалась по-иному. К тридцати годам он дослужился до должности Помощника Начальника Лагеря. Аркадий знал свою службу. Его ценили, хотя он был не очень грамотен, дальше седьмого класса сельской школы не пошел.
Все было бы хорошо, если бы Начальник Лагеря не имел слабости к вину, он пил и пьяный был неприятен, даже давал волю рукам. Рука у него была неосторожная и тяжелая. По этому поводу он уже получил несколько сдержанно-укоризненных замечаний от Инспектора Лагерей. Аркадий терпел его и побаивался.
Однажды среди ночи Начальник Лагеря вызвал Аркадия с нарочным. Чертыхаясь и проклиная всех начальников на свете, Аркадий оделся и пошел в контору.
В комнате было накурено. Дым висел коромыслом.
— П-пей… — задыхаясь, едва выговорил Начальник Лагеря. Он был пьян и язык его заплетался.
— Зачем я должен пить?.. — Аркадий отставил стакан.
— Если ты не пьешь, значит, что-то скрываешь… у тебя что, есть, что скрывать?..
— Нет, мне нечего скрывать…
— Значит, ты доволен своей жизнью?..
— Да, я всем доволен…
— А я вот всем не доволен… только тсс… никому… пей… — Начальник Лагеря подвинул стакан к Аркадию.
Аркадий отодвинул стакан.
— Говорят, ты и с женщинами так… близко к себе никого не допускаешь… ну, что молчишь?.. или это у тебя такая манера держаться?.. ладно, молчи и пей… если хочешь уцелеть в этой жизни, надо пить… есть масса вещей, которых ты трезвый просто не замечаешь, а я вот их прекрасно вижу… вижу, например, что ты метишь на мое место…
— Ничего подобного…
— Ну, это ты врешь… — Начальник Лагеря встал, толкнулся в дверь. — Эй, эгей, кто запер… черти, ухом не ведут… — Он покачнулся, поехал в сторону вместе с дверью, канул в темноте. Дверь захлопнулась. Послышался странный, гортанный звук, похожий на придушенный, хриплый всхлип или стон. Прошло пят, десять минут. Аркадий терялся в догадках. Неожиданно дверь резко отпахнулась. Вбежал охранник, бледный как полотно, перепуганный.
