class="p1">Наступило молчание. В обширном салоне было тихо, но с улицы доносился гул толпы, из которого иногда выделялись пронзительные крики. Маятник часов отбивал секунды с математической точностью. Каждый игрок мог сосчитать его удары.
— Восемь часов сорок четыре минуты, — сказал Селливан голосом, в котором слышалось невольное волнение.
Еще одна минута — и пари выиграно. Эндрью Стюарт бросил карты, а за ним и все остальные. Они считали секунды:
«Сороковая! Ничего! Пятидесятая! Ничего!»
На пятьдесят пятой секунде с улицы донесся шум, похожий на раскаты грома. Аплодисменты, крики «ура» и даже проклятия слились в несмолкаемый гул.
Игроки поднялись с мест.
На пятьдесят седьмой секунде дверь отворилась, и маятник не качнулся еще в шестидесятый раз, как на пороге показался Филеас Фогг в сопровождении обезумевшей толпы, которая насильно ворвалась за ним в клуб.
— Я здесь, господа, — произнес он спокойным голосом.
Глава XXXVII,
из которой выясняется, что своим путешествием Филеас Фогг не приобрел ничего, кроме счастья
Да, это был сам Филеас Фогг.
Как известно, в восемь часов пять минут, приблизительно через двадцать три часа после прибытия наших путников в Лондон, Паспарту было поручено уведомить местного пастора Семюэля Уильсона о браке, который должен был быть заключен на другой день.
Паспарту с восторгом отправился исполнять это поручение. Он быстро зашагал к дому Семюэля Уильсона, но не застал его. Паспарту, разумеется, решил его подождать и прождал минут двадцать с лишком.
В восемь часов тридцать пять минут он вышел из дома пастора. Но в каком он был виде! Растрепанный, без шляпы, он бежал, как сумасшедший, опрокидывая прохожих. Никогда, кажется, человек не мчался так быстро.
Через три минуты он был уже дома и, задыхаясь, влетел в комнату мистера Фогга. Он не мог говорить.
— В чем дело? — спросил мистер Фогг.
— Хозяин… — пробормотал Паспарту. — Брак… брак невозможен…
— Невозможен?
— Да… завтра невозможен… завтра…
— Почему?
— Завтра… воскресенье.
— Понедельник, — возразил мистер Фогг.
— Нет… сегодня… суббота.
— Суббота?.. Невозможно!
— Да, да, да! — кричал Паспарту. — Вы ошиблись на целый день. Мы приехали на двадцать четыре часа раньше срока. Но теперь осталось всего десять минут.
Паспарту схватил своего хозяина за шиворот и со страшной силой потащил его за собой.
Не успев ничего сообразить, Филеас Фогг выбежал из дому, вскочил в кэб, обещал сто фунтов кучеру, раздавил двух собак, зацепил полдюжины карет и наконец прибыл в Реформ-клуб.
Когда он появился в салоне, часы показывали восемь часов сорок пять минут.
Филеас Фогг совершил путешествие вокруг света в восемьдесят дней.[107]
Филеас Фогг выиграл пари в двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Но как же такой точный, такой аккуратный человек мог ошибиться на целый день? Как он мог думать, что приехал в Лондон в субботу, двадцать первого, когда на самом деле приехал в пятницу, двадцатого — через семьдесят девять дней после своего отъезда?
Вот причина этой ошибки. Она очень проста.
Филеас Фогг, сам того не замечая, выиграл один день по сравнению со своими записями, потому что поехал на восток. Если бы он направился на запад, он, наоборот, потерял бы один день.
Действительно, двигаясь на восток, Филеас Фогг шел навстречу солнцу, и, следовательно, дни для него уменьшались столько раз по четыре минуты, сколько градусов он проезжал в этом направлении. Окружность земли делится на триста шестьдесят градусов, и эти триста шестьдесят градусов, умноженные на четыре минуты, дают ровно двадцать четыре часа, то есть сутки, которые и выиграл Филеас Фогг.
Иначе говоря, в то время как Филеас Фогг двигался на восток и видел восемьдесят раз прохождение солнца через меридиан, его коллеги, оставшиеся в Лондоне, видели только семьдесят девять таких прохождений. Вот почему именно в этот день, в субботу, а не в воскресенье, как думал Филеас Фогг, они ожидали его в Реформ-клубе.
Если бы знаменитые часы Паспарту, которые неизменно показывали лондонское время, отмечали также и дни, то они указали бы, что день прибытия — двадцатое, а не двадцать первое декабря.
Итак, Филеас Фогг выиграл двадцать тысяч фунтов стерлингов, но так как он истратил в пути около девятнадцати тысяч, то денежный результат был незначителен. Но, как уже было сказано, наш чудак не искал денег, а заключил пари лишь ради спорта. Он даже разделил оставшуюся тысячу фунтов между Паспарту и несчастным Фиксом, на которого он не мог сердиться. Из денег, предназначенных Паспарту, он все же для порядка удержал стоимость газа, горевшего по его вине тысячу девятьсот двадцать часов.
В тот же вечер мистер Фогг, как всегда, спокойный и бесстрастный, имел следующий разговор с Аудой:
— Вы согласны по-прежнему на наш брак? — спросил он молодую женщину.
— Мистер Фогг, — ответила Ауда, — мне кажется, что это я должна задать вам такой вопрос. Вы были разорены, теперь вы снова богаты…
— Простите, но это состояние принадлежит вам. Если бы вы не предложили этого брака, мой слуга не пошел бы к пастору, я не заметил бы своей ошибки и…
— Дорогой мистер Фогг… — сказала молодая женщина.
— Дорогая Ауда!.. — ответил Филеас Фогг.
Само собой разумеется, свадьба состоялась сорок восемь часов спустя. Паспарту, разодетый и сияющий, был свидетелем со стороны молодой женщины. Разве он не спас ее и не заслужил этим подобной чести?
На другой день, на рассвете, Паспарту поднял страшный стук у двери своего хозяина.
Дверь отворилась. Бесстрастный джентльмен появился на пороге.
— В чем дело, Паспарту? — спросил он.
— Как в чем, сударь? Я сейчас сообразил…
— Что?
— Что мы могли бы сделать путешествие вокруг света в семьдесят восемь дней.
— Конечно, — ответил Фогг, — не проезжая через Индию. Но если бы я не был в Индии, Ауда не была бы спасена и не была бы моей женой.
И мистер Фогг спокойно запер дверь.
Итак, пари было выиграно. Филеас Фогг совершил путешествие вокруг света в восемьдесят дней. Он использовал все средства передвижения: пароходы, железные дороги, яхты, торговые суда, сани и даже слона. Эксцентричный джентльмен проявил во время этого пути изумительную точность и хладнокровие. Ну, а дальше? Что же он приобрел в результате этого путешествия? Какие ценности привез он? Никаких? Да, никаких, если не считать прекрасной