Вот поднялся Феримонд, всем своим видом показывая, сколько разных нужных и важных дел ему пришлось совершить для данного разбирательства. Он задавал вопросы доктору наук Элеоноре Монкриф, пухлой женщине в синем костюме, подчеркивающем ее достоинства и подходящем к цвету глаз, уточнив ее статус эксперта и позволив выйти на родную ей тему проведения процедуры полной правды.
— Наномеханизмы вносят изменения в связи между частями мозга, относящимися к памяти и воле, — начала доктор Монкриф удивительным контральто. — Механизмы помещаются в физиологический раствор, производят изменения в соответствующих нервных тканях и затем распадаются на микроэлементы, которые выходят из системы. От инъекции до выхода процедура занимает около 48 часов.
— И ка-ак, — Феримонд чуть заметно зевнул, — отражается результат действия этой процедуры на поведении субъекта?
— Основных результатов два. Во-первых, субъект может вспомнить абсолютно всё, случившееся с ним после процедуры. Во-вторых, он теряет способность говорить заведомую ложь.
— Сколько же длятся эти изменения в поведении индивидуума?
— Они постоянны, если не провести обратную процедуру или не произойдет разрушение коры головного мозга из-за возраста либо вследствие болезни.
— В случае Дитера Альторена, — сказал Феримонд, вроде бы слегка заинтересовавшись происходящим, — когда была проведена процедура?
— В прошлом году, 23 июня, — ответила доктор Монкриф.
— Вы лично ее проделали?
— Ну, обычную инъекцию сделал медбрат. Но если не считать этого, то да, лично.
— Известно ли вам о случаях отторжения инъекции наноботов?
— Нет, не известно.
— Итак, доктор, верно ли, что все, сказанное мистером Альтореном, относящееся к любому событию, произошедшему после 23 июня прошлого года, будет правдивым и достоверным?
— Протестую, ваша честь, — обращаясь к судье, Мэнни тем не менее смотрел на присяжных. Он преувеличенно тяжело поднялся с места и продолжил: — Адвокат истца просит свидетеля высказать свое мнение насчет степени доверия. Правдивость свидетельских показаний определяют присяжные. — Он одобрительно кивнул заседателям и медленно сел на место.
— Протест принят.
У Феримонда вырвался вздох страдания:
— Позвольте перефразировать, доктор. Проводились ли проверки надежности и достоверности прошедших процедуру полной правды последние двадцать лет?
— Десятки исследований.
— И каков процент субъектов с нормальной переносимостью, показавших совершеннейшую правдивость и точность описаний?
— Согласно обзорам в научной литературе, эта цифра составляет 97,5 плюс-минус два процента.
Феримонд был готов самодовольно ухмыльнуться, однако на Мэнни он взглянул, словно желая сказать: «Ну зачем я буду попусту тратить ваше время?». А затем произнес:
— Вопросов больше нет.
Феримонд сел, Мэнни поднялся. И обратился к свидетельнице с самым дружелюбным выражением лица:
— Доктор Монкриф, а откуда берутся эти два с половиной процента неудач?
Она улыбнулась в ответ:
— Ничтожно малая доля нервных связей не реагирует так, как положено по теоретическим расчетам. У большинства сфера действия нейронных связей столь мала, что результаты аналогичны. Но для очень немногих кумулятивный эффект сохраненных связей в итоге выдает неизмененное поведение.
— И подобные субъекты имеют либо недостоверную память, либо способность лгать? — спросил Мэнни.
— Это верно, но я должна подчеркнуть, что подобное происходит в одном случае из сорока.
Мэнни кивнул:
— Понятно. Значит, когда вы сообщаете о воспоминаниях, которые являются достоверными, вы говорите о том, что было воспринято и потому сохранилось в памяти индивидуума, верно? Я имею в виду, если зрение или слух субъекта работают недостаточно хорошо, он может вызвать в памяти образы и звуки, искаженные его органами чувств, это так?
Доктор тоже кивнула:
— Так.
Мэнни словно превратился в любознательного студента:
— А наши воспоминания обусловлены нашим же собственным отношением к фактам, не так ли? Если человек ассоциирует собак со злостью и нападением, он может припомнить, что виденная им собака собиралась напасть, хотя животное оставалось совершенно спокойным, верно?
— Да-а, — медленно ответила Монкриф. — Но в определенных рамках.
— В каких же рамках?
— Ну, если у человека есть время увидеть, что собака делает в действительности, думаю, он не станет фабриковать небывальщины. К примеру, не скажет, что с ее клыков капала кровь, если подобного не было на самом деле.
— Но если вдруг собака сделает дружелюбное движение, субъект может интерпретировать, а следовательно, и рассказать это по-другому, верно?
— Да, думаю, вы правы.
Мэнни кивнул:
— И еще один вопрос. Если у человека искажено восприятие из-за психического заболевания, или употребления наркотических средств, или повреждения мозга, или по иным причинам, может ли процедура полной правды вылечить подобные вещи?
Доктор на секунду нахмурилась, затем ответила:
— Нет, но у нас имеются другие методики, которые мы можем задействовать, чтобы повлиять на подобные искажения.
Адвокат мелко и часто закивал, угодливо соглашаясь:
— Конечно, конечно, безусловно это можно вылечить, но разве вам не надо знать о подобных обстоятельствах заранее, до того как начать процедуру?
— Мы должны об этом знать.
Мэнни благодарно улыбнулся и снова сел на место, сияя на весь зал, будто планировал угостить всех присутствующих обедом с выпивкой.
Дитер Альторен, 28 лет, светловолосый, с очень белой кожей и серьезным выражением лица, тонкий как жердь, был приведен к присяге как следующий и последний свидетель истца. Мягко и нежно Феримонд прошелся с Альтореном по его визиту в офис к Тине Бельтран. Это произошло через две недели после прохождения им процедуры полной правды. Феримонд расспросил, как выглядело помещение, что было надето на женщине, цвет лака на ногтях. Потом они подробнейшим образом разобрали сам разговор, останавливаясь на каждом вздохе и фразеологическом обороте в речи Бельтран, как он спросил ее о дефрагменторах, как она ответила, что собирается написать одну программку, как он предложил заплатить ей за копию и она согласилась.
На всем протяжении опроса свидетеля истца Мэнни спокойно перекладывал на адвокатском столе несколько монеток, словно даже не замечая, что Альторен говорит. Когда Феримонд сказал: «Свидетель ваш», Мэнни встал с еще большим трудом, чем ранее, и нелепо перетасовал свои бумаги, приведя их в еще больший беспорядок. Он сконфуженно взглянул на свидетеля и еще секунд двадцать искал нужную ему страницу. Ох уж этот Мэнни, глупый толстяк!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
