– Ах, дорогая, да обязательно! Нет ничего невозможного для людей, целенаправленно и солидарно занимающихся каким-нибудь делом. Проблема в том, что этим делом может запросто оказаться какая-нибудь мерзость. Вот я и слежу за тем, чтобы этого не происходило… Все мерзости, так уж и быть, я сделаю сам, чтобы было потом, на кого свалить, – Майзель снова оскалился.
Но на этот раз Елена не поверила, что ему весело.
ПРАГА. ИЮЛЬ
Елена старательно соблюдала принцип «погружения». Первый раз, когда она напросилась с ним вместе в бассейн, Майзель пожал плечами, как только он умел, усмехнулся:
– Дорогая, я там не купаюсь. Я плаваю. В это время беседовать довольно затруднительно…
– Ничего. Я тоже люблю плавать. А когда еще представится возможность бесплатно поплескаться…
– Не имею ничего против. А купальник у вас с собой?
– Как вы выражаетесь, – обязательно…
– Пойдемте.
Вертикальный, потом горизонтальный лифт… Горизонтальные лифты она вообще впервые в жизни увидела в «Golem Interworld Plaza». По ее убеждению, такого вообще больше нигде не существовало. Она спросила Майзеля об этом. Он кивнул утвердительно:
– В корпорации эта роскошь тоже не всем доступна. Руководители подразделений и отделов – да. А обычные сотрудники пользуются только вертикальными лифтами. Здание огромное, а мне нужно везде успеть…
– Вы тщательно отрабатываете вашу легенду о всесилии и всеведении…
– Авторитет, дорогая, легко потерять, но так трудно заработать! Вот мы и пришли.
Она вышла из раздевалки к бассейну. Майзель стоял на первом уровне вышки. Елена смотрела на него во все глаза. У него была на редкость впечатляющая мускулатура. Настолько впечатляющая, что у Елены, обычно довольно скептически относившейся к мужским прелестям, шевельнулось нечто вроде восхищения. И это были не распухшие сокровища культуристов: не объем, а именно рельеф поразили Елену, – мышцы, перевитые сухожилиями и туго натянутые на скелет. И на нем не было ни следа растительности, словно на статуе. И кожа его была такого роскошного, золотисто-оливкового цвета, хотя вроде бы не пользовался он никакими соляриями. Зато Елена была беленькая, как сметанка…
Он помахал Елене рукой и прыгнул. И вошел в воду красиво и мягко, почти без брызг. Это тоже было здорово, – Елена даже позавидовала.
Короткими сильными гребками он подплыл к бортику и, отфыркиваясь, как морской лев, поманил Елену:
– Смелее, дорогая! Вода теплая, вам понравится…
Елена подошла к лестнице. Он смотрел на нее в упор, и в глазах его плясали веселые чертенята. И что-то еще было в его глазах…
Она была именно такая, как он и представлял себе. Еще тогда, когда впервые увидел ее, и когда захлестнуло его мгновенным приливом жаркой волны желания… Мягкие и в то же время отчетливые линии сильного, узкого в кости, с тонкой жировой прослойкой, тела, с длинными, безупречной формы ногами, с мраморно-прозрачной кожей… Порода, с восхищением подумал Майзель. И едва ли не физически ощутил, как ляжет ему в ладонь ее грудь, – не большая и не маленькая, а именно такая, как нужно… Как у девушки, и соски так отчетливо проступают сквозь чашки купальника… Мой размер, подумал он, чувствуя, как опять застучал пульс в висках. Господи, да что же это такое?!.
– Что это вы так на меня уставились!?
– У вас потрясающая фигура, пани Елена.
– У вас тоже.
– Я, между прочим, серьезно, – Майзель, как показалось Елене, даже обиделся.
– Спасибо. Приятно, что вы умеете обращать внимание на такие мелочи…
– Ну, я не назвал бы это мелочью. Кто знает, согласился бы я столько времени проводить в вашем обществе, если бы мне не было это так приятно. Мне нравится, что вы так чудесно выглядите. Это чрезвычайно льстит моему мужскому самолюбию, – Майзель прямо смотрел на Елену и улыбался.
– Пан Данек, мы, кажется, договаривались…
– Напомните.
– Что вы не будете даже пытаться подбивать ко мне клинья, – у Елены предательски заалели мочки ушей. Она надеялась, что достаточно далеко стоит от Майзеля, чтобы ему было легко это заметить.
– И что? Неужели я пообещал?
– Да.
– Не может быть.
– Совершенно точно.
– Наверняка я сделал это, чтобы усыпить вашу бдительность. Но если вы еще раз меня попросите…
– Я вас прошу.
– Хорошо, дорогая. Чего хочет женщина, того хочет Бог, – Майзель оскалился и, откинувшись назад, нырнул спиной и поплыл. Очень быстро.
Елене пришлось сильно изменить не только свой распорядок дня, но и стиль жизни. И режим питания, потому как уходить от него на обед было довольно неудобно. Пришлось перейти на японскую кухню… Следовать драконовскому ритму Майзеля можно было, лишь обладая незаурядным здоровьем. Елена всегда следила за собой: массаж, гимнастика, бассейн, косметический салон – все это было для нее вполне обычным повседневным делом. Ее жизнь требовала от нее всегда быть в форме. Но Майзель… Он, видимо, обладавший от природы крепким организмом, минимум дважды в день, если не было ничего срочного и экстраординарного, проплывал в бассейне по нескольку километров. И с пяти до шести утра, прослушивая новости и сводки, проводил в фитнесс-студии. Угнаться за ним было просто нереально. Елена отважно пыталась сделать это, но быстро поняла, что ей не потянуть. Она продолжала упорно ходить с ним в бассейн и бегать по электрической дорожке, пока Майзель занимался на каком-то умопомрачительной сложности спортивном агрегате. И ловила на себе иногда его удивленно-одобрительный взгляд. И ей было приятно. Гораздо приятнее, чем она могла и хотела себе признаться…
У него в подчинении было множество женщин. Невероятно много для полувоенной, как уже было Елене понятно, организации, какой являлась «Golem Interworld». Все молодые, моложе Елены или примерно ее ровесницы, ухоженные, подтянутые, иногда даже красивые и всегда – обаятельные и улыбчивые. Не с дежурными оскалами секретарш, а с настоящими, человеческими улыбками. И, удивительное дело, – он вовсе не игнорировал их женскую сущность, не старался сделать вид, что это просто сотрудники в юбках. Нет, он говорил комплименты, и улыбался, и целовал ручку, и трогал за локоток, и гладил по спинке, и заглядывал в глаза. Она уже знала, что дальше этого не идет, но, видимо, и этого было достаточно, – все его подчиненные-женщины просто взлетали при его появлении. И готовы были свернуть горы, чтобы он так посмотрел или погладил. Он словно говорил каждой из них: ты умница и красавица, я от тебя без ума, а теперь иди и покажи, на что ты способна! И они показывали. Они, кажется, вовсе не воспринимали его, как конкретного мужчину, с которым у них может что-то произойти. Скорее, как некую эманацию чистого мужского духа, излучение, которое расходилось от него во все стороны. Это даже не было психологической манипуляцией, как, может быть, у кого-то другого, это была суть натуры, и женщины чувствовали это безошибочно…
Когда она завела с Майзелем разговор на тему женской эмансипации, то узнала о нем такое, от чего у нее едва не отвисла челюсть:
– Ну, во-первых, женщины, как специалисты – если они хорошие специалисты – много предпочтительнее мужчин…
– Это почему же?
– Потому что женщина – это операционная система с параллельной многозадачностью, – усмехнулся Майзель, – а мужчина, в лучшем случае, с вытесняющей, а то и вовсе шестнадцатибитная ДОС… Женщины выполняют несколько дел одновременно и все – одинаково успешно и тщательно. Хотя и не обязательно быстро… Женщина – это просто вторая версия программы Человек, издание, так сказать, дополненное, переработанное и улучшенное, в определенном смысле… Кроме того, для женщин карьера – соображение второго, а то и третьего порядка, как и деньги. Для них важна социализация, востребованность, ощущение собственной привлекательности, – прежде всего как женщины, а затем уже как профессионала… Мы не говорим об исключениях, пани Елена, исключения есть, были и будут всегда, но речь не о них. Вы согласны?
– Я пока не хочу спорить или соглашаться. Я хочу дослушать. Дико интересно, что и как вы видите.
– А я вот так это вижу… У меня очень жесткие правила в отношении женщин… Как и в отношении мужчин. Женщины в «Golem Interworld» работают меньше мужчин, приходят на час позже и уходят на час раньше. Беременные после четырехмесячного срока не работают – слишком много стресса, мы не почта. Замужние с одним ребенком работают максимум три дня в неделю, с двумя – максимум два. Подряд или в разбивку, как кому больше нравится…
– Это безобразие.
– Почему?!
– А равноправие?
– Глупости, – отмахнулся Майзель. – Равноправие – выдумка идиотов. И идиоток. У женщины есть ее предназначение, определенное Создателем. Никакие конституции и демонстрации это не могут отменить, понимаете? Это дети… – Он не смотрел на Елену, говоря это, и ей показалось, что он нарочно избегает на нее смотреть. – И эмоциональный контакт матери с ребенком важнее любой карьеры и любых денег. Это аксиома, как говорит его величество. У нас и так мало детей. Я же не говорю, что женщины должны непременно метаться всю жизнь между кухней, церковью и детской. Это устарело, к счастью ли, к сожалению, – другой вопрос. Женщина – носитель духа народа, недаром у евреев вопрос о принадлежности к еврейству решается по женской линии. Женщины – это душа, а душе нужны внимание и забота. Выжимать соки я могу из мужчин. У женщин – другая роль, пани Елена…
