Эмма ждала. Джулиан тоже немного подождал, потом, пожав плечами, взял перо и наклонился над счетами. Перо резко черкало по бумаге, приближаясь к концу страницы.
– У тебя больше лиц, чем граней у игральной кости, – произнесла Эмма.
Джулиан поднял брови, но не взглянул на нее.
– И какое же из них твое любимое?
– Пожалуй, то, что сейчас. Оно самое отчужденное.
– Ты приехала полюбоваться им?
– Я сказала тебе, почему приехала. Я…
Он вдруг встал и, бросив перо, обошел стол. Эмма сделала попытку подняться, но Джулиан взялся за подлокотники ее кресла, и она оказалась в ловушке. Наклонившись, он сказал:
– Ты должна решить, Эмма. У Ардсмоуров ты попросила, чтобы я оставил тебя в покое. Теперь ты, похоже, приехала искать моего внимания. Хотя могла выбрать лучший способ получить его. Подумай об Индии, возможно, ты вспомнишь кое-что, чему я тебя научил. Хотя… – он окинул ее взглядом, – одета ты неподходяще. Слишком много одежды.
У нее задрожали губы.
– Ты груб.
– Я занят. – Джулиан взглянул ей в глаза. – А ты суешь нос в дела, которые тебя не касаются. – Он выпрямился и отошел.
– Приятно слышать! Тогда я пойду.
– Пожалуйста. – Он прислонился к столу. – Уходи или объясни, зачем ты здесь.
Но Эмма и сама вдруг перестала понимать, почему она приехала. Новость, что он расстался с баронессой, сначала показалась ей очень тревожной. Она сочла ее доказательством того, что Джулиан намерен преследовать ее. Иначе почему бы этот внезапный разрыв? «Ты не должен менять свою жизнь из-за меня. Все напрасно, я лишь призрак». По дороге сюда ни о чем другом Эмма думать не могла. Но теперь, под его холодным взглядом, она чувствовала себя безмозглой дурочкой. И к тому же напыщенной. Джулиан же, похоже, в полном порядке. Бесстрастный, как глыба льда в Норвегии. Нет никакой опасности, что растает.
Она сделала; движение, чтобы подняться.
– Вот, что я тебе скажу, – внезапно заговорил Джулиан. – Мы с леди Эдон больше не помолвлены. Я восхищаюсь твоим благородным порывом. Если бы я действительно расстался с ней из-за тебя, мне было бы полезно узнать, что тебя это по-прежнему не интересует.
Немного поколебавшись, Эмма снова села. Она не могла поверить, что Джулиан: говорит это искренне.
– Я действительно думаю, что это неблагоразумно. Тебе следует помириться с ней.
– Какой странный разговор мы ведем, – негромко сказал он. – Очень странный.
Жаль, что ее лицо не осталось каменным, когда она посмотрела на него.
– Я просто хотела предупредить тебя. Предостеречь. Как… друг, если хочешь. Не торопись, не совершай опрометчивых поступков. Вот и все.
– Друг. – Джулиан улыбнулся, – Прелестно. Мы теперь друзья?
– Я… думаю, мы были друзьями в прошлом.
– Ах, в прошлом, – сказал он, – Много воды утекло и все такое.
Это была ловушка, и Эмма не только в нее угодила, она сама ее и создала.
– Мне не следовало приезжать.
– Но теперь, когда ты здесь, незачем убегать так быстро. В конце концов, мы же друзья. Замечательно! – Отодвинув бухгалтерскую книгу, Джулиан сел на стол. – Так расскажи мне, – он окинул взглядом ее лицо, – что мой друг делал сегодня? Не считая беседы с леди Эдон.
Он изменился, подумала Эмма, время проложило у глаз морщинки, и вряд ли они появились от смеха. И эта пресыщенность, насмешливость… в Индии их не было. Или просто она не замечала?
– Я распаковывала картины и обдумывала следующую.
– Опять реки крови и клочья мяса?
– Нет. Я сказала тебе, что покончила с прошлым. Я ищу новое свежее начало.
– Значит, увитые цветами коттеджи и тому подобное?
Эти небрежные уколы вызывали у Эммы головокружение. Она не могла понять, почему они так ее ранят, не успевала она обдумать один, как уже страдала от следующего.
– Что-то вроде этого. Если смогу справиться. Мне пока это не очень удается.
– Возможно, недостает интересной темы. В конце концов, все это не слишком увлекает. Или… – Джулиан сделал паузу, – тебе не хватает воображения.
– Ты сердишься на меня, – прищурилась она. Он пожал плечами.
– Очень сердишься. – Эмма поднялась. – Я могу тебя понять. Я уже сказала: не надо было мне приезжать.
– Да, не надо. Но я тронут твоим беспокойством.
– Не о тебе, о твоей связи с баронессой…
– Значит, твоим беспокойством о Кэролайн. Очень мило с твоей стороны.
Кэролайн. Он произнес это имя так привычно. Эмма сжала кулаки.
– Ты…
– Если это тебя утешит, могу добавить, что мои отношения с баронессой ухудшались уже давно. Задолго до того, как ты перестала прятаться.
Опять это слово!
– Я не пряталась!
– Она хотела большего, чем я желал дать. В конце концов, мне это наскучило, ее привязанность стала меня тяготить.
– Какая черствость!
Джулиан снова пожал плечами:
– Таков мой характер. Я предпочитаю, чтобы все было просто и ясно.
Эмма не смогла удержаться от смеха:
– Просто? Ну конечно! Ты самый простой человек на свете, Джулиан. Я не знаю, к чему ты стремишься, но желаю тебе удачи. Я уезжаю.
– Счастливого пути, – сказал он, махнув рукой в сторону двери.
Сделав два шага, Эмма обернулась. Джулиан по-прежнему опирался о стол. Она не могла понять выражение его лица.
– О тебе весь город говорит.
– Это часто бывает.
– Разговоры нелестные.
– И это не ново.
– Тебя это не волнует, Джулиан?
– А почему я должен волноваться? – Он посмотрел в бухгалтерскую книгу. Перевернул страницу. – Когда-то меня это беспокоило. Теперь – нет.
– Но тогда это было неправдой. – Джулиан промолчал.
– Ты сам вынудил меня спросить, – резко сказала Эмма. – Сейчас это правда?
– Что именно?
– То, что о тебе говорят люди!
– Я не знаю, Эмма, – безразличным тоном ответил он. – А что говорят? Я за сплетнями о себе не слежу.
– Их так много?
– Похоже, оказалось достаточно, чтобы привести тебя к моему порогу.
– Она намекала на твое непостоянство. Говорила, что ты повеса!
Его губы дрогнули в улыбке.
– Самую малость, Эмма.
Ее дыхание вдруг зачастило.
– Она сказала, что ты неспособен на верность.
– И это тебя задевает?
– Нет, – мгновенно ответила Эмма: – Я не считаю тебя воплощением добродетели.
– Возможно, именно поэтому искусство подводит тебя. Добавь в картины немного лицемерного мелодраматизма, и сцены просто оживут.
– Я не из таких!
– Да, когда-то не была.
– Как и ты когда-то не был распутником!
Джулиан подошел к ней и, взяв за подбородок, поднял ее лицо к свету.
– Ты очень молода, – вздохнул он. – Порой я об этом забываю.
Эмма резко отвернулась:
– Снисходительность с высоты преклонного возраста? Тебе все тридцать, не так ли? Знаешь, возможно, мне нужно нарисовать тебя! Думаю, я смогу вложить в портрет достаточно пыла.
