– Не твое это дело, парень, для такой работы нужен другой человек.
Я посмотрел на рыжего вояку. Он потрепал меня за плечо и добавил:
– Позволь, я с ним пообщаюсь… наедине.
Через час дверь отворилась. В обеденный зал спустился Эйо. Он выглядел усталым, кулаки были сбиты в кровь. Подсев за стол, он опустошил бокал вина и сказал:
– Похоже братья Ордена здесь неспроста.
Подошел слуга, поставил перед бывшим стражником миску с дымящейся похлебкой. Эйо выждал, пока тот удалится. Взял ложку, кусок хлеба и не спеша принялся за еду.
– Орден Духов, – произнес он между делом, – готовится к войне. С кем именно – знают только самые старшие братья, но врага побаиваются, потому и перенесли сюда свой штаб. А недавно они договорились с надсмотрщиками и принялись завозить всякий люд…
– Про Виллон что-нибудь узнал? – перебил я.
– Да, я этого негодяя про твой город отдельно порасспросил.
Эйо прервался на полуслове, в два глотка осушил новую кружку пива и, грохнув пустой емкостью по столу, крякнул:
– Ох, вот сейчас жить стало лучше, жить стало веселее.
Ирк пропустил последние слова бывшего солдата мимо ушей и сказал:
– К сожалению, уважаемый, нам нужно что-то посущественнее.
Эйо кивнул.
– Дарольд, клянусь, я пытался, но мерзавец ничего не знал. И если я говорю, что не знал, значит, точно не знал.
– Неужели ничего? – возмутился я.
– Нет, кое-что я из него все же выудил, – не без гордости отозвался Эйо. – Например, пленников братья держат не в крепости, а в отдельном лагере на восточной стороне долины.
– Он сможет показать дорогу? – спросил Ирк.
– Увы, мудрейший, Ларк уже ничего не сможет показать, – протянул рыжий вояка.
– Это почему? – удивился Ирк.
Эйо перестал есть, посмотрел на мудреца с грустью и пояснил:
– Он больше ничего не сможет показать, или сказать, или сделать… некрепкий парень оказался, совсем некрепкий. И шарф его дома остался, не удастся теперь в надсмотрщика переодеться.
И тут все поняли, что именно произошло в комнате на втором этаже. Я не испытывал сожаления, и это меня напугало, но лишь на мгновение. Смерть Ларка я воспринял легко, и думал уже о том, чтобы поскорее добраться до родных. Последствия допроса устранил сам Эйо, и когда я появился в комнате, она показалась мне такой же, как и раньше, разве что кровати были сдвинуты вместе.
Поутру мы оставили харчевню и отправились на восток. Дорога была пустынной и унылой, но передвигались мы быстро, так что к вечеру второго дня впереди вырос забор того самого лагеря, о котором рассказал Ларк.
– Что теперь? – спросил Эжен.
– Что-что, – буркнул Эйо. – Возьмем какого-нибудь братца за жабры да и потолкуем.
– Вместе пойдем? – спросил я рыжего вояку.
– Нет, – покачал головой бывший начальник стражи. – Посиди-ка ты с нашим престарелым другом. А мы с ребятами прогуляемся.
Эймс и его люди обменялись красноречивыми взглядами, встали и отправились к дальнему частоколу.
– Как они попадут в лагерь? – спросил я.
– Меньше знаешь, крепче спишь, – мудро изрек Ирк и, прикрыв глаза, привалился к дереву. Меня не переставало удивлять, как старик мог отстраняться от мира, словно между ним и реальной действительностью вырастала стена. У меня так не получалось, и я искренне ему завидовал. Как бы мне сейчас хотелось отгородиться от всего, от страхов, переживаний и нетерпения, от переполнявших чувств и невыносимости ожидания.
Время шло. Я уснул, а проснулся от того, что послышались шаги и еще какие-то звуки, возникающие обычно при перетаскивании чего-то тяжелого по земле.
– Кто? – окликнул я невидимых гостей.
– Свои, – отозвался довольный голос Эйо. Следом за голосом появился и он сам в компании сержанта и солдат. С ними был пленник. Вопреки моим ожиданиям, жертва вылазки была в сознании, только руки связаны и во рту кляп. Эйо подтащил пленника к дереву и усадил на землю.
– Тяжелый, гад, – пожаловался рыжий вояка и вытащил кляп.
Первым делом пленник закашлялся, но прежде, чем кашель утих, Эймс приставил ему к глотке кинжал и предупредил:
– Будешь орать – зарежем.
Человек кивнул. Эйо посмотрел на меня, предлагая вести допрос.
– Ответишь на вопросы, – мягко, насколько мог, пообещал я, – мы тебя отпустим и больно не сделаем.
– Кто это, вы? – вместо ответа спросил пленник.
– Сейчас много важнее кто ты такой!
– Я Клус, младший брат Ордена Духов, – ответил мужичок.
– Отлично, ты-то нам и нужен! – сказал я и начал задавать вопросы, угрюмо глядя на пленника. Он отвечал подробно, обстоятельно, видимо, осознав, что от этого зависит его жизнь.
Да, Орден готовился к войне. Да, братья привозили невольников в Великую Крепость. Да, из Нордении, и из других королевств. Зачем? Младший брат не знал. Этого ему никто не объяснил. Просто приказали и все.
– Меня интересуют те, кого доставили сюда из Виллона, – сказал я, – знаешь такой город?
– Знаю, но их здесь нет, – проговорил брат Ордена, пряча глаза.
– Не ври! Мы знаем, что их привезли сюда!
Пленник помотал головой, как корова, к которой пристают надоедливые мухи.
– Вы не понимаете. Их уже здесь нет, – произнес пленный брат, – у нас пропало несколько караванов с провиантом. Еще кое-что отобрали местные стражники. Запасы были на грани, а людей кормить надо. Вот нам и пришлось обменять партию задержанных на провиант.
– Обменять на что? Кому? – прорычал Эйо.
– Мы с дикарями поменялись. Они нам товар, а мы им людей… здесь всегда так делают…
Я одарил пленника таким взглядом, что он вздрогнул и попытался отодвинуться подальше.
– Дикари требовали молодых, – попытался оправдаться брат Ордена. – Караван из Виллона только прибыл… и там много было парней и девушек… нам старшие приказали… они сказали всех отдать, но стариков норды не взяли… пришлось их в лагере оставить.
– Значит, моя мать здесь, – воскликнул я, то ли от радости, то ли от горя, – Фора Ллойд, знаешь ее?! Отвечай!
– Ллойд… я… я не…
– Что, не узнаешь? – прошипел я и от злости пнул пленника ногой. Он упал.
– Она… ее… я ее знаю, вернее знал, даже не знал, видел. Она и еще несколько стариков бросились отбивать молодых… Сумасшедшие. Мы пытались их усмирить, но они ничего не хотели слушать… мы их пытались спасти, но норды не дали, перебили их всех… мы даже ничего не успели сделать.
Моя мама! Сумасшедшая?! Ох, нет, она не сумасшедшая! Она МАТЬ!!! А на что рассчитывает мать, когда ее дочерей отдают рабами в дикие земли? Ни на что она не рассчитывает. Она просто встает и бросается на защиту. Она отдает все, чтобы спасти своих детей от ужасной участи. Она борется до последнего вздоха…
– Вы ее убили, – процедил я.
– Нет, нет, мы не убивали, – заплакал брат Ордена, – мы их спасти пытались, но дикари не дали. Они же дикие.
Не знаю почему, но я ждал этих слов. С самого начала как увидел пленника в руках Эйо. Может быть, это было дальновидение, может, животное ощущение беды. Но с того самого момента, как я услышал запинающийся голос пленника, я знал, что ничем хорошим его история не закончится. Знал, хотя не мог этого знать. И ждал в надежде услышать другое. Ждал до конца. И вот он, конец. Мои сестры превратились в рабынь. Моя мать погибла. И ради чего? Почему? Неужели это наказание мне за мои проступки, за то, что ушел искать караван? Нет уж, не верю. Если и есть наказание, так не мое, а от меня. Да! Я уж позабочусь, чтобы все те, кто обидел мою семью, поплатились за это. Да! Наказание будет, и я его раздам всем и по заслугам!
Пленник продолжал еще что-то говорить, но я его не слышал. Холод и оцепенение проходили. Внутри нарастали ярость, боль и желание пустить кровь, отомстить. Перед глазами возникла мутная пелена. Рукоять меча была непривычно холодной. Удар был молниеносен.
– Спаси… – взвизгнул брат Ордена и выдохнул уже хриплым шепотом, – …т-е-е-е-е…
Он упал и замер, а у меня перед глазами стояли родные. В сердце был ледяной холод и боль, словно его сперва заморозили, а потом расколотили на мелкие осколки. Я не слышал слов. Все слова закончились. Они были теперь ни к чему. Кто-то схватил меня за плечо, пытаясь задержать. Я рванулся, затрещала ткань. Сзади слышался чей-то топот, сбитое дыхание. Меня хотели догнать, остановить. Плевать. Не важно. Все теперь не важно. Я уходил искать отца, а потерял всех – отца, мать, сестер, братьев, друзей. У меня никого не осталось. От моей жизни не осталось ничего.
* * *
Только бы добежать!
«Стой!» – гаркнул незнакомый голос. Он доносился не сзади, а сбоку. Я обернулся. Ко мне приближался патруль. Суровые лица, оружие, доспехи. До лагеря я не добежал, но это не страшно. Меч, по-прежнему зажатый в руках, описал полукруг. Смертоносный росчерк стали, звон клинков, крики, ругань – все слилось воедино и потонуло в бешеном бое сердца.