— К счастью для учеников, берущих у вас уроки музыки, вы смогли вернуться перед выходными, — продолжала она. — Двое-трое из них посещают мои лекции и говорят про вас с большой благодарностью. Думаю, мало кому пришлось пропустить хоть одно занятие из-за вашего отсутствия.
— Синьора Бутали ставит чужие интересы выше своих собственных, — объяснил я. — На прошлой неделе она нашла время поиграть даже для меня.
Мое вмешательство к добру не привело. Напротив, оно только распалило аппетит Карлы Распа.
— Психологи говорят нам, что игра на фортепиано оказывает лечебное воздействие, — заметила она, — давая полную волю чувствам. Вы согласны, синьора?
Мускулы на лице жертвы напряглись.
— Музыка помогает расслабиться.
— На меня она бы не подействовала, — вздохнула Карла. — Разве что дуэт. В нем есть нечто стимулирующее. Вы не пробовали дуэты, синьора?
На сей раз подтекст уже не вызывал никаких сомнений. В воскресенье вечером, когда мы трое — Альдо, синьора Бутали и я — при свечах сидели за обеденным столом, подобное замечание было бы воспринято как некий вызов в любовной игре, в которой все мы были заняты. Синьора бы улыбнулась и парировала этот вопрос как-нибудь не менее легкомысленно. Но не сегодня. Теперь то был выпад, имеющий целью проверить слабость защиты.
— Нет, синьорина, — ответила она. — Такие занятия я оставляю детям. Мои ученики занимаются, чтобы стать преподавателями.
Карла улыбнулась. Я чувствовал, что она собирается с силами для смертельного удара. Настало время мне вмешаться. Но прежде чем я успел это сделать, стук двери возвестил о чьем-то прибытии. Из холла послышался торопливый шепот Джакопо, возглас упрека — моего брата, затем наступила зловещая тишина. Синьора Бутали побледнела. Карла Распа инстинктивно загасила сигарету. Дверь открылась, и в комнату вошел Альдо.
— Я чрезвычайно польщен, — сказал мой брат, и интонация его голоса предупреждала посетителей, что он не ждал никого из них. — Надеюсь, Джакопо о вас позаботился, или вы уже позавтракали? — Не дожидаясь ответа, он пересек комнату и поцеловал руку синьоры. — Синьора, — сказал он, — я как раз направлялся к вашему дому, но увидел здесь незнакомую машину и зашел узнать, в чем дело.
— Это моя машина, — объявила Карла Распа. — Точнее, я ее одолжила. Армино у меня завтракал, и я подвезла его сюда.
— Как вы заботливы, синьорина, — ответил Альдо. — Холмы Руффано, должно быть, слишком круты для ног групповода. — Затем он в такой же бесстрастной манере обратился к жене ректора: — Чем я могу быть вам полезен, синьора? — спросил он. — Полагаю, собрание, назначенное у ректора, не отменили?
Казалось, долгое ожидание и последовавшая за ним беседа выпили из синьоры все силы, всю энергию. Я вдруг понял, что по возвращении домой она не имела возможности связаться с Альдо по телефону иначе, как в присутствии мужа, и что это их первая встреча с тех пор, как они виделись в последний раз в воскресенье вечером. Она мучительно искала взглядом его глаза. Написанное в нем страдание было слишком очевидно.
— Нет, — сказала она, — его не отменили. — Она пожала плечами, отважно ища слова, которые не дали бы Карле Распа пищу для университетских сплетен. — Я просто хотела проконсультироваться с вами, профессор, по одному пустяковому делу. Право, ничего серьезного. Возможно, как-нибудь в другой раз.
То была жалкая ложь. Будь ее дело действительно пустяковым, она не стала бы так долго ждать. Альдо посмотрел на меня. Наверное, он недоумевал, почему я в ту же секунду, как увидел синьору Бутали под его крышей, благоразумно не удалился и не увел свою спутницу.
— Я уверен, что вы извините меня, синьорина, — сказал он, глядя мимо меня на причину всего этого смятения. — Бео, позаботься, пожалуйста, о ликерах и сигаретах. Синьора, прошу прощения… Не угодно ли вам пройти вот сюда?
Жестом он указал на холл и столовую за ним. Синьора Бутали вышла, и Альдо закрыл за собой дверь. Я подошел к подносу с напитками и налил Карле Распа ликера, которого она не заслуживала.
— Вы вели себя отвратительно, — сказал я ей. — Теперь вы никогда не получите приглашения в дом Бутали.
Она выпила ликер и протянула бокал за добавкой.
— Как Донати вас назвал? — спросила она, и в глазах ее зажглось любопытство.
— Бео, — ответил я. — Сокращенное от Беато, благословенный.
Ее глаза еще больше расширились.
— Как трогательно, — прошептала она. Затем, указав рукой в сторону столовой, куда предположительно ушли Альдо и синьора Бутали, добавила: — А благородная дама знает?
— Что знает?
— Про вас с Донати?
В меня вселился сам дьявол. Дело приняло такой оборот, что мне уже на все было наплевать.
— О да, — сказал я. — Мы действовали в открытую. Но только для нее.
— Вы меня изумляете, — сказала Карла Распа. Она была так взволнована, что вскочила и пролила часть ликера. Я промокнул лужицу носовым платком. — Но она без ума от него, это ясно младенцу. Это вопиет к небесам. И она не возражает?
— Нет, — ответил я. — Чего ради?
— Такая женщина? Жаждущая быть одной-единственной? Мой дорогой Армино! Разве что… — В ее голове роился целый мир возможностей. Самые разнообразные образы пролетали перед ее глазами. — Ливия Бутали, Донати и вы. Это невозможно…
У нее закружилась голова. Я забрал у нее стакан и поставил его на поднос.
— Теперь вы уйдете? — взмолился я.
— Нет, — сказала она. — Только не после такой информации. Донати придется вытолкать меня отсюда. Куда они пошли, в его спальню?
Я посмотрел на часы.
— Вряд ли, — сказал я. — Сейчас без десяти два. Он уже и так на пять минут опаздывает на собрание к ректору.
— Через минуту вы мне скажете, что ректор в этом тоже замешан, — сказала она.
Я пожал плечами:
— Насколько мне известно, вполне возможно.
В холле послышались голоса и тут же стихли. Секунды через две в комнату вернулся Альдо.
— Кто следующий? — спросил он. — Своих клиентов я хочу принимать по одному.
Я заговорил прежде, чем Карла Распа успела произнести хоть слово.
— На виа Сан Микеле двадцать четыре, была полиция, — сказал я. — Я подумал, что лучше спрятаться на квартире у Карлы. Я объяснил ей, почему.
— В библиотеку они тоже наведывались, — ответил Альдо. — Мне звонил Фосси. Это меня и задержало. — Затем, повернувшись к Карле Распа, он добавил: — Благодарю вас за то, что вы сделали. У этого парня могли быть неприятности. На какое-то время я их отвлек, и здесь у меня он в безопасности.
Добившись цели и сойдясь лицом к лицу с хозяином дома, синьорина была готова считать, что теперь они квиты.
— Рада была помочь, — откровенно призналась она. — Тем более что это дало мне возможность проникнуть в ваш дом. Я пробовала довольно часто. Три раза звонила вам по телефону.
— Как досадно, — пробормотал Альдо. — Наверное, я был занят.
— Да, заняты, — сказала она, глядя на меня. — С ним.
Карла взяла со стола свою сумку и, желая показать, что наши предполагаемые отношения не составляют для нее тайны, проговорила, делая ударение на каждом слове:
— Я и понятия не имела, профессор, что вы с Армино такие близкие друзья.
Прощальный выстрел попал мимо цели.
— Нам и следует быть друзьями, — коротко сказал Альдо. — Он мой брат. Мы считали друг друга мертвыми и до прошлого воскресенья не виделись двадцать два года.
Результат был поразительный. Карла Распа, которая не моргнув глазом восприняла мой возможный статус подозреваемого в убийстве, залилась яркой краской. Можно было подумать, что Альдо ее ударил.
— Я не знала, — сказала она. — Я не поняла… Армино ничего не сказал. — Сраженная этой новостью, она переводила взгляд то на одного, то на другого из нас и вдруг, к моему ужасу, залилась слезами. — На войне я потеряла обоих братьев, — сказала она. — Намного старше меня, но я их очень любила… Мне очень жаль. Пожалуйста, простите меня.
Она бросилась к двери, но Альдо шагнул вперед, схватил ее за руку и, резко повернув, посмотрел ей прямо в лицо.
— И насколько же вы одиноки? — спросил он.
— Одинока? — переспросила она. Слезы размыли тушь, и теперь, когда краски погасли, ее лицо казалось серым под неровным слоем грима. — Я не говорила, что я одинока.
— Вам незачем об этом говорить, — грубо ответил он. — Об этом вопиет само ваше тело, когда вы обвиваетесь вокруг очередного мужчины.
Я в ужасе наблюдал внезапный взрыв моего брата. Рыдающая Карла Распа казалась такой же ранимой и беззащитной, как и синьора Бутали, но по-своему. Почему Альдо не мог отпустить ее с миром? Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и внезапно все рухнуло. Все притворство, вся бравада.
— Это все, что у меня есть, — сказала она. — Мне нечего больше отдать.
