Спустя минуту появился Джулиан. Когда он остановился возле лестницы, чтобы подобрать брошенную трость, появилась его карета с герцогской эмблемой на дверце.
– Чем-нибудь помочь? – поспешил к ним швейцар.
– Нет, – ответила Эмма, не сводя глаз с предмета в руке Джулиана.
Когда он поднял трость, она увидела, что это скрытое оружие вроде того, каким вооружался лорд Чад, когда отправлялся в трущобы по благотворительным делам Дельфины.
Взглянув на Джулиана, Эмма покачала головой:
– Не представляю, чего он хотел. Это не похоже на попытку ограбления.
Блондинка шагнула вперед.
– Оберн, я…
– Подожди минуточку, будь так добра, – сказал он.
Миссис Мейхью прелестно зарделась. Даже очаровательнее, чем леди Эдон. Эмма чувствовала, что у нее тоже загорелись щеки. С чего она взяла, что Джулиан собирается возобновить их старый роман? У него широкий выбор, каждая следующая поклонница краше предыдущей.
Миссис Мейхью вернулась в дом. Джулиан выразительно посмотрел на швейцара, и тот, понимающе хмыкнув, удалился вслед за ней. Когда дверь закрылась, Джулиан приподнял трость.
– Это странно.
– Да, очень странно, – согласилась Эмма. – Честно говоря, я предпочитаю сельскую жизнь.
– Я о другом! С такими тростями не болтаются по Гановер-сквер, бросаясь на встречных. Ты его разглядела?
– Да, немного.
– Узнаешь?
– А где я его встречу? – усмехнулась Эмма. – Я мало знакома с преступным миром. Но… знаешь, я действительно думаю, что это странно. Он, возможно, индиец. Цвет его лица… – Она запнулась, когда Джулиан повел бровью. – В этом нет ничего особенного. Может быть, он моряк или работает в доках…
– Возможно, и ничего. Но это навело меня на мысль. Ты знаешь, что на твоих картинах написаны военные инструкции?
Удивляться было бы глупо. Ведь строки взяты из писем, которые она забрала у того солдата.
– Правда?
– Я не уверен, – сказал Джулиан. – Но они вызывают у меня дурное предчувствие.
Тревожная мысль пронзила Эмму. Да, она убила того солдата. Он был мертв, когда она покидала палатку. А что, если нет? Что, если он видел картины? И, узнав цитаты из писем, понял, где ее искать, и послал друга отомстить?
Но даже если он и выжил, как бы он увидел ее картины? Его речь свидетельствовала о низком положении, вряд ли у него есть доступ в высший круг, таких людей на балы не приглашают.
– Я думаю, ничего серьезного нет, – сказала она.
– Хотел бы я в это верить. У тебя есть еще картины? И откуда ты списала эти строчки?
– Я… у меня действительно есть кое-что, но я не думаю…
– Эй!
Оба так быстро повернулись, что Эмма оступилась. Джулиан схватил ее, помогая удержаться на ногах, отчего лорд Чад заметно помрачнел. За ним по ступеням поднимался лорд Палмерстон, рассеянно улыбаясь Джулиану.
– Эй, Оберн, руки прочь от моей кузины!
– Все в порядке, – быстро сказала Эмма. Джулиан отступил.
– Я лишь сообщил мисс Мартин о своем намерении нанести ей завтра визит, Чад. Можешь сообщить о моих планах своим лакеям.
Эмма не поняла подтекста фразы Джулиана, но лорд Чад вспыхнул.
– Ну… правду сказать, Оберн, я не знаю. Твое состояние в последнее время…
– Я приму его светлость, – перебила Эмма. Джулиан прав, надо все выяснить. Она не ждала, что он проводит ее к Дельфине. Без сомнения, Джулиан отправится искать свою белокурую приятельницу.
* * *
Стук когтей по половицам объявил о появлении Поппета. Прошмыгнув мимо Эммы, песик обнюхивал брошенную шаль. Следом в дверях появилась Дельфина.
– Герцог внизу, – сказала она. В одной руке она держала коробку, в другой – букет роз.
Не обращая внимания на хмурый вид кузины, Эмма посмотрела на часы:
– Еще и четырех нет. Я ждала его позже. Надеюсь, это не от него?
– Нет, от одного из поклонников твоего творчества. Локвуд передал. Если ты не согласишься нарисовать портрет, то все лондонские сады останутся без цветов. Куда все это положить?
– Пока на диван. И пригласи сюда герцога.
– У меня было большое искушение сказать, что тебя нет дома.
Эмма отложила кисть.
– Но ты весьма справедливо рассудила, что это не твое дело.
– Эмма, этот человек…
– Я знаю, каков он.
Во всяком случае, знала когда-то. Эмма все больше задумывалась над тем, что время могло изменить Джулиана не меньше, чем ее. Убрав кисть, она развязала фартук.
– Разве ты можешь принять его в таком виде?! – наморщила носик Дельфина. – Ты выглядишь неряхой! Прическа того и гляди развалится, на носу краска…
Эмма рассмеялась: Дельфина тронула собственные локоны, словно опасалась, что неряшливость заразна и передалась ей.
– Тем не менее, он уже поднимается.
– Сюда?! В твою студию!
– Да. Он знает, что мисс Ашдаун – это я. Он хочет посмотреть мои ранние работы.
– Которые ты не показала мне? Эмма! – задохнулась кузина.
– Тебе я тоже покажу, если хочешь. Но позже. Мне нужно поговорить с ним наедине.
– Нет, – выпрямилась Дельфина. – Это неприлично. Запираться с ним здесь…
– Дельфина, не глупи. Я старая дева и так надежно расположилась на полке ненужных товаров, что горничным впору уже с меня пыль сметать.
– Но как хозяйка дома и твоя…
– Я предлагала переселиться в дом моих родителей, если мое присутствие тебя стесняет, – спокойно сказала Эмма.
Дельфина поджала губы.
– Гм. Ты слишком деловая, Эмма.
– Думаю, это передалось, мне от матери.
Кузина демонстративно захлопнула за собой дверь. Эмма отбросила фартук. Все утро она боролась с нервной дрожью. Джулиан будет здесь… но у него деловой интерес, ничего личного. Только язык урду. Однако холст на мольберте выдавал ее рассеянность и нервное возбуждение. Резкие мазки жженой умбры и ультрамарина, казалось, были сделаны ребенком, причем не кистью, а детским совочком.
Эмма все еще рассматривала свою жалкую мазню, когда Джулиан появился в дверях.
– Входи, – сказала она, не поднимая глаз от холста. – Картины сложены у шкафа.
Джулиан подошел к ней:
– А это что?
– Новая картина. Если получится. – Эмма не могла заставить себя посмотреть на Джулиана. Он здесь, рассматривает ее работу… Было в этом что-то приятное, и это ее тревожило. – Пока наложен только первый слой.
– Интересно. Совсем не похоже на живопись.
– Да. Но даже если это было бы сделано лучше, все равно не походило бы на конечный результат. Это основа для света и тени. Без этого картине будет недоставать яркости и глубины. У нее не будет… многомерности.
– Тогда это важно.
– Да. И трудно. Возможно, это самая трудная часть работы.
Джулиан стоял очень близко, Эмма слышала его дыхание. Чтобы отвлечься, она стала обдумывать, не стоит ли ей поэкспериментировать и наложить краски густым слоем, как делают парижские художники. Критики называли это грубым стилем, но Эмма подозревала, что он лучше передаст то настроение, которое она хотела выразить.
