Уход Уилла вперед коренным образом сказался на настроении нашей упряжки: собаки лезли из кожи вон, пытаясь соединиться с любимым воспитателем. Реализации их планов несколько мешала упряжка Кейзо, собаки которого, равнодушные к окружающему пейзажу, сохраняли постоянную, что называется экономическую, скорость хода. Предприняли попытку обойти их, но не тут-то было. Когда две мои лидирующие собаки, Рей и Томми, уткнулись мордами в идущие впереди нарты, то каждый из них поступил с учетом только собственных интересов, не проявив никакой дальновидности. Рей, свернув влево, стал обходить нарты с правой стороны, а Томми предпринял зеркальный вариант. В результате все перепуталось и мы остановились. Распутав собак и не доверяя им более, я повел их в обход Кейзо сам. На этот раз обгон был совершен успешно, и мы вышли вперед и даже немного оторвались. Приятно было смотреть, как оба официальных лидера экспедиции, Этьенн и Стигер, шли впереди на подобающих лидерам местах, но, увы, это было в первый и последний раз за весь переход. Даже ветер отступил перед ними и окончательно стих. Остаток дня вплоть до остановки шли при прекрасной погоде, совершенно ясном небе, безветрии и морозце около минус 27 градусов. Изменение погоды произошло так радикально и быстро, что я начал всерьез подумывать, что все это связано с моим завтрашним днем рождения и что я, наверное, не на таком уж плохом счету у Антарктиды, несмотря на то что был здесь уже четыре раза!
Правда, некоторые продолжали утверждать, что это связано с полнолунием. Остановились в 18 часов и вновь на небольшом склоне. Быстро поставили палатку, и я пошел кормить собак. Видно было, что сегодня они устали — сразу же после остановки завалились в снег. Я раздал им по полтора куска корма, помассировал лапы и грудь и уложил спать. Состояние раны у Джуниора было уже заметно лучше, хотя, конечно, еще не могло быть и речи о привлечении его к служебным обязанностям. Полная луна на темном небе казалась ярче и огромнее, погода явно предлагала перемирие по случаю предстоящего праздника. Появились даже звезды. Холодало. В палатке, когда я туда заполз, царили мир, покой и уют. Примус работал на полную мощность, и просохшие стены и потолок казались матово-желтыми в свете ровно горящей свечи. Уилл ждал меня с ужином, который, как всегда, был вкусен и как нельзя более кстати. Сегодня прошли 24 мили. Лагерь в координатах: 71,3° ю. ш, 64,6° з. д.
16 сентября, суббота, день моего рождения.
День начался с того, что я получил не менее десяти поздравительных телеграмм из дома, от друзей с антарктических станций, от родственников и знакомых. Это было лучше всяких подарков. Наташина телеграмма была такой теплой и нежной, что я почувствовал в себе необычайный прилив сил и энергии и готовность идти и пройти этот нелегкий маршрут, хотя бы уже и для того, чтобы встретиться с ней и не обмануть ее надежд после стольких долгих и трудных дней ожидания. Станислав со свойственным молодым людям его возраста лаконизмом пожелал мне удачи и здоровья, что и было в действительности самым необходимым. Саша Шереметьев, начальник станции Восток и мой хороший друг, разразился стихами, в которых кроме поздравлений содержался страстный призыв к нам поторопиться к нему в гости (наш маршрут проходил через станцию Восток), было и много других поздравлений, в том числе от учеников и учителей школы, где учился Стас (я выступал перед ребятами с рассказом о гренландской экспедиции и пообещал, что расскажу и об этой по возвращении). К сожалению, я не мог сразу ответить на все эти теплые приветствия, так как связь с Беллинсгаузеном была односторонней, но был готов к ответу при первой возможности.
Сегодня с утра погода оправдывала ожидания. Правда, поддувал ветерок, но несильный и почти попутный, с северо-востока, мела легкая поземка, но небо было чистым и голубым. Начинающая терять свои правильные округлые формы луна медленно таяла в вышине, уступая позиции восходящему солнцу.
По случаю дня рождения Уилл предложил возглавить движение, и я, конечно, охотно согласился, тем более что дело это для меня было привычным, да и к тому же прокатиться на лыжах по хорошей поверхности и при попутном ветре — одно удовольствие. Подошедший Этьенн очень тепло поздравил меня с днем рождения и даже совершенно неожиданно поцеловал. Почти сразу же за этим он сообщил, что прогноз погоды, который сообщил вчера по радио Крике, предвещал большой шторм в нашем районе к полудню, ну а пока — вперед и только вперед. Ветер действительно усиливался, и я это сразу почувствовал, как только стал на лыжи спиной к нему. Несколько мощных толчков двумя палками, и вот уже, подхваченный им, я мчался с большой скоростью в направлении, которое указывал мне висящий на груди компас. Я периодически поглядывал на стрелку для самоконтроля, поскольку ориентировался главным образом по еще достаточно отчетливо различаемой на снегу собственной тени. Видимость продолжала ухудшаться. Мне все чаще и чаще приходилось останавливаться, чтобы подождать преследующую меня упряжку Уилла. Я стоял и ждал, отвернувшись от ветра, пока из снежной мглы не появлялся Уилл, останавливал собак метрах в двадцати от меня и мы ждали остальных. Когда Уилл замечал их, он делал мне взмах рукой, показывая, что я могу продолжать. Так мы двигались примерно до полудня, то есть до начала предсказанного прогнозом шторма. Ветер действительно усилился, и с северной части горизонта небо стало темнеть, приобретая угрожающий свинцово-черный цвет. Внезапно я почувствовал, что катиться на лыжах стало необыкновенно легко. Приписав это возросшей скорости ветра, я продолжал интенсивно работать палками еще некоторое время, пока наконец не осознал, что лечу на огромной скорости по какому-то достаточно крутому спуску в никуда. Если бы в это время впереди открылась какая-либо трещина или встала бы какая-либо пусть невзрачная стенка, исход спуска был бы ясен и я закончил бы свой жизненный путь точно в тот же день, когда начал его тридцать девять лет назад. Но даже не это — само по себе заслуживающее внимания — соображение тревожило меня, когда я тщетно пытался затормозить. Я думал о идущих следом собаках и нартах с Уиллом, моим добрым близоруким другом, который, не раздумывая, следовал за мною, всецело мне доверяя. Я был уверен, что и Уилл просмотрит этот коварный спуск, а дальше, дальше нетрудно себе представить опрокидывающиеся нарты, перепутанные постромки и, может быть — если повезет, — не переломанные конечности. Полет тем временем продолжался. Я резко развернул лыжи (горнолыжник я абсолютно никудышный) и, перевернувшись несколько раз, распластался по склону. Поднявшись на ноги и убедившись, что все в порядке, я тут же начал нелегкий подъем в гору против ветра, стараясь не терять из виду своего следа, местами уже занесенного снегом.
