Он поморщился.
— Да, потому у нас нет постоянных разведчиков. Эту нехорошую обязанность исполняют по очереди.
Я развел руками.
— Конт Астральмэль очень близко сошелся со мной, я его пару раз выручил, а потом мы поклялись в дружбе и даже провели обряд побратимства. Потому я, как гласит закон, после гибели Астральмэля принял его имя и его жену, чтобы благородный род моего друга не прервался.
Он сказал нейтральным тоном:
— Дело не в побратимстве. Как я уже сказал, мы как раз приветствовали возрождение старинного обычая аменгерства, так как мы и стоим на их страже. И хотя нас коробило, что этот обряд был проведен с человеком, а не другим эльфом, но вы приняли на себя обязанности побратима, заботитесь о его жене и даже дали его жене возможность продлить славный и благородный род Астральмэля.
Член Совета, что слева, добавил:
— Вы также пошли навстречу пожеланию вашей жены Гелионтэль и взяли в жены ее сестер, что предусмотрено стариннейшими из законов, но, увы, теперь редко выполняется в нашем эгоистичном обществе.
Я вздохнул, они тоже никак не перейдут к главному вопросу, не просто щекотливому, но весьма болезненному, потому сдвинулся с места (что это я продолжаю стоять перед ними, как школьник), сходил в дальний угол комнаты и вернулся оттуда с креслом.
Они заметно напряглись, будто я этим креслом сейчас начну лупить их по мудрым головам, чего еще от человека ждать, они мудрых особенно не любят, но я поставил кресло поудобнее, чтобы видеть всех разом, сел и, закинув ногу на ногу, сказал доброжелательно:
— Спасибо, что пригласили сесть. Итак, вы сказали, чем я хорош, я же говорю, что глубоко чту вашу мудрость, ваше влияние и те советы, которые даете королеве. А теперь буду счастлив выслушать ваши предложения, как улучшить наш мир совместными усилиями…
Они не сдвинулись с мест, не шелохнулись, ни одна черточка не дрогнула на холеных лицах, но мне отчетливо показалось, что все семеро переглянулись и даже обменялись какими-то репликами.
Похоже, у них совсем уже холодная кровь, не принимают крутые повороты даже в разговоре, Вайдаэль выпрямился и, глядя на меня предельно недоброжелательно, произнес:
— Все дело в том, что помимо соблюдения вами стариннейших обычаев…
Эльф слева быстро вставил:
— Что мы только приветствуем…
Вайдаэль продолжил:
— …вы желаете, как мы поняли, внести некоторые серьезные изменения в наш священный и нерушимый быт!
— Ни в коем случае, — запротестовал я. — Мне ваш быт очень нравится! Я им наслаждаюсь. И аменгерство совсем не в тягость, а уж необходимость левирата вообще придумана мудрейшими вашими предшественниками, что позволяет таким чистым и благородным образом сохранить племя!
Он проговорил надменно:
— А что именно вы хотели изменить?
— У эльфов своя культура, — сказал я, — у людей — своя… ну ладно, назовем это тоже культурой за неимением другого слова. А я предлагаю некую мультикультурность, когда эльфам абсолютно не придется ничего менять в своем укладе, а вот люди смогут обезьянничать и облагораживаться, глядя на эльфов! Люди все жаждут стать лучше и для этого из кожи вон лезут!.. Им нужно только чаще общаться с эльфами, чтобы подражать им, боготворить их, восторгаться ими, воспевать их.
Мне показалось, что все семеро призадумались, я не спорю и не оправдываюсь, как планировали выстроить разговор и превратить его в порку наглеца, напротив, расхваливаю эльфов так, как и они себя еще не хвалили.
Вайдаэль заметно призадумался, мой вариант взаимоотношений вроде бы ставит эльфов на недосягаемую высоту и даже не требует от них общения с людьми, другие тоже явно колеблются, при мультикультурности не потребуется поступаться своим ни на песчинку, только один все же хмурится и морщит лоб, что для эльфа просто невероятно, у них всех лбы настолько гладкие, словно высечены из мрамора и отполированы до блеска.
Я поклонился.
— Герцог?
Вайдаэль покачал головой.
— Я чувствую опасность…
— В чем? — спросил я.
— Пока не знаю, — ответил он. — Я же сказал, чувствую. Но я обещаю понять.
Это прозвучало как угроза. Другие тоже посерьезнели, задумались, а это для меня опаснее, есть же и такие здесь, что моложе, мозги еще не окаменели, могут и додуматься, чем мультикультурность хороша для людей и опасна для эльфов.
— Да, — сказал я самым благожелательным, даже радостным тоном, — это очень важно, чтобы мы все понимали. Тогда не останется места для взаимных подозрений. Тем более упреков.
Один из самых молчаливых и, как я понимаю, самый мягкий по характеру сказал с поклоном:
— Конт, вы сделали очень многое для нас, когда остановили натиск людей на окраины Леса. С тех пор вырубка деревьев прекратилась…
Я сказал бодро:
— Вы привели прекрасный пример взаимовыгодного сотрудничества. Вы помогли нам, мы помогли вам.
Вайдаэль сказал жестко:
— Но наш добрый Улаэль не упомянул, что на Совете Мудрых стоял вопрос о том, чтобы сместить королеву за такие безумные действия и дать начало новой династии!.. Мы никогда не вмешивались в действия людей!..
— Не хватило одного голоса, — пробормотал Улаэль, — иначе случилось бы то, чего не было три тысячи двести лет…
Я сказал с тем же напором:
— Давайте вместе продумаем меры, которые могли бы сблизить людей и эльфов! К взаимной пользе, разумеется. А когда составим перечень, обдумаем, обсудим и поставим подписи… то лишь сократим объявленные сроки в сто или больше раз, посмотрим, и будет эльфам щасте, щасте на века, у совместной власти сила велика!
Глава 14
У эльфов пришлось провести почти неделю, но слово «пришлось» правильнее заменить на «повезло». Целыми днями шли споры о вселенской ответственности, о недопустимости скоропалительных решений, о возможных ошибках и просчетах, но лед тронулся, удалось пробить стену полного отказа от сотрудничества с людьми, теперь лишь долго и трудно определяли дорожную карту.
Обратно я скакнул с помощью браслета, ледяной воздух за одно мгновение выдул весь эльфизм, а когда с размаху сел в холодный сугроб и колючий снег посыпался за пазуху, ощутил себя вообще троллем.
На крыльцо нанесло огромный сугроб изысканно красивой формы, когда с одной стороны мощная выпуклая поверхность, а с другой почти укрытие с нависающим козырьком.
Я посмотрел на небо — ну да, здесь совсем раннее утро, передернул плечами от лютого холода и с веселой злостью полез напрямик, повредив безупречность этого архитектурного совершенства, набрал еще больше снега в голенища сапог, проломился через двор, что стал вчетверо больше, а в спину со злорадством ударил ветер, закружил снег с таким бешенством, что я остановился, чтобы не упасть, в белой мгле, хлопая глазами и растопырив руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
