на месте бывшей Климовки, валялись бревна да чернели ямы, присыпанные снегом.
Не вылезая из саней, Трофим тыкал рукой куда-то в сырую, трудно различимую полутьму:
— Там вон, Алексеич, пасека была. А там черемуха цвела, белая. А мне только-только семнадцать стукнуло…
Парень слушал, с большим сочувствием кивал.
Они долго скрипели полозьями в снежной ночи, объехали почти весь совхоз и вернулись на центральную усадьбу, сделав изрядный крюк.
— Женька где? — неожиданно спросил Трофим.
— Учится, — с сомнением проговорил Павлуня.
Но когда проезжали мимо хоккейной коробки, услыхали знакомый петушиный крик: Женька гонял шайбу.
— Не зови, пусть, — остановил Трофим Павлуню и полюбовался распаренным хоккеистом.
Когда Павлуня подвез его к дому, Трофим попросил:
— Ты за Женькой гляди, пожалуйста.
— Ага, — ответил Павлуня недоумевая.
Седок вылез, скинул с плеч шубу:
— Тепленькая. Спасибо Марье Ивановне. — Он пожал Павлуне руку и сказал совсем непонятное: — Прощай, Алексеич. Живи. И сбереги мою лошадку.
Усталый и растревоженный Пашка вернулся домой. К его удивлению, мать, любившая ложиться рано, еще не спала. И сидела она не за чаем, а над толстой книгой, что лежала перед нею на столе. Увидев книгу, сын удивился еще больше: Марья Ивановна давно ничего не читала.
Он кашлянул. Мать захлопнула книгу, унесла ее в свою комнату.
— Чай пей. Горячий, — сказала она, не показываясь.
Павлуня лег, но заснуть сразу не мог. Он лежал, слушал, как за тонкой стенкой вздыхает и бормочет мать.
ОДИНОКАЯ
С утра круто завернула метелица. Загуляли белые вихри над полями и озерами, над Гнилым ручьем и Чертовым оврагом, над огородом Марьи Ивановны.
И сразу ожили на столе Аверина оба телефона — городской и местный. Замигали в диспетчерской зеленые огоньки на пульте, раздался писк рации: всем позарез стали нужны мощные гусеничные трактора — подвезти корма на ферму, вытащить застрявший автобус, очистить дорогу. Одна за другой уходили в метель тяжелые машины. Маломощные колесники стояли под навесом в ожидании прояснения.
Парни из Мишиного звена возились в мастерской. Здесь было тихо. Ярко горели лампы. Пахло машинным маслом. Хорошо работалось ребятам, даже неугомонный Женька притих и деловито погромыхивал «железяками», промывая их в бензине. Пришел помочь в ремонте и Боря Байбара. Руки у комсорга ловкие, и, глядя на них, Павлуня вспомнил Мишу и взгрустнул.
Раскрылась тяжелая железная калитка в воротах. Подгоняемый ветром, влетел Иван Петров и закричал:
— Эй! Сам прибыл! Зовет!
В красном уголке собрались механизаторы. Они, как обычно, расселись сзади, предоставив передние места вместе со столом начальству.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал Василий Сергеевич, положив перед собой на стол шапку с перчатками в ней и наскоро причесываясь пятерней. — Мы пришли просить вас о помощи.
Механизаторы насторожились: просить товарищ Аверин не умел, и уж если решился на это, то дело, видно, приспело серьезное.
Василий Сергеевич посмотрел на незнакомца в очках, который явился вместе с ним. Тот поднялся и сказал взволнованным голосом:
— Товарищи механики! Я представитель монтажного треста и обращаюсь к вам за помощью. На станцию прибыл срочный груз. Его необходимо немедленно доставить на строительство вашего комплекса.
В углу поднялась рука. Встал Иван Петров и осведомился:
— Какого примерно рода прибывший на данную станцию груз?
— Очень ценное оборудование, — ответил представитель треста. — Куплено за рубежом, оплачено валютой.
Услыхав слово «валюта», Иван Петров значительно поджал губы и посмотрел на представителя монтажников с уважением.
Василий Сергеевич обратился к Павлуне:
— Дорогу-то в поле начисто перемело. Вот если бы через твой проулочек? А?
Все посмотрели на Павлуню. Посмотрели по-разному: Василий Сергеевич — с надеждой, Иван Петров — с насмешкой, Боря Байбара — с тревогой, а представитель монтажников — с уважением.
У парня голова пошла кру́гом от такого дружного внимания. Однако помаленьку он пришел в себя и доверительно сказал незнакомцу:
— Если по самому краю… Знаете, где кусты?
— Не знаю, — улыбнулся представитель. — Выручайте, товарищ, — горим!
Павлуня помялся и спросил:
— А в наши тележки-то влезет?
— Влезет! Я проверял! — сказал Василий Сергеевич.
И тут пошел разговор, в котором больше участвовал Павлуня, чем Иван. Это его злило. И когда, обговорив детали, механизаторы начали подниматься с мест, надевая шапки, когда незнакомец бережно, словно невесту, повел под локоток проклятого Павлуню, Иван негромко бросил ему в спину:
— А мама пустит?
И с радостью заметил, как Павлуня споткнулся на ровном месте.
Василий Сергеевич, насупив брови, оглянулся.
— А тебе, Петров, я бы не советовал ехать!
— Почему это?
— Да рейс-то невыгодный, стоит ли рисковать? — вставил Боря Байбара.
— Молод ты еще учить-то! — помрачнел Иван и побежал, затопал.
Василий Сергеевич подошел к Павлуне.
— Ничего, — улыбнулся ему парень, но улыбка эта вышла очень неубедительная, бледная.
И Аверин тихо сказал:
— Другой дороги нету у нас, Алексеич. Выручай.
Метель пошла на убыль. Но чем больше прояснялось, тем страшнее казались белые бугры вокруг. Шоссе расчистили, и по нему до самой станции механизаторы доехали без хлопот.
Загрузились быстро. Тележки заметно осели под тяжестью ящиков и каких-то угловатых деталей, красиво обтянутых пленкой. Обратно трактора поволокли тележки с натугой, загудели громче, в кабинах стало жарко.
Чем ближе подъезжали они к дому Марьи Ивановны, тем чаще взглядывал Женька на товарища. Но не говорил ни слова — боялся, что Павлуня, спокойный сейчас, вдруг разволнуется, станет бестолково двигать локтями, и тогда все рухнет.
Позади, не отставая ни на колесо, нажимал Иван Петров. Он торопился поскорей увидеть Павлунин позор и гадал, с какой дубиной встанет на пути тракторов Марья Ивановна.
Ему здорово мешал представитель монтажников, которого он из уважения пустил в свою грязную кабину. Представитель всю дорогу вертелся, с тревогой выспрашивал про Павлуню и его механизаторские достоинства.
— Увидите, — бормотал Иван, значительно посматривая вдаль. — Сейчас увидите.
Когда свернули в проулок Марьи Ивановны, Павлунин трактор остановился. Незнакомец вытянул шею:
— Что там? Как вы думаете — он проедет?
Иван Петров, замирая, ответил:
— А уж это как бог даст!
Он глядел, высовываясь, как Павлуня неуверенно подошел к двум жердинам, загораживающим путь отряду. За ними был огород Марьи Ивановны, угол которого нахально выехал на самую середину старой, заброшенной дороги. Тут давно никто не ездил. Марья Ивановна поэтому считала проулок своим собственным и грозилась совсем перекрыть его каменной глыбой из карьера. Дело застопорилось только потому, что шоферы дорого просили за доставку такого негабаритного груза.
Павлуня с Женькой отнесли жердины на полметра в сторону, освободив узкий проход — только-только проехать трактору.
— Что там? — спрашивал незнакомец Ивана.
Но тот отмахивался, жадно высовываясь из дверцы. В волнении он не замечал, что все
