да за ноги, так, что голова его билась о землю, а уж война канцлера-епископа с принцем Иоанном шла по всем правилам – с битвами, осадами замков и т. п. Бароны умудрились низложить Лоншана, приступившего к осаде самого лондонского Тауэра (за доблестное поведение лондонцев королева даровала их городу права коммуны), прелаты яростно метали друг в друга молнии отлучений от Церкви, Лоншан попытался бежать, переодевшись женщиной, так что сохранился скабрезный анекдот от епископа Гуго де Нюнана и хрониста Уильяма Ньюбургского о том, как Лоншана пытался изнасиловать рыбак в дуврской гавани – но ошибка обнаружилась, Лоншана временно вернули на место заключения, но через неделю освободили с приказом покинуть Англию, тот поспешил обратиться в Рим за заступничеством. Такое вот положение застала Элеонора[84]. Но беда не приходит одна: как снег на голову, на Рождество 1191 г. пришло известие: король Филипп – во Франции; чуток времени – и вот 20 января 1192 г. он уже с войсками у Жизора, требуя сдачи крепости.
Беренгария – супруга Ричарда Львиное Сердце. Старинная гравюра
Однако за этот чуток Аквитанская Львица приказала укрепить все приграничные замки и разослала к комендантам и сенешалям необходимые распоряжения. И тут – новый удар: принц Иоанн собирает флот и вербует наемников; сообщают, что он хочет присоединиться к Филиппу и за счет сдачи Жизора получить от него в лен герцогство Нормандское. Действительно, вероломный принц заключает с «другом семьи» тайный договор, согласно которому уступает часть Нормандии за союз против Ричарда. Конкретно там было сказано еще и следующее: «Я не могу заключить мир с английским королем без разрешения короля Франции».
Ричард Девизский пишет (пер. с англ. – Е. С.): «Лето Господне 1192… Королева Элеонора переплыла из Нормандии в Англию в третий день ид февраля (11 февраля. – Е. С.)». Выступая полностью как суверен, она последовательно собирает ассамблеи баронов в нескольких важнейших городах, возобновляя присягу Ричарду, опровергая слухи и заставляя перекрывать Иоанну все возможные пути к снабжению его подразделений. Предоставляем слово современнику, все тому же Ричарду Девизскому (пер. с англ. – Е. С.):
«Граф Иоанн, направляя посланника в Саутгемптон, приказал подготовить себе судно с намерением, как он полагал, отправиться к королю Франции; но королева, его мать, опасаясь, что легкомысленный юноша по подстрекательству французов вступит в некий заговор против своего господина и брата, обеспокоенно перебирала в своем мозгу любое искусное средство, чтобы воспрепятствовать намерениям своего сына. Без сомнения, несчастная судьба ее предыдущих сыновей вставала перед ее мысленным взором, и безвременная смерть, к которой привели их ошибки, волновала и терзала ее материнское сердце. Она хотела положить конец насилию, чтобы, несмотря ни на что происходящее, меж ее последними детьми царило бы доверие и она могла бы умереть более счастливой матерью, нежели была судьба их отца пред ними. Соответственно, собрав великих людей королевства – во-первых, в Виндзоре, во-вторых – в Оксфорде, в-третьих – в Лондоне, в-четвертых – в Винчестере – она убедила его (Иоанна. – Е. С.), после долгих споров, своими собственными слезами и мольбами знати, не пересекать море в назначенное [им для себя] время. Граф, однако, оттого, что его предполагаемое путешествие сорвалось, делал все, что мог: тайно призвав к себе королевских констеблей Виндзора и Уоллингфорда, взял себе под начало их замки, и после того, как принял их, отправил их стражников [в распоряжение] своих поклявшихся [ему в верности] вассалов».
Итак, меры оказались хотя бы отчасти эффективными, Иоанн отложил задуманное, решив разыграть новую партию – развестись с женой и жениться… все на той же злосчастной Алисе Французской, чтобы, таким образом, породниться с Филиппом.
Этот Иоанн… Коварный, двуличный… Между ним и матерью никогда не было полного доверия и взаимопонимания, и, будем справедливы – оба они не были в этом виноваты. Королева попала в заключение, когда Иоанну было всего порядка 7–8 лет, да и то – даже все то время Иоанн был очевидцем разлада отца и матери. Можно сказать, королева и ее младший сын друг друга не знали. Это, конечно, не извинение того, что принц вырос мерзким предателем, изменив отцу, а потом неоднократно предав и брата. Сложно сказать, имела ли тут место просто зависть к Ричарду, как об этом часто любят писать и говорить. Завидовать можно было бы много чему – и любви матери к старшему брату, и королевской власти, и тому, что Ричард был богатырь ростом, как считают, 1 м 90 см (отмечают, что Генрих-младший и Ричард были мужи гераклического склада, в чем природа отказала Джеффри и Иоанну – исследование в конце XVIII в. сохранившихся в соборе Вустера останков последнего показало, что его рост был 1 м 68 см), тому, что он был славен, непобедим, и т. д. и т. п. Одна беда – Ричард был героем уходящего времени. Вот Филипп – да, это был человек нового времени; скользкий практик, для которого и честь, и клятвы – всего лишь пустые слова, которыми до поры до времени можно дурачить доверчивых старорежимных дурней вроде Львиного Сердца… И Иоанн характером и образом действий походил именно на него. Копия получилась не слишком удачная и не особо везучая, но оба они друг друга стоили, оттого и быстро спелись, когда пришла пора «дружить против» Ричарда. А когда того не стало, Филипп Иоанна, как говорится, раскатал, как Бог черепаху.
Конечно, порой могут сказать, что Иоанн-то был не так уж плох, это, мол, «легенда о Ричарде» превратила его в такого мелочного мерзавца… Увы, сенсации не будет – так оно и было на самом деле, в чем читатель еще убедится. Бездарный политик и воин, прозванный «Мягким мечом», убийца племянника; в конце правления против него восстанет вся страна, и умрет он самым жалким образом, не оплакиваемый никем. Но не будем пока забегать в будущее, просто было необходимо дать его краткую характеристику перед тем, как продолжать рассказ. Французские историки Э. Лависс и А. Рамбо дали ему сжатую и просто убийственную характеристику: «У него не было ни творческой энергии Генриха II, ни блестящих качеств Ричарда; он походил на них только пороками. Лишенный нравственных и религиозных принципов, он был коварен и жесток; это был негодный человек, сделавшийся дурным королем». Тем не менее, когда Иоанн остался у Элеоноры единственным, она столь же самоотверженно помогала ему, как до того Генриху II и любимому сыну Ричарду – не только дипломатией, но и участвуя в военных действиях – это под 80‐то лет!
Пока же Элеонора отчаянно призывала Ричарда возвратиться, а
