Пока Ромка писает на улице, я целую Славика, признаваясь в любви. Он отвечает легким постаныванием, которое прерывает Ромка очередным предложением выпить. Теперь уже Славик уходит отлить, и я говорю Ромке, что он — самый лучший. Мне до сих пор кажется, что только подобными словами можно было удержать этого неистового самца около себя и в себе… Интересно, о чем они говорят, пока мочусь я?..
Далеко за полночь, опустошив третью посудину, мы отправились спать. Переполненная сливками лоханка потребовала внеочередного похода в клозет. Там-то я и столкнулся с Бобом, в стельку пьяным. Ничего не говоря, он привлек меня к себе, наградил долгим перегарным поцелуем и потащил в кабинку. Без слов расстегнул ширинку и с силой всадил мне в рот. Я думал, что подобное издевательство будет продолжаться до утра. Нет, уж лучше сзади — челюсти немеют! Поворачиваюсь, отдаюсь безмолвно, лишь прислушиваюсь к странным звукам, раздающимся за моей спиной. Совсем без удовольствия… Оперевшись одной рукой о стену, пытаюсь раздрочить себя. Только почувствовав очередную порцию сливок, оросившую как минимум легкие, я пускаю свою струю точно в „очко“. Ростик, говорят, сегодня уборщиком — можно было и промахнуться… Лицо Боба не выражает ничего. Оно пьяно и безразлично. Он, скотина, даже штаны не приспустил! Армейский трах в состоянии полной боевой готовности на случай тревоги… Кто-то, скорее всего Андрюха, мочится в соседней кабинке. Мы стоим, прижавшись друг к дружке и почти не дыша. Сосед чувствует присутствие живого существа за стенкой и спрашивает, кто там. И вправду Андрюха! „Хуй в пальто!“ — представляюсь я. „Срёшь что ли, Дим?“ „Нет, дрочу!“ Андрюха кончает свое мокрое дело и удаляется, Боб с шумом выдыхает скопившийся в легких воздух и пулей выскакивает из кабинки. Трус ебливый! Всё, с тобой больше не буду! Надоел… Но всё равно говорю ему, что он самый лучший…
Первый рабочий день после славного Дня Советской армии был, наверно, самым тяжелым за всё время не только для меня. Почти все, включая Мойдодыра, выглядели скорее как Фредди Крюгер местного разлива, нежели как бойцы передового рубежа армии, день рождения которой, собственно, мы так классно и отпраздновали. Подавленное настроение сослуживцев я старался развеять анекдотами и пидовскими штучками. Единственным временем, кроме развода, когда мы собирались все вместе, были два часа политзанятий. Во время перерыва я и разражался речами, моралью своей прямо противоположными тому, о чем вещал на хорька похожий замполит. Когда он страшил нас происками империалистов, я рассказывал анекдот о конкурсе минетчиц, где победила французская империалистка, за полминуты собравшая во рту кубик Рубика. Если же Хорёк переключался на примеры неуставных отношений, я смешил сослуживцев рассказами о старшине, который обещал трахнуть солдата за то, что он вертится перед зеркалом, но обещания так и не сдержал… Как и в Минске, мало кто верил, что пидовские штучки являются моей, как когда-то выразился Ёжик, сущностью. Как и в Минске, ребята позволяли себе догадываться, но не подозревали, насколько они правы. Конечно, в каждом что-то оставалось… Под восьмое марта я получил письмо без обратного адреса. В конверте была открытка. Текст — примерно следующий: „Дорогая Димочка! Поздравляем тебя с твоим профессиональным праздником! Желаем тебе счастья в нелегком труде и поменьше прыщиков на твоей милой попочке. Наши мужские тела тоскуют по тебе! Твои незнакомые друзья“. Тоже мне, незнакомые! Почерк принадлежал Виктору, идея, судя по всему, Денису — только он мог выдумать подобное. Та-ак, интересно, что это значит? На предложение трахнуться похоже мало, хотя доля правды в этом есть. Просто стёб? Скорее всего. Хлопцам нравится играть в эти игрушки. Что ж, мешать им не стоит. Персонально поблагодарил сначала Виктора, а потом и Дениса. Они как один пытались лепить на своих физиономиях удивление, но мой уверенный тон полностью их для меня разоблачил. Вопреки их ожиданиям, я процитировал поздравление в Ленинской комнате, нарочно спросив, где же эти самые „тела“, которые „истосковались“. Вопрос повис в воздухе, и я изобразил из себя Мисс Разочарование. Но всё равно было приятно…
Воскресный день перед самым моим „профессиональным“ праздником звенел весной. Везде капало, и это внушало оптимизм по поводу быстрого прихода самого егозливого времени года. Приперся замполит, расстроив мои планы трахнуться с кем-нибудь. Он давно не организовывал наш досуг, вот совесть и замучила, и Хорёк пришел исправляться. В то время существовал обязательный просмотр программы „Служу Советскому Союзу!“ сразу после завтрака. И замполиту было интересно, как мы эту гадость смотрим. Будто своей армии не хватает! Впрочем, иногда передачи эти мне нравились. Особенно когда показывали, как бойцы откуда-нибудь из Владивостока занимаются физической подготовкой. Приятно было созерцать солдатиков, вертящихся на турниках назло океанским ветрам — таких красивых, таких недоступных, таких желанных (потому, наверно, что недоступных). После часовой обязаловки для наших хлопцев наступала отдушина — „Утренняя почта“. Мальчики постоянно находились в ожидании какой-нибудь полураздетой певицы, ну, или Аллы Пугачевой, на худой конец. Мне же больше хотелось увидеть „Моден Токинг“, от которого я еще на „гражданке“ выпадал в осадок — а потом, разумеется, и в далеком актовом зале окружного госпиталя. Больше везло им — Пугачеву показывали чаще. А я-то всегда думал, что Аллу Борисовну любят в основном педики!..
Хорёк предложил играть в футбол. Только я и Ромка поддержали его. С трудом набрали три команды по три человека и начали играть. Полем битвы служила баскетбольная площадка, воротами — простор между стойками баскетбольного кольца. Ромка взял в свою команду меня, а третьим нам достался Ростик. Замполитовская команда, состоявшая из Самого, Дениса и Боба, быстро влепила нам два гола. Ростик не мог не то что играть — он даже по мячу не попадал. Тут, на счастье, появился Славик, и Ростика мы выгнали.
В футбол я играл с детства. Рядом с домом была площадка с неплохим покрытием, где я и оттачивал технику обращения с мячом. Из-за некоторой моей хлипкости мне не доверяли ничего, кроме ворот, и вскоре я стал неплохим, по дворовым меркам, вратарем. Потом, где-то к концу школы, мы переместились на большое футбольное поле стадиона „Авангард“, где я и освоил настоящие ворота. Мои постоянные футбольные партнеры полностью мне доверяли, что и придавало несказанную уверенность. В армии я скучал по ним, и наши игрища на баскетбольной площадке возвращали меня в Москву, на любимый стадион „Авангард“.
Со Славиком, который встал в ворота, дела пошли гораздо веселее, и команда Хорька ушла с поля, понурив головы. Мы с Ромкой залепили им по три гола и теперь вовсю отыгрывались на команде, которой руководил Стас. После каждого гола мы слегка обнимались — совсем как по телевизору. Славик подбегал к нам, хлопал каждому в ладоши и быстро возвращался на последний рубеж. Муза… Лишь однажды мы позволили себе проиграть хорьковскому „тиму“, но это не испортило общего впечатления. Начиналась весна, появлялись первые птицы (нормальные — вороны не в счет). Вечером наша сплоченная команда отпраздновала победу глоточком джина. Ну, а потом, как водится…
Ровно на праздничек пришло радостное известие: Мишку в конечном счете комиссовали. Хоть здесь Бадма полностью сдержал свое узбекское слово! Я совсем Мишке не завидовал — мне было хорошо в армии. Мне было в армии очень хорошо… Просто за него порадовался. И даже выпил за здоровье — теперь оно ему вновь было бы кстати. Смешно всё-таки… В Минске мы только и делали, что своими руками подрывали собственное здоровье: он лошадиными дозами пил кофе, я — адельфан. И ради чего?! Ради нескольких месяцев теплой и беззаботной жизни. А у меня и здесь она без забот. Заботы только об одном… Ах да, я уже начал забывать… Ёжик… И всё равно смешно… А кстати, что-то от него нет давно вестей… И как ему там, в армии?.. Впрочем, неважно. Напишет, если захочет… Меня… мне… Это я отпраздновал праздничек, и мои мысли путаются. Я надрался один…
Снег начал таять. Последний мой армейский снег… Поймал себя на мысли, что думаю об этом с грустью. Неужели осенью… всё кончится? Весь этот разврат… эта армия… Ну и пусть! Жизнь не стоит на месте. Она продолжается… Целую неделю проходил в меланхолии. Не знаю, с чего вдруг она накатила. Самцов я и близко не подпускал. Расшевелился в воскресенье. Пришли местные ребята играть в футбол. У них, бедных гражданских, не было своей площадки. Мини-поле уже освободилось от снега — это я вчера постарался, узнав о визите местных. Интересно было посмотреть, что они собой представляют. Приятные парни, лет по семнадцать — по закону, еще нельзя… Хотя, черт возьми, что по закону можно?! Все, как один… И в футбол играют неплохо. В нашу команду мы взяли с собой лучшее, что было в нашей части — Боба и Ваню. Последнего поставили на ворота: со Славиком было приятно общаться посредством пасов. Иногда он приятно удивлял. Хлопцы закатили нам три банки, и перед нами встала необходимость спасать честь части. Играли до десяти. При счете 9:9 Ваня допустил роковую ошибку, поддавшись на ложный замах самого красивого — Макса. Я сплюнул через плечо, совсем как мужчина, и без слов покинул поле брани. Нецензурной…
